Александр Варго - Татуировка [сборник, litres]

– Я знала, что вы спросите об этом. Только между нами: Максима зацепила эта часть текста, он даже прочел мне ее вслух, чтобы узнать мое мнение. Я, конечно, успокоила его, ведь он сам говорил, что вся эта история просто выдумка.

– То есть в какой-то момент, несмотря на то что Максим Анатольевич понимал, что Андрей, выписанный в тексте, это не его сын, все-таки он перенес отношение главного героя на себя?

– Вот это вы загнули.

(Тихий смех.)

– Но, пожалуй, да, что-то в этом роде. Честно говоря, отношения Андрея с Максимом были так себе. Нет, конечно, он любит Андрея, очень любит, да и Андрей его тоже, но вы поймите, что мой муж совсем не умеет общаться.

Он довольно несчастный человек: мать бросила его после рождения, оставив на воспитание бабушке, при этом жила все время рядом, но не проявляла никакого интереса к сыну. Отец им тоже не интересовался. Знаете, если отношение его отца в этой ситуации я еще могу понять, хоть и совсем не оправдываю, то вот почему бывают на свете такие матери, мне неведомо. Максим никогда не был жестоким, он даже не способен руку поднять на другого, но он озлоблен. Мы прожили с ним уже тридцать лет, но порой он меня жутко раздражает.

(Тихий смех.)

– Я думаю, Максим не мог выстроить нормальных отношений с Андреем. Он просто не знал, как делиться любовью. Из-за чего все их редкие беседы заканчивались руганью. Ругался обычно Андрей, Максим просто доводил его. Зачем-то давил на больные места, унижал мимоходом. Он делал это не специально, выходило как-то само собой. Тысячу раз я говорила с ним на эту тему, но раз за разом все повторялось. Иногда он держал себя в руках, а иногда снова начинал раскручивать какую-то нелепую, но обидную тему и уже не мог остановиться. Он очень обижал Андрея, но никогда не понимал, чем именно. Ему-то казалось, что ничего плохого он не говорит. Я уж не буду подробно рассказывать всего, это довольно сложно объяснить.

– Да, я понимаю. Только один вопрос. А не мог Андрей таким образом переложить часть истории Максима Анатольевича?

– Нет, не думаю. Все-таки если Максим кого и винит в чем-то, так это мать. Вы же сами должны понимать, что для любого ребенка мама всегда на первом месте. Хотя я боюсь, что Андрей в последнее время плохо думал об отце. Не могу сказать, что у него не было на это причин, но Андрей все равно любил его. Любил по-своему. Он даже после переезда несколько раз звонил и пытался серьезно поговорить с Максимом, но из этого ничего не вышло. Максим сразу закрывался, уводил разговор в другую сторону или же просто принимался обвинять Андрея. Когда я поговорила с Андрюшей, он сказал, что больше ни словом с отцом не обмолвится, пока тот сам не станет готов для честного разговора. А Максим упертый. Знаете, вот он сейчас часто подолгу сидит с Андреем. Рассказывает ему о своем детстве, о себе. Просит прощения: я слышала, как он плачет.

(Всхлип.)

– Я даже не знаю, слышит ли Андрей его. Слышит ли он вообще хоть что-то.

– Спасибо, Софья Григорьевна.

(Всхлип.)

– Знаете, я, может, и не была идеальной матерью, допускала много ошибок… Но утешала себя тем, что пыталась вырастить Андрея счастливым человеком. Теперь я понимаю, что могла бы стараться лучше.

– Софья Григорьевна, тут нет вашей вины. От такого никто не застрахован.

– Может, и так.

(Тихий плач.)

Следующие два дня Андрей отдыхал. Пока Лиза была на работе, он читал дневник ее отца и размышлял над странным текстом, полученным после расшифровки. А по вечерам они с Лизой просто болтали или смотрели фильмы на ноутбуке. В целом вели себя так, словно ничего странного в их жизни не происходило. И хотя Андрей то и дело возвращался к мрачным мыслям, особенно в те часы, когда Лизы не было рядом, но стоило ей вернуться с работы, как от тревоги не оставалось и следа. Девушка и вправду обладала какой-то невероятной способностью дарить покой и хотя бы на время заставляла забывать о плохом.

