Алексей Биргер - Заклятие слов

И еще одно. Странные вопросы Огульных. И то, что он явно пытался задержать меня в ресторане. Выходит, обыск проводился с его подачи?..

А кстати, пришло мне в голову, если сейчас Бурдюков нанесет по ним удар, то они наверняка решат, что этот удар нанесен с моей санкции или, бери выше, по моему приказу. Особенно, если они засекли нашу долгую беседу в ресторане. А не засечь, я полагаю, было трудно…

Шутки шутками, но они ведь и грохнуть меня могут, пытаясь собственные беды предотвратить, подумал я, холодея. С таких дураков станется.

Да, это уже не игры с магией, это вполне реальная угроза.

Я достал визитку Бурдюкова и набрал номер его мобильного.

— Да?.. — услышал я его голос.

— Это я, — сказал я. — Кто-то провел дотошный обыск в моем номере, пока меня не было. Могли это учинить ваши «КИГлы», приняв меня за «разводящего» из Москвы?

— Вот как? — хохотнул он. — Да, вполне могли.

— И Огульных, выходит, подсел к нам в ресторане, чтобы я не поднялся в номер, пока его люди там шуруют.

— Это как дважды два… Но вы не волнуйтесь. Я сейчас велю, чтобы за этим делом приследили и чтобы вам больше не было никакого беспокойства.

— Буду благодарен, — сказал я.

— Если что, обращайтесь, — сказал он.

Несколько успокоившись, я подсел наконец к ноутбуку и снова шевельнул «мышь». Экран засветился.

Я хотел поглядеть, смогу ли хоть приблизительно установить, по каким файлам путешествовали незваные гости и что они могли почерпнуть.

Ярлык файла «Голос» на рабочем столе был не белого, а синего цвета, сообщил мне Колька. Это значит, что этот файл открывали последним — и удрали в спешке, едва успев его закрыть.

Сперва я пожал плечами. В этом файле сидела незаконченная повесть, нормальная детективная повесть, так что побывавшие у меня, кто бы они ни были, могли убедиться, что я и вправду тот, за кого себя выдаю: человек, зарабатывающий на жизнь литературным трудом.

И лишь потом до меня дошло…

Когда я понял, в какой файл они сунулись, у меня челюсть отвисла.

Да, что называется, «нарочно не придумаешь».

Готовое начало повести было написано у меня в форме доклада офицера ФСБ своему начальству о подготовке и проведении «особой операции».

И, более того — я схватился за голову — действие начиналось вокруг «разборок» из-за незаконной приватизации крупного завода. Не очень мучаясь, какое название придумать заводу, я взял и дал ему одно из самых расхожих названий, по всей стране встречающихся — «Серп и Молот»!!

Завод, который хочет заграбастать Огульных — и из-за которого у него большие неприятности, потому что он «кому-то крупному из Москвы дорогу перешел».

Любой бандит, влезший в этот файл, почти наверняка принял бы «доклад» за настоящий.

И выводы он бы сделал… Да, соответственные.

А вот это Огульных стопроцентно отнес бы на собственный счет:

«Что касается фигуранта А, то его участие в попытках получить контрольный пакет акций завода „Серп и Молот“ больших опасений вызывать не должно, так как к фигуранту А всегда можно применить вариант ГФ-34-45Б, со всеми вытекающими отсюда последствиями…»

Конечно, если они заглянули в другие файлы, то могли догадаться, что и это — литературный прием.

Но скорее — нет. Нет… Не догадались, если заглянули.

При том, как устроено их сознание, они только одно могли вообразить: приехал «исполнитель» высшего класса, на досуге пишущий книжки: душа у него, вишь, тонкая, хочется ему отдохнуть иногда от грубой работы, сочиняя нечто красивое или увлекательное.

Коли так, то от библиотеки они отпрыгнут как ошпаренные и больше никогда не подумают претендовать на здание. Бурдюкову и вмешиваться не придется.

Что ж, надо подождать совсем немного, уже завтра многое станет ясно.

М-да… Кто же это сказал, «никогда не надо возвращаться туда, где тебе было хорошо»? Вот я вернулся — и такие истории вокруг меня закручиваются, что только держись.

Чтобы отвлечься, я открыл папку с незаконченными переводами из Йейтса и стал их проглядывать, надеясь, что глаз зацепится за какую-то шероховатость, неточность, из таких, которые легко поправить, а там уж работа пойдет. Никак мне не давались нежная и теплая «Молитва за сына» и обаятельное посвящение коту Минналушу.

Но работа не двигалась, и я сдался. Когда Татьяна постучала в дверь номера, чтобы забрать меня на ужин, я сидел в кресле, вытянув ноги, и глазел в телевизор.

— Вы готовы?

— Да, конечно.

Она повела меня в соседний с гостиницей дом.

— Сегодняшний ужин, в честь вашего приезда, мы решили устроить у давнего нашего приятеля, он завкафедрой истории в нашем университете, профессор, доктор наук и так далее. Огнивцев Дмитрий Владимирович. Но это все неважно. В смысле, все его чины и звания не важны. Главное, что человек он очень хороший. А в практическом смысле, живет рядом с гостиницей, и квартира у него большая. Можно хорошо вас принять, и все вместятся…

— Все?.. — я остановился на секунду.

— Довольно много народу собирается, всем интересно вас увидеть. Но вы не волнуйтесь, мы вас оградим от нудных «высоких» разговоров, если что. А вообще, народ у нас занятный.

— Да, конечно… Кстати, первым, кто поспешил со мной повидаться, был Бурдюков.

— Ах, вот как? — мне показалось, она слегка улыбнулась.

— Я не знал, что у вас такие неприятности. Почему вы не хотите принять его помощь?

— Потому что в этом нет необходимости. Я приняла свои меры, и все будет хорошо.

— Я вхожу в число «ваших мер»? — спросил я напрямую.

Она немного подумала, прежде чем ответить.

— Нет, не входите.

— Бурдюков говорил со мной и о…

— Знаю, — перебила она меня.

— Так что мне ему ответить?

— То же самое, что я всегда ему отвечала. Пусть не выдумывает невесть что.

— Он не поверит.

— Это его дело.

— А я был прав, как видите, — сказал я. — В результате, вас в масоны записывают.

— Переживу… Кстати, напомните ему, что в классические масонские общества женщин не принимают.

— Но есть и особые ложи. Например, ложа «Золотой зари», магистром которой был Йейтс.

— Это нечто иное. К масонству это можно отнести только условно. А вот мы и пришли.

Мы вошли в просторную квартиру, в главной комнате которой был накрыт длиннющий стол, вокруг которого вертелось немало народу. Огнивцев оказался классическим профессором: опрятный, не очень высокий, с аккуратной седой бородкой, с мягкими и дружелюбными манерами.

— Заходите, заходите, — приветствовал он меня. — Очень рад.

Потом он познакомил меня со всеми присутствующими. Я постарался запомнить, кто есть кто, но у меня это не очень получилось.