Татьяна Корсакова - Сердце ночи

Он нашел их всех быстро. Даже без своей особенной вещицы он все еще не утратил этот уникальный дар. Остальное решили деньги. Был план, одновременно четкий и жестокий. План этот ломал жизни сразу шестерым, но Семен Михайлович очень надеялся, что потом, когда все закончится, он сумеет все исправить, вымолить прощение у потомков тех, кого предал его пращур.

А Никопольский считал его затею авантюрой. Особенно твердое решение Семена Михайловича лично принять участие в экспедиции. Как бы то ни было, а нанятые Никопольским люди воплотили в жизнь сумасшедший план Семена Михайловича. Он утешал себя мыслью, что хоть одну жизнь он все-таки не сломал, а спас. Если бы не его вмешательство, Эльзы уже, наверное, не оказалось бы в живых. И самое главное не случилось бы в жизни этих ребят, если бы не его, Семена Михайловича, вмешательство. Они бы не встретились, не полюбили… Так может, и от его злодейства выйдет хоть какой-нибудь прок?

– Папа? – Голос Алеши теперь звучал громче, да и сам он приближался, медленно обходил по периметру круг света от фонарика. – Папа, ты принесешь замок?

Он принесет. И даже не спросит, зачем замок понадобился Врану. Он сделает все возможное и невозможное, чтобы спасти своего единственного ребенка. Заплатит любую цену, возьмет на душу точно такой же грех, что некогда взял его предок. Значит, такая у них судьба – быть предателями и клятвопреступниками…

– Я принесу, – сказал Семен Михайлович. – Ты только не уходи. Дождись меня, сынок.

В доме было тихо, даже дубовые половицы не скрипели. Семен Михайлович прокрался на кухню, в темноте, не зажигая света, принялся обшаривать карманы оставленных на просушку курток.

– …Замок ищешь, Михалыч? – сначала послышался голос, а потом темноту вспорол невыносимо яркий луч фонарика. Семен Михайлович отшатнулся, прикрыл глаза ладонью.

– У него мой сын. – Он говорил, не открывая глаз. – Что, по-твоему, я должен делать, пограничник? Как бы ты поступил на моем месте? Как поступил?

– Не знаю. – Луч света скользнул в сторону. – Но то, что ты собираешься сделать, неправильно. Это не выход. Поверь мне. Он все равно тебя обманет. Он получит свое и убьет твоего сына.

– Не обманет. – Семен Михайлович открыл глаза. – Не обманет и не убьет. Год прошел. Если бы хотел, давно убил бы. Ведь так?

– Не так.

В руках Архип сжимал карабин, и ствол его был нацелен прямо Семену Михайловичу в живот. Значит, попытаться отнять замок силой не выйдет. Так может, получится другое? Может, Архип сумеет защитить и Лешу?.. Он же пограничник!

Семен Михайлович упал на колени, руками схватился за ствол карабина, взмолился. Нечего ему больше терять. Теперь уж точно нечего.

– Пойдем. – Архип рывком поставил Вяземцева на ноги, подтолкнул к выходу. Сам держался позади, словно на расстрел вел. А пусть бы и так, лишь бы Алешу спас!

Вышли на крыльцо, замерли, прислушиваясь, всматриваясь в темноту.

– Покажись! – велел Архип и за карабин ухватился покрепче.

– Алексей, иди сюда! – позвал Семен Михайлович. – Выйди, это друг.

Другом Архип ему никогда не был и после сегодняшнего уже точно не будет, но мальчику поможет, потому что он не такой, как Семен Михайлович, есть в нем какая-то несгибаемая вера. И доброта тоже есть, чистая, как вода вот в этом лесном ручье. Спасет мальчишку, не оставит в беде.

А из темноты послышался голос:

– Пограничника привел, папаша. – Голос этот был Алешин, но тон… но слова. Семен Михайлович вздрогнул. И Архип, кажется, тоже вздрогнул.

– Отпусти мальчишку! – Архип прицелился в темноту, в единственного сына Семена Михайловича прицелился… – Отпусти мальчишку, и поговорим.

– А о чем мне с тобой разговаривать, пограничник? – Выглянула из-за тучи луна, осветила стоящего у крыльца Алешу. Вот только Алешу ли? – Хочешь мальчишку, так я отдам. Я тебе – мальчишку, ты мне – замок.

