Блейк Крауч - Девятый круг [litres]

Фин кивнул и выхватил свой мобильник.

– Ладно, Джек, переключайся обратно на свою припухлую мордашку и давай ответ на мой вопрос.

– Погоди, я думаю.

– Думать не обязательно, достаточно просто знать. Время смерти.

Время смерти Маркетта.

Сброшен у аквариума около двух часов дня. Ну же, давай. Соображай.

Я представила тот мой листок с записями.

– Джек, десять секунд.

Убийство Джессики Шедд указало на расправу с Маркеттом. Ее фамилия стала следующим местом: «Аквариум Шедд». Так что же за подсказка намекнула на время смерти?

– Семь секунд.

Сама книга? Нет, слишком объемно.

Загнутая страница; вот это уже горячее.

Загнутая страница, найденная в животе у Шедд, была из тридцать первой главы « Поджигателя ».

– Пять секунд.

Номер страницы. Какой он там?

102.

Коронер сказал, что Маркетт был убит непосредственно перед тем, как ближе к двум его скинули у аквариума. То есть примерно через час после расправы.

– Четыре… Три… Два…

– Ты убил Маркетта вчера, в час ноль два пополудни.

Лютер кивнул; мне показалось, даже с некоторым разочарованием.

– Хм. Может, ты и не такая тугодумка, как я считал. Ладно, последний вопрос. Как заканчивается роман « Убийца и его оружие »?

– Я его еще не дочитала. Прочла только « Поджигателя ».

– В самом деле? И как, понравилось?

– Представь себе, да. Автор реально сумел влезть в голову к психопату. Кстати, он еще жив? Я имею в виду, Эндрю З. Томас.

– Энди будет жить вечно в своих произведениях. А теперь отвечай на вопрос.

– В конце « Поджигателя » герой сжигает себя заживо.

– Вопрос был не этот. А об « Убийце и его оружии ».

Черт. Ну почему я не прочла его первым? Я закрыла глаза, припоминая заднюю обложку книги. О заурядном парне, пестующем в себе убийственные инстинкты. Томас писал о нигилизме. И увлекался Данте.

– Пять секунд, Джек.

– Он…

– Да?

Была не была.

– Он низвергается в ад, – пальнула я наобум.

В глазах Лютера что-то продрожало, а затем он кивнул.

– Что ж, неплохо. Ты вычислила, даже не читая книги?

– Просто прикинула.

– Удачно прикинула. Правильно. Так что теперь мистер Роу доживет до падения занавеса.

Лютер перевел камеру на мистера Роу, и я с муторной ясностью поняла, что именно произойдет дальше.

Человек, назвавшийся Сайдерсом, положил свой айфон на стол и уставился сверху на Роу смоляными, непроницаемыми глазами. Из кармана джинсов он вынул нож и выкинул лезвие.

Серебристое. С отблесками. Невероятно острое.

Похожее больше на коготь хищной птицы, чем на нож.

– Пожалуйста, не делайте этого, – залепетал Роу, но сквозь слой скотча на губах послышалось лишь невнятное мычание.

– О боже, не надо, – выдавил из себя Роу в те секунды, как Сайдерс с ножом склонялся к его ноге.

Сознание начинало мягко плыть.

В себя его привела резкая оплеуха.

– Питер, это же последние мгновения твоей жизни. Ты что, хочешь их проспать?

Под невнятное хныканье Роу Сайдерс сделал надрез на его семисотдолларовой брючине и вспорол драгоценную шерсть от ширинки до колена. После этого он вытащил из вещмешка широкий моток скотча и взялся за работу: приматывание к внутренней стороне ноги чего-то в пузырчатой упаковке; слой за слоем, слой за слоем.

Наконец, моток он отложил и, взяв ногу Питера, как следует ее встряхнул.

– Так, наверное, пойдет, – бормотнул он сам себе.

Он обогнул стол; Питер слышал его шаги в сторону двери, вслед за чем щелкнул, запираясь, язычок замка.

Сайдерс возвратился и поднял с пола пожарный топор.

– Вот она, резка стекла во всей своей наглядности, – произнес он.

И замахнулся.

Я вырвала у Фина мобильник и принялась вопить Хербу, чтобы он поспешил.

– Копы уже в пути, – сообщил он. – Офис Роу на двенадцатом этаже. Охрана туда уже поднимается.

– Увидимся на месте.

– Джек… – одновременно сказали Херб и Фин, но я уже летела к раздвижным дверям выхода, высматривая Макглэйда.

Его «Тесла» парковалась на местах для инвалидов.

Сам он в это время играл в свою «Башню Безумия».

– Ку-ку, Джеки. Я уже почти на уровне Костей.

Распахнув пассажирскую дверцу, я шлепнулась на сиденье.

– Как быстро разгоняется этот чемодан?

– От нуля до сотки три и семь десятых секунды.

– А ну покажи.

Стальной оголовок топора пробил офисное окно, пустив паутину извилистых трещин; однако оно не лопнуло. Сайдерс саданул по стеклу и раз, и другой, и третий. Мелкие квадратики с пластмассовым покрытием сыпались на лицо Питера дождем, а в кабинет потянуло влажновато-прохладным апрельским воздухом.

Питер вопил в свой кляп, уповая, что Келли с офисными помощниками его услышат, но во-первых, крики были не так чтобы громки, а во-вторых, персонал вряд ли на них отреагирует.

Вспомнился инструктаж, который он сам давал каждому вновь принятому (учитывая общую текучку, это происходило регулярно). При всей своей политике открытых дверей он оглашал своим работникам один и тот же принципиальный наказ: «Никогда, ни при каких обстоятельствах не входить в мой кабинет, когда дверь в него закрыта. Даже не стучитесь, потому что я там или сплю, или сижу голышом».

И вот теперь эта самая политика ударила его бумерангом по заднице.

Связанный, с кляпом, следя за прорубающим оконную брешь маньяком, Питер сознавал, что по жизни был козлом. Жадным, эгоистичным, взыскательным. До настоящего момента он вполне с этим уживался, в основном из-за денег. Бальзам пресловутого богатства умащивал многие жизненные недуги, включая и больную совесть. Но скоро он будет мертв, а мертвым деньги ни к чему, и оставалось лишь осознание, каким же он был козлом. «Жопа с ручкой», как говаривал его сын; и вот это самое жопничество ему такую участь и обеспечило. Примите и не ропщите.

Сайдерс отбросил топор на кожаный диван Питера и отер лоб, глянцевый от пота.

Пробитая брешь была рваной, неровной, меньше метра в самой своей широкой точке. И глядя в нее, Питер наконец понял, что именно его ждет. До этого он почему-то думал, что этот псих исколет его тем ножом, но оказалось, что нет. Вовсе нет.

Сайдерс схватил его за ноги и по ковровому покрытию поволок к этой дыре. Питер яростно извивался и силился вырваться всем чем мог, но в итоге капроновые завязки впились так, что из кожи засочилась кровь.

Ноги выпрастывались из дыры наружу, болтаясь над Дирборн-стрит, и вот уже торчали по колени; еще немного, и тяготение само повлечет его к земле.

Сайдерс налегал, но в какой-то момент сам притормозил протискивание тела через брешь.