Татьяна Корсакова - Сердце ночи

А Семену Михайловичу было не до зверя, не обращая внимания на звон в разбитой голове, он полз к Алеше, чтобы собственным телом укрыть сына от этих черных стрел. Он полз и краем глаза продолжал видеть хрупкую девичью фигурку, что бесстрашно стояла напротив ярящегося зверя, и серебряные смерчи, что взвивались у ее ног, образуя светящийся, непрошибаемый щит. Когда он дополз и упал на бездыханное тело сына, напротив зверя стояла уже не одна девушка, а три, но думать он мог только об одном. Что с Алешей? Отпустила ли его нежить живым, или сбросила, как сбрасывает гадюка ненужную кожу.

Не было пульса. Не было дыхания, и сердце не билось. Не живой человек – ненужная кожа…

Он кричал до хрипоты. Кричал и баюкал своего мертвого сына. Пока кто-то сильный и жестокий не дернул его за плечи, отрывая от Алеши, отшвыривая в сторону.

– Успокойся! – послышался над ухом голос Архипа. – Позволь ей помочь.

Кому? Семен Михайлович замотал головой, заморгал, прогоняя слезы. Разве хоть кто-нибудь способен в таком помочь?!

Марфа стояла над Алешей на коленях, и распущенные волосы занавешивали не только ее лицо, но и Алешино. Она просто стояла, держала мальчика за голову и ничего не делала. Она не помогала!

Семен Михайлович уже не закричал – не было сил кричать, – засипел в ярости и снова бросился. И снова не пустили, держали крепко, словно рвущегося с цепи пса.

– Все, – прорвался наконец через его ярость и отчаяние голос Архипа. – Все, живой он. Успокойся.

И невидимая цепь враз ослабла, отпуская Семена Михайловича к лежащему на земле сыну. Живому сыну! Это он понял сразу, как только заглянул в карие, точно такие же, как у Валюши, глаза, как только услышал слабый шепот:

– Папа, все хорошо…

Черные перья кружились в небе страшным хороводом, мешались с сорванными с вековых дубов листьями, оставляли в ночном небе кровавые росчерки. Словно чья-то невидимая рука вот прямо сейчас писала этими перьями историю. Страшную историю Эльзиной жизни. Нет, не только Эльзиной! Невидимый писатель знал про всех женщин и девочек, которых задела крылом Черная Погоня, помнил их муки и их крики. Помнил, как они умирали. Эльза теперь тоже помнила. И это… И все остальное…

…Она не заметила, в какой момент потеряла из виду отца. Наверное, в тот самый, когда под ноги ей бросилась галка с перебитым крылом. Сначала бросилась, а потом отскочила в сторону, глянула черным глазом, заклекотала. Галку еще можно было спасти. Ее требовалось лишь поймать, перевязать крыло и отнести в домик на лесной опушке к бабушке Маланье. Бабушка ей поможет, Эльза в этом не сомневалась.

Вот только птица в руки не давалась, пыталась подняться в небо, но камнем падала на землю и бежала вперед, волоча за собой перебитое крыло. Эльза тоже бежала. Сначала ей казалось, что еще чуть-чуть и она галку поймает, а потом оказалось, что она заблудилась. Вокруг не было ни единой живой души. Даже птица куда-то исчезла.

Нет, Эльза не испугалась. Папа говорил, что паника – это последнее дело. Особенно в тайге. У нее есть ружье, вода и кое-какие съестные запасы. Она продержится, пока папа ее не найдет.

Оптимизма хватило до вечера, а потом вместе с первыми лиловыми сумерками Эльзу накрыл страх. Лес больше не казался обычным. Темнота меняла его до неузнаваемости, превращала старые деревья в оживающих монстров, постанывала и порыкивала незнакомыми, совсем не звериными голосами.

Эльза развела костер и всю ночь зорко следила, чтобы он не погас. А ружье из рук так и вовсе не выпускала. Немного подремать ей удалось на рассвете, а потом она тронулась в путь. Оставаться на месте не было никаких сил, отчего-то казалось, что выйти к людям у нее получится и у самой. А для папы в качестве ориентира останется кострище. Он хороший охотник и хороший следопыт, он ее обязательно очень скоро найдет.

Не нашел. Ни на следующий день, ни через день. А потом как-то так вышло, что Эльза сбилась со счета. К страху добавились голод и жажда. Пока получалось перебиваться на кедровых орехах и ягодах. Она умела стрелять и, наверное, сумела бы раздобыть себе на обед какую-нибудь мелкую зверюшку, но терпела, не хотела никого убивать. А еще в этом темном, совсем уж диком лесу ей казалось очень важным сохранить патроны. Просто так, на всякий случай.

Хуже всего было без воды. Утренней росы Эльзе не хватало. Однажды прошел дождь, ей удалось утолить жажду и даже собрать немного воды в дорожную фляжку. Но эти запасы очень скоро кончились, почти одновременно с надеждой. Еще пару суток без воды – и ей конец. Наверное, ей и так конец. Если бы папа мог, он бы уже давно ее нашел. Кто-нибудь да нашел бы. Значит, рассчитывать теперь остается только на себя, искать не только выход, но и воду. А для начала следует найти подходящее дерево.

Дерево обнаружилось быстро. Старый дуб клонился нижними ветвями к земле, и у Эльзы получилось за эти ветви зацепиться, взобраться по ним вверх, как по лестнице. Высоты она не боялась. Теперь в ее жизни появились страхи куда серьезнее.

Внизу колыхалось зеленое море. Куда ни посмотри – везде только эта сизая зелень. И лишь в одном месте что-то блеснуло на полуденном солнце, словно огромный кусок стекла. Нет, не стекла – речки!

К речке Эльза бежала, позабыв про усталость. И так же, с разбегу, рухнула в холодную воду. Плескалась долго, до скрипа натирала белым речным песком искусанную комарами и мошками кожу, пила из сложенных «ковшиком» ладошек упоительно вкусную воду, чувствовала себя почти счастливой. Идти дальше она решила вдоль русла реки. Еще из уроков истории помнила, что населенные пункты всегда строились на берегах. Может, получится выйти к какой-нибудь лесной деревушке. А если даже и не получится, то под рукой у нее теперь всегда будет вода и рыба. Серебристые рыбьи косяки Эльза видела, пока купалась. У нее даже получилось голыми руками поймать одну из рыбешек. Тем вечером она впервые досыта поела, а утром тронулась в путь, вниз по течению.

Не обманули уроки истории! Уже на утро следующего дня Эльза увидела верхушку черной башни, возвышающейся над макушками деревьев. Она ускорила шаг, то и дело всматриваясь вдаль, опасаясь, что башня могла ей просто примерещиться от усталости. Башня не исчезала, наоборот, она становилась ближе с каждым пройденным километром, и в Эльзином сердце росла надежда.

Идти пришлось долго, но когда знаешь, к чему идешь, уже не так страшно. Страшно стало позже, когда Эльза вышла к затянутому ряской пруду. Это место было нежилым. Нет, не так! Это место было неживым! Огромный дом, некогда нарядный и белокаменный, окружал одичалый сад. Стелились по земле колючие плети шиповника, и через проломы в стеклянном куполе рвались к небу черные, словно обгорелые, ветви. Здесь, в этом месте, все было диким и корявым, словно ненастоящим. А еще здесь было тихо. Так тихо просто не бывает. Всегда есть птицы и звери. И ветер шумит в кронах деревьев.