Блейк Крауч - Девятый круг [litres]

Голос был напряженный и явно в страдании.

Вместо ответа я вынула из кольца факел и вместе с ним побрела обратно в это болото, пока стылая вода не дошла до пояса.

В свете факела поверхность воды отливала маслянистой чернотой, как нефть.

– Кто здесь? – снова позвал голос.

– Меня зовут Джек, – откликнулась я. – Я иду к тебе на помощь.

За очажком факельного огня по-прежнему не было видно ни зги, так что я в своем направлении ориентировалась на звук.

Примерно через шесть метров, подрагивая, как в ознобе, свет факела высветил среди воды небольшой островок. Я остановилась и вгляделась. Общей площадью он был не больше пятнадцати метров и состоял из бетонных блоков, выступающих из воды буквально на ладонь.

На нем без движения, крест-накрест лежали двое.

– Эй, – осторожно позвала я. – Вы меня слышите?

– Они мертвые, – послышался голос из темноты.

– Ты уверен?

– Да.

– А от чего?

– Он заставил их биться.

В свете факела влажно блеснула сталь клинка, все еще зажатого в руке одного из мертвецов.

Я поднесла огонь ближе, и он изменчивым светом осветил их лица.

Молодые. А руки в татуировках уличных банд.

Оба в ошейниках, посредством которых Лютер несомненно этих парней друг на друга натравливал.

Я пошла вперед, и примерно через минуту в отсветах факела впереди начали угадываться цепи, а затем человек, распятый ими на бетонной стене.

– Я тебя вижу! – воскликнула я. – Почти уже добралась.

От усилий продираться по грязи ноги сводило судорогой, но я упорно шла, одолевая этот последний десяток метров, после чего выбралась по откосу на сухое место.

Передо мной стоял высокий, худой, по пояс голый мужчина, скованный кандалами, как в каком-нибудь рассказе Эдгара По. Был он полностью в грязи, светились только белки глаз. Ноги сведены вместе, руки раскинуты.

Я опустилась на пол и какое-то время переводила дух. Пальцы рук и ног мне сводило холодом.

Неизвестно, сколько я еще смогу все это терпеть.

– Ты ранен? – спросила я.

– Да вот, плечо… кажется, вывихнуто. Не помню, сколько я уже здесь. У тебя есть вода?

Я качнула головой, внезапно поняв, насколько мне самой тоже хочется пить.

– Как тебя зовут?

– Стив.

Я оглядела его. Примечательно, что ни одна из пропащих душ, с которыми мне пришлось пересечься в этих кругах ада, так и не уцелела. Лютер не хотел, чтобы я их спасала. Ему хотелось, чтобы я наблюдала за их страданиями и гибелью. Однако на Стиве ошейника не было – знак пусть и небольшой, но обнадеживающий.

– Я попробую тебе помочь, Стив, но сначала мне надо найти отсюда выход. Здесь где-то должна быть дверь с клавиатурой.

Его глаза замерцали слезами.

– Если ты думаешь отсюда уйти, то сначала тебе надо меня прикончить.

– О чем ты говоришь!

– Тебе надо меня убить.

– Стив, я не буду этого делать.

– Там за мной, на гвозде, висит пила.

– Стив…

– Ты не поняла. Если ты этого не сделаешь, он меня запытает до смерти. На его машине я уже был. Больше не хочу.

– Послушай…

– Перережь мне глотку, и тогда… – он угрюмо мотнул головой, – тогда ты сможешь открыть дверь, что у меня за спиной.

Только теперь я слабо разобрала очертания ржавой двери, к которой Стив, собственно, и был прикован. Как раз возле его бока торчала ее ручка.

Лютер хотел, чтобы я не просто убила Стива. Руки его были прихвачены к дверным косякам, а лодыжки вместе прикованы к низу самой двери. Не обрубив ему предварительно руки и ноги, открыть ее я не могла.

– Ни за что, – произнесла я, отступая на шаг.

– Прошу тебя, Джек. Я…

– Нет!

– … этого заслуживаю.

– Все равно нет. Такого не заслуживает никто.

Теперь Стив безутешно плакал.

– Я убил человека, – жалко бубнил он сквозь слезы. – Три года назад. Все эти годы я носил это в себе и вот теперь хочу, чтобы ты знала: я этого сам желаю! Тысячу раз я думал покончить с собой, да все храбрости недоставало.

– И все равно я этого не сделаю, Стив. Не могу.

– Ты понимаешь, что со мной тогда сделает Лютер?

Людей я в своей жизни убивала. Но даже с такой больной сукой, как Алекс Корк, это было нелегко. Не в смысле нажать на курок. И не в смысле уживаться потом с мыслью, что ты лишила кого-то жизни. Просто в голове не укладывалось, как у меня рука может подняться на прикованного к стене невооруженного человека, не важно, что он там содеял в прошлом и как отчаянно молит тебя его прикончить.

– Прошу тебя, Джек!

– Помолчи хоть минуту. Дай подумать.

Я подошла ближе, оглядывая дверь. Шарниров нет, значит, она открывается вовнутрь. Я для пробы налегла на ручку. Дверное полотно сместилось на дюйм, натянув цепь у Стива вокруг лодыжек.

– Ты можешь отпрыгнуть назад?

– Какое там прыгать: я вообще своих ступней не чувствую. Они у меня отнялись от холода.

– Лютер, ты слышишь? Я этого делать не собираюсь, – сказала я вслух.

Мой наушник молчал. Я огляделась в поисках камеры и заметила ее на стене, в трех метрах от пола.

– Ты меня слышишь, тварь? – спросила я, помахав рукой в ее глазок. – Я не собираюсь…

И тут дверь за Стивом с силой дернулась внутрь, захватив его ноги. Он издал вопль: вес перекинулся на руки. Дверь приоткрылась всего на несколько сантиметров, но в эту щель пролезла чья-то рука, зацепив висящую пилу. А в открывшуюся щель проглянули два глаза-буравчика.

– Ой, гляньте-ка, кто здесь. Никак Джек Дэниэлс? Давненько, ох, давненько не видались!

Полускрытого уродливого лица я не узнала. Но голос…

Этот голос был мне памятен. По той автобусной остановке, годы назад. Дональдсон.

– Я мечтал, Джеки, чтобы снова с тобой увидеться. Обрезать тебе по кусочкам лицо и тебе же скармливать. Ну а теперь, когда между мной и моей мечтой всего лишь чьи-то копыта, разве ж я с ними не управлюсь!

Он поднял пилу и через щель опустил на голое запястье Стива.

Я с грохочущим в ушах сердцем потянулась к ней с другой стороны, пытаясь помешать, но все это ерзанье туда-назад было по сути как раз тем, чего добивался Дональдсон; получается, мы с ним вдвоем под вопли Стива пилили ему, бедняге, руку.

В эту секунду во мне безумно забился младенец, а ноги подкосились и мир закружился, окутываясь затмевающей глаза чернотой. Схватки! Только сейчас их не хватало!

Я шлепнулась на задницу. Голос Стива исчезал… таял весь мир… меня властно увлекала в свой омут чернота.

Тот человек на двери умер слишком быстро. Без стопорящего кровотечение жгута он уже через минуту лишился чувств, а затем и вовсе окочурился.

При его воплях Люси ощутила в себе полузабытый раж, а когда он перестал дышать, то слегка опечалилась. Как будто ее чего-то несправедливо лишили.

На то, чтобы отпилить все ненужное и освободить дверь, у них с Дональдсоном ушло около пяти минут – так долго, что когда они наконец управились, ей уже хотелось только норко и сна.