Игорь Бер - Запертые двери [СИ]

Третье событие произошло в шестнадцать лет, и оно изменило его навсегда. Именно в шестнадцать лет он стал участником группового изнасилования своей сверстницы. Ее звали Кристин Люнберг, она жила в двух кварталах от него и Майк не раз замечал ее пристальный взгляд на себе. Сомнений не было в том, что она была влюблена в него, но Майка она ничуть не привлекала. Не потому что она была некрасива, а потому что Кристин была «серой мышкой», о которой мало что знаешь, а узнать больше и не хочется. Она всегда носила мешковатую одежду, которая полностью скрывала ее женскую натуру, коротким юбкам, она предпочитала джинсы, а вместо туфель на шпильках, она носила кроссовки.

Это произошло зимним вечером, когда в воздухе стояла морозная свежесть, которая заставляла неметь дыхательные пути при каждом вдохе. Она возвращалась домой то ли из библиотеки, то ли еще откуда-то, Майку было без разницы. И хотя не Майк решил надругаться над ней, но он не сделал ни малейшей попытки остановить своих дружков из банды, а даже наоборот — принимал активное участие в насилии над беззащитной девушкой.

Сейчас он понимал весь ужас их поступка и чувствовал искреннее сожаления, но ему до сих пор не хватало сил вернуться домой, найти Кристин и попросить у нее прощения. Хотя бы попытаться это сделать.

За ними не приехала полиция, их не вызвали на допрос, они не предстали перед судом. Их преступление осталось безнаказанным. А безнаказанность всегда приводит к бесстрашию. Тогда Майк думал, что Кристин не обратилась в полицию из-за страха перед унижением, которое придет с оглашением произошедшего. Но только с год назад он начал задаваться мыслями о том, что Кристин на самом деле любила его, даже после надругательства и она ничего никому не рассказала только потому что пыталась защитить его. Она не хотела ломать ему жизнь, даже не смотря на то, что он сломал ее. Это могло быть правдой, от чего Майку становилось еще больнее. Иногда он ловил себя на мысли о том, что он себя ненавидит. Но ненависть к себе была слабее страха перед ответственностью, а потому он шел дальше по жизни и просто старался поверить в то, что раньше он был другим человеком — молодым глупым юнцом, с которым общего у него осталось лишь имя и только.

В течение полутора лет, которые он еще прожил в Виржинии, он встречался с Кристин на улице, но в каждый раз предпочитал не попадаться ей на глаза, либо просто переходить дорогу. Понимая, что жить здесь он больше не сможет, видеться и общаться со своими «друзьями» (каковыми он их уже не считал), Майк сбежал из дома, прихватив с собой полторы тысячи долларов, которые сам же заработал, работая в автомастерской летом, у старого скряги. Так он очутился в Бостоне. Чтобы родители не волновались и не искали его, он отправил им письмо без обратного адреса. В Бостоне он познакомился вначале с Уолтером, потом с Мелиндой и Мэри. Затем подружился с Джимом, который познакомил его с Робертом. Его новые друзья не были похожи на его приятелей из Хэмптона, и это Майка вполне устраивало. Он без труда выделил себя среди тысячи студентов своей прекрасной игрой в бейсбол, умением постоять за себя и высказывать свое аргументированное мнение.

В последнее время он начал часто вспоминать Кристин, что немного его приводило в беспокойство и заставляло думать о скорых переменах в его жизни. Скорее всего, не совсем приятных, но Майк был готов к ним. Чтобы не произошло, он был уверен, что совсем сможет справиться.

— Жуткая история.

Майк обернулся в сторону Роберта.

— Ты о чем? — спросил он, почему-то решив, что Роберт говорил о его тайне из прошлого.

— Я о Лайлэнде. Проклятия. Исчезновение детей. Смерть священника на кресте. Демон….Это другой уровень, по сравнению с теми же пришельцами из Розвелля.

— Те же байки, — не согласился с ним Майк. — На мой взгляд, если выбирать среди всех загадочных историй, который якобы имели место быть на нашей земле, то я бы поверил скорее в крушение инопланетного корабля. А история с лайлэндским демоном замыкала бы список. Но это не делает ее самой скучной. Просто по вероисповеданию я атеист, что заставляет меня не верить ни в рай, ни в ад, ни в их обитателей.

— Выходит, по-твоему, после смерти нас ждет Вечное Ничего? — подал голос Уолтер, услышав их разговор с Робертом.

— Не сомневаюсь в этом, Уолтер. Просто в загробной жизни нет смысла. Зачем тогда люди вообще умирают и рождаются?

— Возможно, после смерти мы переходим на новый духовный уровень, что приближает нас к Богу, — предложила свой вариант Сьюзен, заставив тем Мелл сделать кислое лицо.

— Или же с самого начала мы находимся в аду, а наша смерть помогает нам искупить наши грехи и переносит к вратам Рая, — добавил Роберт.

— Да у нас полный автобус знатоков загробной жизни, — не упустил момента сострить Джим. — Но и у меня есть свое мнение на этот счет.

— И какое оно? — осведомился Уолтер.

— Я солидарен с Майком — после смерти нас ничего не ждет. Если было бы иначе, то тогда врачи — самые плохие люди в мире. Ведь когда мы начнем спасать людские жизни, мы на самом деле будем отдалять наших пациентов от райских услад. А я бы предпочел думать, что мы их спасаем, от чего они должны быть нам благодарны, а не проклинать нас.

— Ну, Джим, ты как будущий дантист, немало спасешь жизней, — засмеялся Роберт.

Почти все в автобусе одобрительно забили в ладоши. На что Джиму осталось лишь отмахнуться.

— Единственному из нас кому предстоит спасать человеческие жизни в будущем это Уолтеру Кэмпбеллу, — внесла свою лепту Мелл Мерцер, скорее не для того чтобы похвалить Уолтера, а для того чтобы проигнорировать Сьюзен Робертс. И Кэмпбелл это прекрасно понимал.

— О да, — протянул Майк. — Пожалуй, за Уолтера и за спасенные им жизни в скором будущем, я выпью еще пива. — Майк открыл еще одну бутылку (четвертую за сегодняшний день) и сделал глоток. — Уолтер, мы не слышали твое мнение на счет загробной жизни. А раз именно ты будешь решать, кому жить, а кому нет, то мы бы хотели услышать твое мнение на этот счет.

— В детстве я ходил в церковь с родителями, в каждое воскресенье и даже…пел в хоре до двенадцати лет. — Сьюзен с удивлением посмотрела на своего парня, впервые услышав данную историю из его жизни. И она не была одинока — все остальные встретили сей факт протяжным «оооо», а затем и смехом. — Да-да, было и такое. Но как только у меня стал ломаться голос, меня избавили от этих мук, чему я был несказанно рад. Но, воспевая хвалебен Господу и его творениям, я никогда не думал о Нем как о реальном существе. И сегодня я не могу сказать, что у меня поменялось мировоззрение. Но я, как и все, хотел бы верить, что после смерти нас ждет не простое забвение, а что-то неизведанное. И я, к тому же, не готов верить в библейскую историю о Рае и Аде. Ведь в современном мире, мало кому может открыться Рай, с его строгими требованиями, а потому глупо верить, что нас всех будет ждать Ад после смерти. Это слишком жестоко.