Игорь Бер - Запертые двери [СИ]

Она резко обернулась и прижалась к подоконнику.

— Ну-ну, миссис Фоули, зачем так реагировать на мое присутствие.

Ее сердце заколотилась в груди настолько сильно, что она забеспокоилась, о том, что ее грудная клетка не выдержит всех этих ударов. Лицо обдало жаром. Ноги задрожали, от чего ее каблуки почти заплясали чечетку.

— Возьмите себя в руки, мэр. Не ожидал я от вас такого малодушия.

— Что…что…

— Позвольте, я вам помогу — что я хочу от вас? Вы это хотели меня спросить? — Лицо Предвестника осветила очередная молния. И это лицо совсем не казалось отталкивающим, а даже наоборот, привлекало к себе внимание. Она представляла Его совсем иначе. И уж точно не с человеческим лицом. Хотя полностью нормальным он не выглядел. Глаза его в ночи, еле заметно поблескивали красными огоньками. — Я решил, что сегодня очень хороший день для проведения беседы с вами с глазу на глаз. В городе приезжие и у вас появился прекрасный шанс, наконец, вырваться вперед.

— Вы хотите этому помешать? — спросила Аннет, понимая, насколько глупо прозвучал ее вопрос.

— Не совсем, — ответил он, озадачив ее. — Их достаточно много и среди них есть очень даже интересные личности, а потому часть из них я оставлю себе. Надеюсь, вы не станете возражать, ведь вам для удачного завершения битвы нужна только одна жертва.

— Зачем вам это делать. Почему вы хотите, чтобы мы победили?

— О победе здесь речь не идет. С вашего городка я взял все что хотел и теперь надо и честь знать. Как гостю, мне пора уходить, дабы не злоупотреблять гостеприимством хозяев. Триста лет много даже для такого как я.

— И вы просто так уйдете?

— Вы конечно правы, мэр. Просто так я не уйду. Мне нужно кое-что взамен.

— Чего же?

— Вы, мэр. Ваша бессмертная душа.

— Но…, - ноги, которые только успокоились, снова начали трястись, а живот скрутило от боли. — Почему именно я?

— Вы последняя.

— Что вы хотите этим сказать?

— Больше никого не осталось. Вы единственная представительница рода старожилов, которые участвовали в моей экзекуции.

— Но ведь есть еще…

— Ложь! — перебил Он ее. — Заблуждение. Вы последняя из рода шести семей представителей общины города. И только вы можете положить конец проклятию. Вам преставился шанс доказать насколько сильна и искренна ваша любовь к городу. Готовы вы пожертвовать своей жизнью ради него?

В зале мэрии воцарилась тишина. Предвестник сказал все что хотел, и теперь слово оставалась за мэром города. Сколько времени у нее на раздумье не было сказано, но и сама Фоули понимала, что тянуть с ответом не следовало.

Но как можно было сделать столь сложный выбор, ничего не обдумав?!

Тишина длилась около пяти минут, после чего Аннет С. Фоули произнесла лишь одно короткое слово.

Прислонившись к стене и зажав руки между согнутых в колени ног, Джим Роквелл молча, глядел в одну точку немигающим взглядом. Сьюзен и Мэри стерли, как могли, кровь с его бледного лица и все же не смогли полностью избавиться от красных полос, от чего Джим стал похожим на псевдо-индейца в боевой раскраске. Кроме бледной кожи и красных разводов, на его лице присутствовал и синий цвет от синяка, полученный Джимом в барной перепалки.

Все попытки привлечь его внимание (даже сильные оплеухи Майка) не дали никаких результатов. Джим только моргнул пару раз и вновь превратился в статую.

— У него что, кататония? — поинтересовался Майк, обеспокоено глядя на Роквелла.

— Похоже, это шок, — предположила Сьюзен, после чего дважды звонко хлопнула в ладоши над ухом Джима. Безрезультатно…

— Он может остаться таким навсегда? — с опаской спросила Мэри. — Он лишился рассудка?

Свет в коридоре замигал, на миг полностью погас, от чего все (кроме Джима конечно) подняли головы вверх и вновь восстановился.

— Наверняка то, что он увидел в своем номере, — произнесла Сьюзен, — возымела над ним сильный эффект. Произошедшее с ним оставило на его разуме четкий отпечаток. Возможно, это повлекло к мозговым спазмам. Его жизни не угрожает опасность, но… — Пауза нависла над ними не меньшим грузом, чем вес воды над аквалангистами, — …я не могу считать себя специалистом в этой области, но, по-моему, Джиму уже ничто не поможет. Нынешнее состояние сохраниться до скончания его дней. Его рассудок не справился с тем, что ему довелось увидеть в номере.

Джим продолжал смотреть куда-то вдаль и был где-то далеко отсюда, от друзей, от штата Колорадо.

Он помнил, как в темноте искал дверь, а когда ее нашел и потянул на себя, то вместо солнечного (или искусственного) света, его укутал серый густой осязаемый туман или даже грозовая туча, настолько наэлектризованная, что волосы на его голове и всем теле поднялись дыбом. Из этого тумана, со всех сторон, доносились душу леденящие смешки. Но они были далеко, за границей этой серой пелены, а потому — не представляли угрозы. Идти становилось труднее, словно ноги вязли в этой густой субстанции. И чем усерднее были его попытки не останавливаться, тем сильнее он увязал в трясине и когда он полностью оказался обездвижен, Джим понял, что его тело продолжало движение, словно его уносил вдаль эскалатор. Но куда его уносило? Вверх или вниз? Вправо или влево? Назад или вперед? Джим не мог точно ответить на этот вопрос. Хотя это и не имело большого значения. Главное было то, что его уносило с некой целью. Джим расслабился и позволил этому потоку привести его к конечному пути.

Огромные часы появились ниоткуда и неслись прямо на него, отсчитывая время назад. Механические тиканья превратились в удары набата. Джим пролетел сквозь них, успев разглядеть их внутренность — винтики, шестеренки, пружины, колесики, находящиеся в вечном безостановочном движении. После туман стал вновь непроницаемым и густым, от чего вдыхать его стало очень сложно. Также сложно как есть носом. Но, в тоже время, казалось что эта субстанция состояла из чистого кислорода без малейших примесей, от чего столь обычное действие как дыхание, становилась невероятно приятным действием. Джим и представить не мог, что когда-то узнает, что такое быть опьяненным от одного свежего воздуха.

Вскоре из серой мглы, возник не меньших размеров, чем часы, календарь, чьи листы, словно вентилятором, уносило в разные стороны. На листах были лишь четыре цифры на белоснежном фоне. Вот мелькнуло 2001, чуть левее 1998. 1995 унесло куда-то ввысь, а за ним последовало и 1991. Последний лист пролетел также сквозь него. На нем был 1986-ой год. После чего серая туча вновь поглотила все вокруг.

Потом пришли картинки. Сначала промелькнули его друзья, чьи лица было почти не разглядеть, но Джим узнавал их всех. Затем пролетел мимо и их университет, за которым последовал и кадр самого Бостона — вид сверху. Мелькнул и его когда-то родной Хоум и, наконец из далекого далека надвигался его дом детства — двухэтажный, темный даже в дневное время суток, молчаливый и угрюмый особняк.