Андрей предупредил Семена, что поживет несколько дней у подруги. Позвонил на работу и попросил еще время на отдых. Лев Дмитриевич снова как-то слишком легко согласился. При этом голос его в этот момент был слишком уж бодрым и жизнерадостным. Андрей даже заподозрил, не решил ли директор его втихаря уволить, но на него это было совсем не похоже.

Страх вновь провалиться куда-то отступил либо же притупился. И, как ни странно, за два дня не было ни единой предпосылки к провалам.

Андрей воспользовался наступившим покоем, чтобы отдохнуть. К слову, ушибленное плечо и, главное, ребра уже почти не беспокоили, лишь изредка напоминая легкими уколами боли. Тело заживало быстро, даже слишком быстро, будто все, что требовалось для исцеления, – это пара дней рядом с Лизой.

Андрей не выходил из квартиры, не считая единственного раза, когда он решил прогуляться за сигаретами, однако до магазина так и не дошел. Едва он вышел за порог, как почувствовал недомогание, а к моменту, когда спустился и оказался на улице, уже с трудом дышал. В глазах плыло, и грязный дворик в сером дневном свете превратился в сплошное месиво из разноцветных пятен, сердце тяжело бухало, с трудом перекачивая кровь. Его охватил необъяснимый приступ паники, и он тут же поспешил назад, в свое логово. В квартире он быстро пришел в себя, а уже через несколько минут не мог понять причины столь странного ухудшения самочувствия. То ли атмосфера квартиры успокаивала его, то ли страх снова оказаться по ту сторону за последние дни стал сильнее, навсегда переменив что-то в голове… Ответа у него не было. Однако новых попыток покинуть квартиру он уже не предпринимал.

Андрея немного коробило, что он жил у Лизы на птичьих правах. Денег у него почти не осталось, последние сбережения он перевел на карту Семену, чтобы тот оплатил аренду квартиры. Но это чувство неловкости Андрей спрятал поглубже, оправдывая себя тем, что помогает Лизе в поисках отца. Вот только теперь этот поиск стал для него, пожалуй, даже важнее, чем для нее.

Сейчас именно Смолин стал главным темным пятном в этой истории. С самого начала Андрей не придавал ему особого значения, полагая, что тот всего лишь случайная жертва, и был уверен, что несчастный погиб или навсегда затерялся в глубоких слоях Бездны. Теперь Андрей понимал, что именно отец Лизы – главное звено в этой цепи. Та самая последняя деталь головоломки. Это было не прозрение, скорее, невероятное по своей силе предчувствие. Андрей понимал, что может заблуждаться и, возможно, просто цепляется за соломинку, не в силах понять расшифрованное послание. Но даже если и так, то другого выхода он не видел. Теперь уже ясно, что Москарев, как и Виолетта, и все остальные сектанты были просто пешками в сложной игре, правила которой были известны одной лишь Бездне. Все-таки Антон Михайлович хоть и подошел близко к разгадке, тем не менее и он заблуждался. Вероятно, он был прав, что Мать есть некое существо, чуждое и неясное нам, но определенная система в ее действиях существовала. Ведь даже расследование Артура принесло больше пользы, нежели все философские рассуждения историка! Секта не могла организоваться просто так: были предпосылки, а учитывая странное совпадение того, что уже было известно Андрею, и информации, полученной от Артура, выходило, что Бездна все-таки смогла повлиять на достаточное количество людей. Послала нужные сигналы – и вот все они старались ради ее блага. Можно ли теперь утверждать, что она так уж чужда нам? У нее было много, очень много времени, чтобы изучить людей. Может, поэтому, узнав так много о человеческой природе, она не готова устроить этот ад на земле? Есть ли в ней хоть капля жалости?