Игорь Бер - Запертые двери [СИ]

Когда он подлетел вплотную, кадр остановился, а спустя какое-то время, он ощутил твердую опору под ногами. Серый туман стал менее осязаем, а заодно начал отступать. Вскоре он полностью растаял, оставив Джима наедине со старой конструкцией. В своих снах он ассоциировал это дом с воплощением зла, порождением мрака и обителем нечисти. Сейчас перед ним стоял просто дом, в котором он родился и вырос.

Джим решился сделать шаг ему навстречу и он прошел на „ура“, не вызвав никаких трудностей или же противостояния. Джим поднялся по ступенькам, подошел к двери и провернул ручку. Как только дверь открылась, Джим, словно Алиса в Стране Чудес, начал быстро уменьшаться в размерах, пока практически не повис на дверной ручке. Его руки стали короче, запястья уже, пальцы и ладони меньше. Джим был одет в широкие зеленые шорты, застиранную голубую майку, а на голове плотно сидела бейсболка с эмблемой „Красных Носков“. Его левая рука была поглощена перчаткой-ловушкой, которая сжимала бейсбольный мяч.

Джим вошел внутрь, послушно закрыв за собой дверь. Он хотел было позвать свою мать, чтобы она знала, что ее сын вернулся с прогулки, как, неожиданно вспомнил, что Генриетт Роквелл две недели назад упала с лестницы и нашла свою смерть на полу. Теперь он жил только с отцов в этом огромном пустом доме. С отцом, который не знал меры в выпивке и, как любили выражаться его друзья, когда хотели кого-то обидеть, — „не дружил с головой“.

Сумасшествие отца Джима заключалось в том, что он видел (или только слышал) неких григетов. И когда его мать уходила на работу (она работала менеджером по продажам промышленной техники), отец часто звал Джима к себе в комнату, выглядывая из-за двери, маня его рукой и одаривая блеском диких глаз. Когда Джим входил к нему, его отец запирал на замок дверь, садился на свою кровать рядом с сыном и начинал пересказывать страшные истории, которые ему за ночь поведали григеты. Джим не любил слушать эти истории, как бы ни любил их любой другой на его месте, но ничего не мог с этим поделать. Часто, по ночам, он не мог заснуть, пристально и насторожено вглядываясь в темноту и, при малейшей опасности, он готовился звать на помощь мать. Но не отца. Нет. Ведь в место успокоения, тот мог лишь поведать ему новую порцию страшных историй.

Теперь, вот уже как неделю, ему было на самом деле страшно. Отец был зачислен на бирже труда и та находила ему работу у частных лиц, которые собирались что-либо строит или ремонтировать. Но постоянной работы у него не было. И это было на руку его отцу — Стен Роквелл не выглядел безумцем, но если бы он работал в постоянном коллективе, его коллеги обязательно бы заподозрили неладное.

Джим все сильнее боялся оставаться наедине с отцом, а потому подолгу гулял на улице или засиживался в школе и лишь под вечер возвращался домой. Все чаще он оставался ночевать у своих друзей и, похоже, отец не замечал его отсутствия, так как никогда не задавал ему вопросов.

Джим отошел от двери и, сам не зная зачем, позвал отца, но ему никто не ответил. Джим ожидал, что так и будет, потому и не удивился. Он снял перчатку-ловушку и положил ее на трюмо, после чего размеренным легким шагом отправился на кухню, где должен был находиться холодный, но все еще съедобный яблочный пирог, принесенный миссис Каннели, чей дом (впрочем, как и всех соседей) находился у подножья холма, на котором возвышался их собственный дом.

Холодильник оказался пуст. В нем не нашлось места даже яйцам, которых Джим не любил ни в каком виде. Похоже, его отец успел поужинать всем съестным, что можно было найти на кухне. Его отец никогда не страдал булимией, а даже наоборот, ел по два раза в день, но, похоже, сегодня у него прорезался волчий аппетит.

„А что если это не он все съел, а кто-то другой?“

Эту мысль он тут же отбросил в сторону, так как в доме, кроме них двоих, больше никто не жил.

„А григеты?“.

Лишь от одной мысли о страшных существах, живущих в комнате отца под кроватью, на его коже образовались тысячи мурашек. В свои пять лет он не верил даже в Санта Клауса, так о каких григетах могла идти речь?

Но, здесь было одно „но“…

О том, что пузатый старик в красном, дарящий подарки всем детям по всему миру, не существует, ему рассказал отец на прошлое Рождество и Джим ему тут же поверил. И о существование григетов ему тоже отец рассказал — так значило ли это, что они реальны?

Все эти плохие мысли начали играть с ним в злые шутки. Джиму показалось, что за его спиной кто-то пробежал и он резко обернулся.

На кухне, кроме него, как прежде никого не было. И все же он вспотел, и пот был холодным. Поняв, что на кухне ему нечего делать, Джим побрел в холл, а оттуда на второй этаж.

Вот уже неделю он боялся и самой лестницы, словно она была не обычными досками, покрытыми краской, а спиной некого доисторического чудовища, целью которого было сбросить с себя как можно больше невинных человеческих душ.

Но этот страх он преодолел в себе, медленно поднявшись наверх, но при этом крепко сжимая в ладони перила, пытаясь доказать самому себе, что он уже взрослый, а потому не престало ему бояться всяких несуществующих вещей.

На площадке, где лестница поворачивала в противоположную сторону, стоял горшок с высоким цветком, листья которого начали желтеть. Вот уже две неделю как за ним никто не ухаживал и Джим проводил его печальным взглядом.

В коридоре второго этажа он остановился. На улице были сумерки, но здесь уже царила темнота и, как все дети, Джим боялся темноты. Мать, бывало, успокаивала его и обещала, что с возрастом этот страх пройдет и через несколько лет он поймет, что сама темнота еще никому не причиняла вреда и, что в ней никто страшный не прячется.

„Была бы она такой же уверенной и сейчас? Григеты доказали — ктона самом деле владел этим домом“.

Вслушиваясь в лживую тишину, Джимми индейским шагом, направился к двери, за которой скрывалась комната его отца.

„Что он делает целыми днями в своей комнате? Слушает бесконечные истории о ведьмах, вампирах, мертвецах?..“

Джиму было страшно и он был уверен, что этот страх небеспочвенен. За ним явно кто-то следил….охотился. А иначе, почему он так уверен, что за его спиной кто-то стоит и наблюдает, ожидая, когда его охватит паника и он побежит сломя голову.

Дверь в комнату отца увеличивалась в размерах по степени приближения к ней. Он мог уже разглядеть, что на ней было что-то нацарапано, но чтобы прочесть надпись, ему нужно было подойти к двери на еще более близкое расстояние.

Остановившись напротив двери, Джим попытался дотянуться до ручки, но его рука имела собственное мнение на этот счет — она медленно поднялась вверх, а затем резко опустилась вниз, спрятавшись за спину. Джим понял, что не хочет видеть отца в столь поздний час. И еще больше он боялся увидеть кого-то еще, помимо отца.