Алексей Биргер - Заклятие слов

— Разумеется.

— Афиши готовы. Их уже начали развешивать.

— Очень хорошо.

Мы попрощались, я вышел из библиотеки. У входа в библиотеку, на фанерном щите для различных объявлений, укрепляла афишу, уведомляющую о моей встрече с читателями, моя вчерашняя знакомая, Саша.

— Привет, — сказал я.

— Доброе утро, — откликнулась она. И, понизив голос, добавила. — Мы обязательно будем, порядок.

— Я могу задержаться, так что не удивляйтесь и не пугайтесь, если меня еще не будет, — предупредил я. — Просто подождите.

— Хорошо, — и, почти шепотом, сообщила. — А перед тем, как отправиться книги разыскивать, тетка с Ремзиным встречалась и разговаривала. И, кажется, больше ни с кем интересным она тогда не виделась.

— Вот как? Спасибо за информацию.

Опять-таки, было над чем подумать.

Я вернулся в гостиницу, принял душ, а потом где-то с час работал.

Ровно без четверти двенадцать я спустился вниз. Возле гостиницы меня ждал темносиний «вольво» с шофером, сразу выскочившим и открывшим передо мной дверь. То ли ему показали меня заранее, то ли подробно описали.

Мы помчались по центральным улицам города, свернули к западу и через пятнадцать минут — ну, может, с небольшим хвостиком — затормозили у высокого кирпичного забора с такими же глухими металлическими воротами. Ворота сразу открылись, шоферу и сигналить не пришлось: видимо, нас ждали.

Мы подъехали к самой летней террасе, на которой стоял, облокотясь о перила, Ремзин, встречавший нас.

— Добро пожаловать! — весело окликнул он, когда я выбрался из машины.

А он нисколько не изменился, такой же плотный живчик. Может, седины в волосах чуть прибавилось, но не слишком заметно. Он энергично потряс мне руку, когда я поднялся по ступенькам.

— Вот свиделись, а? Вот свиделись? А главное, я ж тысячу раз, когда бывал в Москве, думал вас разыскать, но в Москве все недосуг и недосуг. Пришлось нам обоим в эти края отъехать, чтобы наконец пересечься. Прошу!

Он провел меня в большую, богато обставленную столовую.

— Приятно, знаете, на денек-другой выпасть из суматохи, — продолжал он. — Сейчас мы пообедаем. Выпьем, закусим, все, как полагается. Все, как в старые добрые времена, а? Так вы, значит, к Татьяне приехали? Оч-чень интересно! На выручку?

— Так же, как и вы, — сказал я.

— С чего вы взяли? — он изобразил удивление, подчеркнуто притворное. — Хотя, да, чего скрывать. Но, как выясняется, я не понадобился. Она со своими проблемами справилась и без меня. Да вы садитесь! — он усадил меня за стол, уже накрытый на двоих, с салатами и холодными закусками. — Как вы насчет того, чтобы выпить, за встречу? Аперитивчик этакий, а?

— Не откажусь.

Мы выпили, помянув прежние встречи, и он поинтересовался:

— Так с чего вы решили, будто я ради Татьяны сюда прикатил?

— Вычислил, — сказал я.

— Татьянино словечко!

— И мое тоже. Еще я вычислил, что вы не просто так захотели со мной встретиться.

— Гм… — он улыбнулся. — И что мне от вас нужно, не вычислили случаем?

— Может быть, вы хотите мне рассказать, что на самом деле произошло в ту ночь, когда Татьяна потеряла руку и когда появился черный ворон Артур.

— Почему вы так уверены, что мне это известно?

— Потому что это вы убедили Татьяну, что не стоит добиваться разрешения на официальное и открытое обследование костела. Это к вам она обращалась за помощью, разве нет?

Он глянул на меня, потом кивнул сам себе.

— Допустим… А вы знаете, зачем мне это нужно вам рассказать?

— Вы хотите получить от меня что-то взамен.

— Вот как? И что же?

— Я могу вам открыть, почему бандиты так внезапно отступились от здания библиотеки.

Он ухмыльнулся.

— Хотите сказать, это вы устроили?

— В каком-то смысле, да.

— Выслушаю с интересом, — сказал он. — Но, в целом, вы неправы. Я ничего не собираюсь требовать взамен.

