Игорь Бер - Запертые двери [СИ]

Наконец зазвенел звонок, и лектор попросил всех сдать свои работы. Аудитория начала быстро пустеть.

Мелл взяла свой лист и направилась к столу лектора, перед которым лежала уже внушительная кипа тестов, продолжая размышлять о своих жизненных событиях, не замечая никого вокруг. Даже Майка, который решил напомнить ей о бейсбольном матче, который должен был состояться через два часа, между центральным и восточным крылом.

— Надеюсь, ты будешь болеть за меня! — крикнул он ей в след, но так и не получил ответа. Майк криво улыбнулся и пошел сдавать свой тест.

После окончания последнего экзамена, многие студенты поступают по-разному: кто-то отправляется с друзьями отпраздновать это событие в бар (таких большинство); кто-то ищет покой и тишину в борьбе с переутомлением (как это делает Сьюзен Робертс, с факультета хирургии); кто-то готовится вместе с друзьями к бейсбольному матчу (точь-в-точь, как Майк Доннахью); кто-то отмечает начало каникул с уборки комнаты (что напрямую относится к Мэри Рирдон); кто-то обедает в дорогом ресторане с отцом и с неохотой отвечает на его вопросы (совсем как у Мелинды Мерцер). А кто-то продолжает оставаться в стенах университета и вести свою суперпопулярную радио-передачу.

— Сегодня отличный денек, для того чтобы не сидеть дома! — почти елозя губами по микрофону, вещал Джим Роквелл. — Мою студию просто заливает солнечный свет. Мама мия! И кому только пришло в голову тратить сегодняшний великолепный день на сдачу экзаменов?

За стеклом, Альберт Финчер, его звукорежиссер, чётко артикулируя губами, произнёс нечто похожее на слово «декан», после чего провёл у своего горла указательным пальцем.

Джим только усмехнулся и продолжил монолог:

— Те же кто, всё же, решился потратить день на учебу….кстати, я и сам этим согрешил, то для всех вас сообщаю, что ровно в полдень состоится дружеский бейсбольный матч на главном стадионе нашего университета, между лидером — центральным крылом и аутсайдером — восточным. И не спешите отмахиваться и говорить: «Что я там не видел». Согласен, восточное крыло славится исключительно своими поражениями, но это не значит, что оно не покажет отличную игру. К тому же, могу вам сказать по секрету о том, что мне сообщил тренер восточного крыла также по секрету, что сегодняшний матч может произвести фурор, так как в их команде появился новичок, на которого тренер возлагает все свои надежды. Вполне возможно, тренер Мортинсон имеет в виду того парня, что пополнил наши ряды с начала года. Я провёл небольшое расследование и знаете, что мне удалось узнать об этом парне?…Ну….кто первым догадается?…Правильно, девушка в голубой маячке и великолепными формами, — НИЧЕГО! Паренёк ведёт довольно замкнутый образ жизни. Появляется вопрос, а не аскет ли он? — Джим скривил губы и задумчиво уставился в потолок. — На мой взгляд, парень-загадка не сможет отличить биту от мяча. Тренер Мортинсон, что я могу сделать для вас, кроме как посочувствовать? Думаю только одно: Ха-ха-ха!!!

На стекле появился листок с надписью, который придерживала рука Джоанны Престон — шеф-редактора. «Кончай трепаться. Люди хотят музыки». Джим кивнул и показал знак «О'кей». Джоанна гневно помахала ему кулаком и убрала лист. Ей было прекрасно известно, что Джим всегда со всем соглашается, а затем делает всё по-своему.

— Возможно, я окажусь не прав, и мы увидим битву Давида и голиафа, но во времена нефтяного кризиса и угрозы терроризма так сложно верить в чудеса. А потому и не будем этого делать. Просто посмотрим на великолепную игру центральных и в частности Майка Доннахью, кстати, моего друга. Ради него можно отложить все дела, пусть это будет даже пьянка, травка или секс и прийти, чтобы поболеть за него. Ну а кто не сможет прийти, то у того всегда есть возможность включить радио на нашей станции и узнать обо всём из моих уст. Уже через час я покину студию, находящуюся в университете и отправлюсь на стадион, где должно уже быть подготовлено местечко для меня.

Джоанна Престон просто рвала и метала после слов Джима о «пьянке, травке и сексе», но её нежный голосок, издающий в данный момент все ей известные бранные слова, попросту не долетал до его ушей.

— Ну а кому не интересен бейсбол или другие игры спортивного характера может просто прогуляться по парку, сходить в кино или ресторан со своей подружкой. Хотя, на мой взгляд, любой настоящий мужчина и любой настоящий американец, должен боготворить бейсбол. Но прошу вас, не сидите дома перед телевизором, лежа на диване. Выберите хотя бы радио, а ещё лучше нашу радиостанцию, ведь только у нас вы найдёте хорошую компанию в моём лице и лучшие хиты этого лета. И специально для моей хорошей знакомой Джоанны Престон звучит следующая композиция из репертуара «Evanesance».

Джим поставил музыку, снял наушники и с невинной улыбкой уставился на Джоанну, которая продолжала на него дуться.

Каждый, кто знал Джима Роквелла, видел в нём весёлого привлекательного парня любящего пошутить и радоваться жизни по любой, мало-мальски достойной для этого, причине. Те, кто был с ним знаком ближе, любили его за добрый нрав и умение рассмешить в любой момент, пусть даже на поминках. За долгие годы, Джим и сам поверил в «Джима-заводилу», у которого всегда всё хорошо и по-другому быть не может, потому, как ему даже наедине с самим с собой не бывает скучно. В некотором смысле это и было правдой, но только в дневное время суток, потому как ночью (особенно в бессонницу) он заглядывал в себя и видел маленького мальчика испуганного призраками прошлого. И этот мальчик жил в нём отдельной личностью, став его вторым «я», о котором не принято говорить в слух, даже самым близким друзьям.

Джиму удалось избавиться от детских воспоминаний, так как они были слишком невероятными, чтобы быть правдой. А так как все люди в большинстве своём реалисты, они часто забывают случаи, которые им пришлось пережить, если в них случилось вспыхнуть искорке необъяснимого или может даже сверхъестественного. Джим не знал, как квалифицировать то, что ему пришлось пережить в детстве: нечто неизученное с точки зрения науки или просто яркое детское воображение, рождённое благодаря больному мозгу его отца? Джим старался об этом не думать, уж слишком дурные чувства это вызывало в его душе. А потому легче всего было обо всём забыть, а оставшуюся память архивировать, превратив её во второго самосознания, очень слабого и легко контролируемое в дневное время суток. И только по ночам этот чёрный чулан его памяти мог слегка приоткрываться и, заглядывая в него, Джим мог увидеть во мраке вечной тени маленького мальчика, каким он когда-то был, с бледным лицом и с ужасом в мокрых от слёз глазах.