– Это не твой сын, – шепнул Архип одними губами. – Только оболочка его… – И прицелился.

Он прицелился, а Семен Михайлович с рычанием вцепился в дуло карабина.

– Убить хочешь? – Тот, кто выглядел точь-в-точь как Алеша, насмехался. – Как тогда, когда дружка своего пристрелил на глазах у его дочери?

– Не дружка – тебя! – прорычал Архип и легко, играючи, отмахнулся от Семена Михайловича. – Я тогда чуть не опоздал! Ты бы ее живой не отпустил! Руками родного отца задушил бы девочку!

– Не руками – ремнем. – Тот, кто выглядел точь-в-точь как Алеша, осклабился. – Не для того мои птицы ее сюда заманили, чтобы она от меня живой ушла. А ты помешал, пограничник! В который уже раз помешал! Ты и эта ведьма! – На мгновение, всего на секунду, Алешино лицо исчезло, и на его месте появилась уродливая птичья маска. Показалось. Примерещилось… – А каково тебе было дружка своего убивать? Ведь знал же, что меня простой пулей не взять.

– Ты бы его все равно не отпустил. Выносил бы до дыр, как старую одежду, а потом отдал бы безвременникам! – В голосе Архипа звучала боль. Такая неизживная, что Семену Михайловичу сделалось страшно.

– И ты его убил. Так чем ты отличаешься от меня, пограничник? Ты такой же убийца, как я!

– …Он не такой! – Они и не заметили, что на крыльце больше не одни. За их спинами стояла Эльза.

– Уйди, девочка, – прошептал Архип, не оборачиваясь. – Я прошу тебя, уйди.

Но она не ушла. Наоборот, она обошла их с Архипом, ступила босыми ногами на каменные ступени крыльца. И кошка скокнула следом, выгнула дугой спину, зашипела.

– Это не он, это ты убил моего папу! – голос ее звенел в темноте. – Ты всех убил!

– Убил. – Тот, кто присвоил себе Алешино тело, усмехался. – Его убил и до тебя едва не добрался. Как жилось тебе под сенью моей Погони? Что ты чувствовала, когда вернулась из этого места? Каково тебе было одинокой, всеми брошенной? Вот и мне так. Один-одинешенек я здесь. Скучно. Много времени прошло. Я теперь думаю, может, и хорошо, что я тебя тогда не убил. Сейчас веселее будет.

– Эльза, назад, – прохрипел Архип и шагнул вслед за девочкой. Семен Михайлович тоже шагнул. За дулом двустволки он следил неотрывно, готовился в любой момент броситься под пули, заслонить Алешу.

А она все шла. Медленно, шаг за шагом. И волосы ее огненные трепал невесть откуда взявшийся ветер, а на безымянном пальце полыхало колечко. Холодным серебряным светом полыхало.

– Стреляй, пограничник! – Тот, кто забрал Алешино тело, рывком задрал футболку, обнажая впалый живот. – Вот прямо сюда и стреляй. Мне не жалко, я себе новое найду.

– Архип, умоляю… – простонал Семен Михайлович. – Он же ни в чем не виноват…

– Никто не виноват. – Дуло карабина дрогнуло, но не опустилось.

– Не надо, Архип. – Ветер донес до них тихий шепот. – Я сама.

Они бы все равно ничего не успели. Ни Архип выстрелить, ни Семен Михайлович под пули броситься. Эльза оказалась быстрее. Быстрее и куда опаснее самого страшного оружия. Она всего лишь вытянула перед собой руку. Ту самую руку, с колечком. И стих ветер, но лишь на мгновение, чтобы тут же ударить невидимым кулаком, разметать их всех, точно былинки, смахнуть с крыльца. Лешу тоже смахнуло, подняло в воздух, закрутило в водовороте из птичьих тел, встряхнуло, как тряпичную куклу, а потом швырнуло обратно на землю. Алешу швырнуло, а птицы остались, сбились в стаю, на глазах превращаясь в невиданного черного зверя, точно такого же, что рвался в избушку к бабе Маланье. Зверь припадал на передние лапы, выл на сто голосов, мотал башкой, и из его черной гривы, словно стрелы, летели во все стороны окровавленные, с мясом выдернутые из птичьих тел перья.