Игорь Бер - Запертые двери [СИ]

— Я нанял тебе сиделку и приходил в каждый вечер домой, — ушел в оборону Мерцер.

— К черту няньку! К черту тебя и твои ночные приходы домой! — Мелл знала, что завтра утром ей будет неприятно вспоминать эту тираду, но сейчас она просто не могла остановиться. — Ты даже не приходил желать мне спокойной ночи и поинтересоваться, как я себя чувствую.

— Я спрашивал у миссис Уйнторп.

— По мне — это равно с безразличием. Ты ложился спать, даже не заглянув ко мне. Словно для меня в твоей душе не хватило места. Все свое тепло ты раздавал проституткам, не дожидаясь даже того дня, когда материнский прах остынет. И теперь ты просишь уважения?! Ты, который сам даже не знает, что значит это слово. Ты, который…

Ее слова оборвались, когда Эдвард Мерцер вмиг оказался рядом, и его ладонь со звонким хлопком отпечаталась на ее щеке.

— Никогда не говори мне то, чего сама не знаешь, — прерывисто заговорил Мерцер, тряся указательным пальцем перед лицом дочери. — Я всегда любил твою мать и чтил память о ней. — Он замолчал, глядя в ее широко распахнутые от изумления глаза. Затем, он медленно опустил руку. — Извини, дочка, я не хотел. Прости…

— НЕ-НА-ВИ-ЖУ!!! — закричала Мелл, и уже не сдерживая слезы, побежала вверх по лестнице, в свою комнату.

— Мелл! — прокричал ей отец вдогонку, но Мелл не обернулась. — Прости меня!

Эдвард Мерцер смотрел в след дочери, пока она не скрылась за стеной коридора, а потом раздался сильный удар захлопнувшейся двери. Мерцер неторопливо повернулся спиной к лестнице и подошел к стеклянному журнальному столику, на котором, помимо журналов, стояла пепельница и сигареты, с пониженной концентрацией никотина, производства его фирмы. С дрожащими руками, он прикурил от зажигалки « Зиппо » и сел в кресло, наконец, осознав, насколько сильно напряжена его спина.

«Она ко мне несправедлива», думал Мерцер, выдыхая клубы дыма в потолок, хотя и знал, что миссис Уйнторп не любила, когда он курил в доме, в этом она была непреклонна даже по отношению к хозяину. «Я всегда был хорошим отцом и любящим мужем, чтобы она не говорила». Он не мог понять, в чем была его ошибка и когда она переросла в настоящую угрозу для созданного им, столь непосильным трудом, очага. В переполненный стакан, вода в котором может перелиться через край лишь с добавлением одной единственной капли. Возможно, весь мир созданный им (все во благо жены и дочери, а затем только ради дочери) сейчас стоит на грани и для полного разрушения нуждается лишь в одной капле…

Этот мир скуп и надо брать от него все, пока двери в его сокровищницу приоткрыты — с этим убеждением, Эдвард Мерцер жил всю свою сознательную жизнь. Этот мир любит ложь, воровство и эгоизм, а иногда и усердный труд. И просто ненавидит простых работяг, пессимистов и неудачников. Эдвард Мерцер всегда стремился стать любимчиком Судьбы и в конце концом в этом преуспел, доказав, в первую очередь самому себе, что выход есть из любой ситуации, надо лишь уметь его видеть.

Но что делать, когда твои дела идут в гору, а любовь твоих близких черствеет и покрывается плесенью?

Эдвард Мерцер потушил сигарету в пепельнице в форме перевернутого на спину краба, подаренную ему на юбилей работниками его компании. Нельзя было сказать, что он был от нее в восторге, но он ценил все подарки, как бы безвкусно они не выглядели.

— Мистер Мерцер?

Он поднял голову и посмотрел через плечо, откуда раздался сонный голос экономки.

У дверей на кухню стояла миссис Уйнторп — дама шестидесяти лет, не очень высокого роста — в ночном халате.

— Стив разбудил меня и сказал, что вы хотите меня видеть. Что-то с Мелл?

— Да, — но, увидев испуганный взгляд экономки, которая уже давно стала их членом семьи, быстро поправился, — С ней все хорошо. Просто решил, что ей не помешало бы сейчас горячая ванна и чашечка чая. Простите, что пришлось разбудить вас в столь раннее время.

— Да ну что вы! — отмахнулась от его извинений миссис Уйнторп, подойдя ближе. — Ради Мелл, я пожертвую любым сном, каким бы он интересным и счастливым ни был.

— Спасибо вам.

— Все сейчас будет готово, — заверила она и скрылась снова за дверью.

— Миссис Уйнторп! — поспешил окликнуть ее Мерцер, и экономка выглянула в холл. — После чего оставите наполняться ванну и поставите греться воду в чайнике, вы бы не могли подняться к Мелл?

— Я могу, мистер Мерцер, — кивнула она, выйдя обратно в холл. — Но, думаю, будет лучше, если вы сами это сделаете. Наверняка она ждет вас .

Эдвард Мерцер смущенно улыбнулся и кивнул головой:

— Да, думаю, вы правы. Пожалуй, я сам поднимусь к ней.

Миссис Уйнторп улыбнулась в ответ своей добродушной улыбкой и ушла выполнять поручения.

Мэри Рирдон, двадцатидвухлетняя студентка факультета высшего сестринского образования, с ярко-рыжими волосами и бедной россыпью веснушек на носу, всегда придерживалась одного жизненного кредо: не лезь с расспросами о личной жизни к другим и тогда (может быть) не станут донимать и тебя. По этой причине многие ее сокурсники считали ее немного замкнутой особой, но никогда не ставили ее в ряд отверженных сверстников. Все дело было в обаяние. Мэри была способна расположить к себе почти любого человека, если тот сам этого хотел. Во многом по этому ее всегда ставили представительницей всей группы в разных мероприятиях, учиненных студенческими организациями. Преподавателям нравилась ее активность и самоотдача в исполнение возложенных на нее обязательств, а студенты не стеснялись этим пользоваться, перемещая всю ответственность на ее хрупкие плечи.

По мнению самой Мэри, друзей у нее не было. Но было много приятелей, среди которых были самые популярные студенты училища: любимый всеми Ди-джей местной радиостанции Джим Роквелл, Звезда (немного потускневшая) Бейсбола Майк Доннахью, Хирург — будущий лауреат государственной премии — Уолтер Кэмпбелл, Гламурное Создание из высшего общества Мелинда Мерцер и многие другие.

Вышеупомянутые имена были, все же, более приближены к ней, по причине того, что в каждое лето, по окончанию экзаменов, вот уже второй год они отправлялись в дорожное путешествие по живописным местам страны. И этот год не должен был быть исключением.

Комната в студенческом городке, где жила Мэри Рирдон со своими соседками, ничем не отличалась от остальных, разве лишь тем, что в ней всегда было тщательно прибрано. С самого раннего детства она приучила себя к чистоте и порядку. Ее этому научила не мать, как многих других девочек, а отчим. Но это совсем не значило, что Тадеус Гришам — ее отчим — стал хорошей заменой ее отцу. Совсем наоборот, он был садистом и тираном, который считал единственным методом воспитания побои, а поощрения и ласка могли только навредить ребенку. Так он любил говорить матери Мэри — Инесс Рирдон, хотя Мэри была уверена, что к воспитанию все побои не имели никакого отношения. Просто Гришам был из той категории людей, у которых не хватало любви ни на кого, кроме самого себя.