Дин Кунц - Странный Томас [litres]

– Я просто хочу быть уверена…

Я попытался закрыть ей рот рукой. Не получилось.

– Я просто хочу быть уверена, что ты влюблен в меня не столько из-за этого, как по другим причинам.

– Так и есть, – заверил я ее, чувствуя себя злым карликом. – По тысяче причин. Ты знаешь.

– Когда у нас это случится, я хочу, чтобы все было как положено, чисто и прекрасно.

– Я тоже. Так и будет, Сторми. Когда придет время. А времени у нас предостаточно.

Остановившись на красный свет, я протянул ей руку. Мне полегчало, когда она коснулась ее своей, сердце забилось сильнее, когда сжала.

Красный свет сменился зеленым. Теперь я ехал, держа руль только одной рукой.

– Извини, Одди, – какое-то время спустя она нарушила затянувшееся молчание нежным голоском. – Это моя вина.

– Никакой твоей вины нет. Я – идиот.

– Я загнала тебя в угол вопросом о том, почему ты боишься оружия, а когда надавила слишком сильно, ты дал мне сдачи.

Она говорила чистую правду, но от этой правды чувство вины за содеянное ничуть не уменьшилось.

Через шесть месяцев после смерти отца и матери, когда Сторми было семь с половиной лет и она носила фамилию Брозуэн, ее удочерила бездетная, хорошо обеспеченная пара с Беверли-Хиллз. Они жили в большом поместье. Будущее рисовалось в самом радужном свете.

Но как-то ночью, на второй неделе жизни в новой семье, приемный отец зашел в ее комнату и разбудил ее. Вывалил перед ней свое хозяйство и принялся лапать ее, пугая и унижая.

Она все еще переживала смерть родителей, всего боялась, чувствовала себя одинокой и покинутой, многого не понимала, стыдилась того, что происходит, в общем, три месяца терпела приставания этого извращенца. Но наконец рассказала обо всем социальному работнику, женщине, которая периодически навещала ее по поручению агентства, обеспечивающего права приемных детей.

После этого, нетронутая, она прожила в приюте при церкви Святого Бартоломео до завершения учебы в средней школы.

Мы с ней начали встречаться в первом классе средней школы и больше четырех лет были лучшими друзьями.

И несмотря на то, как много мы значили друг для друга, несмотря на то, что собирались достигнуть еще большего в грядущие годы, я смог обидеть ее (« Почему ты боишься секса? »), когда она слишком уж прижала меня моим страхом перед оружием.

Циник как-то сказал, что самая характерная черта человечества – наша способность вести себя с другими не по-человечески.

По отношению к человечеству я – оптимист. Полагаю, Бог – тоже, иначе Он давно бы стер нас с лица этой планеты и начал все заново.

И, однако, я не могу выбросить из головы утверждение этого циника. Вот и сам могу вести себя не по-человечески, пример тому – мой резкий ответ человеку, который дороже мне всех на свете.

Какое-то время мы плыли по асфальтовым рекам, не находя Человека-гриба, но возвращаясь друг к другу.

– Я люблю тебя, Одди, – наконец сказала она.

– Я люблю тебя больше жизни, – ответил я осипшим от волнения голосом.

– У нас все будет хорошо.

– У нас уже все хорошо.

– Мы странные, нервные, но у нас все хорошо, – согласилась она.

– Если кто-то изобретет термометр, который меряет странность, он растает у меня во рту. Но ты… у тебя – нет.

– Значит, ты отрицаешь мою странность, но соглашаешься с тем, что я – нервная.

– Мне понятна твоя проблема. Некоторые виды странности кажутся крутизной, но нервность – никогда.

– Именно так.

– Так что, как джентльмен, я не могу отрицать твою странность.

– Извинения принимаются.

Мы еще какое-то время покружили по улицам, используя автомобиль точно так же, как человек, ищущий воду, использует «волшебную лозу» [41], пока я не свернул на стоянку «Дорожек Зеленой Луны». От торгового центра, где находилось кафе-мороженое, в котором работала Сторми, этот боулинг-центр менее чем в полумиле.

Она знает о повторяющемся тревожном сне, который я вижу раз или два в месяц в течение последних трех лет. Его неотъемлемая часть – убитые работники боулинг-центра: лужи крови от пуль в животе, сломанные конечности, изуродованные лица, не пулями, а чем-то большим и тяжелым.

– Он здесь? – спросила Сторми.

– Не знаю.

– Так этой ночью он станет явью… твой сон?

– Я так не думаю. Не знаю. Возможно.

Рыбные тако плавали в кислотных потоках в моем животе, вызывая изжогу в горле.

Ладони стали влажными. Я вытер их о джинсы.

Очень хотелось поехать к Сторми и взять ее пистолет.

Автомобили заполнили стоянку боулинг-центра на две трети. Я поездил по ней в поисках «Эксплорера» Робертсона, но не смог его найти.

Наконец припарковался и выключил двигатель.

Сторми уже открыла дверцу со стороны пассажирского сиденья, но я ее остановил:

– Подожди.

– Не заставляй меня называть тебя Малдером, – предупредила она.

Глядя на бело-зеленые буквы, складывающиеся в название боулинг-центра, «ДОРОЖКИ ЗЕЛЕНОЙ ЛУНЫ», я надеялся понять, произойдет ли бойня, которую я видел во сне, прямо сейчас или в недалеком будущем. Но неоновые буквы ничего не сказали моему шестому чувству.

Архитектор боулинг-центра отдавал себе отчет в том, каких денег стоит кондиционирование большого здания в пустыне Мохаве. На боковых поверхностях этого квадратного здания с низкими потолками внутри использовался минимум стекла, которое проводило тепло куда лучше бетонной стены. Светло-бежевая штукатурка днем отражала солнечный свет, а с приходом ночи быстро остывала.

В прошлом это здание не казалось зловещим, в нем чувствовались разве что практичность дизайна, прямые линии и простота фасада, свойственные большинству современных зданий, возводимых в пустыне. Теперь же оно напоминало мне бункер, в котором складировались боеприпасы, и я чувствовал, что очень скоро в его стенах может прогреметь мощный взрыв. Склад боеприпасов, крематорий, могила…

– Здесь сотрудники носят черные слаксы и синие рубашки с белыми воротничками, – сказал я Сторми.

– И что?

– В моем сне все жертвы были в желтовато-коричневых слаксах и зеленых рубашках-поло.

Она все еще оставалась на сиденье «Мустанга», но одна нога уже касалась асфальта автостоянки.

– Тогда нам нужно не это место. И сюда ты приехал по другой причине. Раз уж внутри нам ничего не грозит, давай зайдем и посмотрим, что привело тебя в это заведение.

– Во втором боулинг-центре (я имел в виду «Боулинг – всегда праздник», расположенный по другую сторону центрального района, других боулинг-центров в Пико Мундо и его ближайших окрестностях не было) обслуживающий персонал носит серые слаксы и черные рубашки с именами, вышитыми на нагрудном кармане.

– Тогда твой сон связан с неким третьим боулинг-центром, расположенным вне Пико Мундо.