— Тогда почему?..

— Еще по одной! — перебил он меня. Он разлил по рюмкам настоянную на травках водку из запотевшей бутылки (я всегда буду настаивать, что писать следует не «насто е нную», а «насто я нную» — в этом аромата больше, отворяющееся наружу «оя» его дальше разносит, в отличие от полузакрытого «ое»), мы выпили, и он сказал. — А потому как раз, что вы писатель. И, более того, единственный писатель, который знаком со всеми персонажами этой драмы, хорошо к ним относится и к тому же писать старается правдиво, я послеживал за вашими книжками. Как человек не посторонний, вы поймете то, что не поймет другой. А как писатель, не сможете удержать это в себе, так или иначе используете, расскажете, разнесете по свету. Но, опять-таки, как человек не посторонний, вы очень правильно выберете, что можно рассказывать, а что нет, какие факты можно изложить напрямую, а какие стоит видоизменить, насколько стоит менять имена, название города, время действия, а насколько можно оставить так, как было на самом деле.

— Но вам-то зачем это надо?

— Мне надо, чтобы правда так или иначе сделалась известной, — сказал он. — Это, если хотите, мой долг перед Татьяной. Пора покончить с нелепыми слухами, которые вокруг нее вращаются. Она этого не заслуживает.

— А вы что-то от этого выигрываете? — без лишней деликатности поинтересовался я.

— Если и выигрываю, то в том плане, который вам не интересен, — улыбнувшись, ответил он. — Я понимаю, о чем вы думаете. О том, что человек, который удержался наверху при нескольких режимах, от брежневского до нынешнего, совсем не прост и палец ему в рот не клади. Все верно. Я и хитрить умею, и бить наотмашь, и слопать могу, если потребуется. И при этом, заметьте, я всегда старался делать дело и хороших, талантливых людей в обиду не давал. Вспомните эту историю с театрами, благодаря которой произошло наше знакомство. То же самое и с библиотекой. То же самое и с этим журналом, «Варяг», из-за которого все началось. Ведь это я продвинул Полубратова…

— Это понятно, — сказал я. — Главный редактор ведущего регионального журнала мог быть утвержден только с вашей санкции и по вашему выбору.

— С санкции и по выбору… — кивнул он. — Вы видели нынешнего Полубратова?

— Видел.

— Вы можете себе представить, что это расплывшееся нечто было пятнадцать лет назад красивым, почти романтического вида молодым человеком? Я говорю «почти», потому что всегда были в его облике некие сухость и холодность, которые слегка портили впечатление от его пронзительных глаз и роскошных кудрей.

— Представить трудно, — признался я. — Но всякое бывает.

Ремзин опять кивнул.

— Я понимал, что положение с журналом недопустимо. С театрами мы заявили о себе на весь Советский Союз. И журнал нам следовало иметь такой же мощный. Мы должны были являться одним из культурных центров страны! Это было выгодно не только ради моей собственной карьеры. Это было выгодно и в том плане, что культурным городам в то время было легче выбивать себе хорошее финансирование, решать экономические и социальные вопросы. И, соответственно, область целиком подтягивалась. Я ведь о всей области должен был думать, так? И, как видите, я не ошибся, — он широко повел рукой, как будто предлагая мне из этой столовой окинуть взглядом всю область. — До сих пор, несмотря на все кризисы, однажды созданный имидж продолжает работать. Сюда и инвесторы идут охотней, и цены на недвижимость выше, чем в большинстве российских городов, и люди неплохо зарабатывают, потому что многие предприятия, превратившись в совместные, пашут и пашут, лицензионный товар всегда в цене… Но это неважно. Вернемся к тому времени, когда я понял, что с журналом дальше терпеть нельзя. Мы с почетом проводили на пенсию давно трухлявого Непроливайкина, и я позаботился о том, чтобы выборы нового главного редактора — тогда ж сплошь была пора выборов в трудовых коллективах, так? — завершились сенсационно: новым главным был выбран молодой и талантливый Полубратов, журналист, резкое и честное перо которого успело многих задеть. В общем, организовать все было не так сложно, надо было только создать вокруг Полубратова легкий ореол опального и гонимого, чтобы люди из чувства протеста проголосовали за него.