Джон Коннолли - Музыка ночи [litres]

Но я не сомневался, что Элиза навострила уши.

– Надеюсь, мы вам хоть в чем-то помогли, – с вкрадчивым заискиванием пролепетал мистер Дануидж.

– Да-да, – кивнул я. – А есть ли в Лондоне еще книготорговцы, которые собирают оккультные издания?

– Мы – лучшие среди лучших, – с гордостью ответил Дануидж, – но несколько имен я вам могу назвать. Почему мы должны быть единственными, кто получает удовольствие от вашей компании?

На листке линованной бумаги он нацарапал несколько адресов, но прежде чем отдать список мне, настоял на том, что проводит меня к выходу.

– А теперь до свидания, – произнес он, выпроваживая меня в ночную темь. – Как говорится, смотрите себе под ноги.

– Я, пожалуй, еще разок к вам зайду, – высказал я предположение.

– Непременно доложу об этом дочери, – обещал Дануидж. – Она ужас как обрадуется.

И закрыл дверь у меня перед носом.

7

Весь следующий день я прочесывал места, указанные в листке Дануиджа, но проку от моих поисков оказалось немного. С некоторыми из контор я был уже знаком по молдинговским квитанциям, и в каждом случае выяснялось, что Молдинг покупал у них не слишком много книг, да и ценные экземпляры исчислялись единицами. Вопросы об « Атласе Неведомых Царств » вызывали либо непонимающие взгляды, либо отрицание, что он вообще когда-либо существовал. Зато упоминание о « Дануидже и дочери » вызывало активную неприязнь, подкрепленную, как мне казалось, и боязливой настороженностью.

Посетил я и «Стифордс». Он закрывался позднее большинства своих собратьев, потому как заботился о студентах, чьи учебные радения поглощают световой день. На вопрос, могу ли я видеть «молодого мистера Блэра», мне сказали, что он сейчас разыскивает свое кепи и пальто, а выйдет через передний вход. Я решил его подождать. Лондон уже заворачивался в сумеречное одеяло тумана. Я высморкался, чтобы прочистить нос от угольного привкуса, и не впервые подумал, а что же у меня творится в легких. Их-то от столичного смога просто не очистишь!

Мистер Блэр вытеснился из недр магазина подобно младенцу из утробы – из теплого обжитого мирка в холодную, неприветливую внешнюю среду. С крыльца он бросил внутрь приязненный прощальный взгляд, после чего сгорбился и надвинул кепи, стремясь натянуть его на уши. Возле его ног притулился бурый кожаный саквояж – старый, но незаношенный, – а к поясу прислонялся зонт. Старик признал меня не сразу, но после некоторого борения с памятью лицо его озарилось пониманием. В мистере Блэре чувствовалась симпатичная мне доброта, некая блаженная отрешенность от тщеты и непролазной суетности житейской рутины. Это качество подчас встречается в людях, посвятивших себя тому, к чему они испытывают безраздельную любовь и благодарение, ставшие им по жизни опорой. Я поздоровался и спросил, нельзя ли с ним прогуляться, на что он откликнулся кивком и словесным журчанием, в котором я разобрал, кажется, «всенепременно», «обязательно», а также «с превеликим удовольствием, дорогой вы мой друг» (фразы были настолько густо пересыпаны покашливанием, причмокиванием и эканьем, что вникнуть было не так-то просто).

Вместе мы направились в сторону Тоттенхэм-Корт-Роуд, а оттуда – на Оксфорд-стрит. Возле чайной-кондитерской Лайонса мой спутник Блэр блаженно принюхался, и на мое предложение зайти внутрь уговоров не потребовалось.

Заказ на чай с сэндвичами у нас приняла некая Глэдис. Пока мы ждали, мистер Блэр сидел, сцепив перед собой ладони, и умильно улыбался, впитывая в себя жизнь и сутолоку людного зала. Вероятно, по сравнению с почти монашеской тишиной «Стифордса» кондитерская представлялась ему поистине буйством, но он им сейчас наслаждался. Я обратил внимание, что на его пальце отсутствует обручальное кольцо, вместе с тем сомнительно, чтобы более юный персонал «Стифордса» уделял Молодому мистеру Блэру хоть сколько-нибудь времени и внимания, едва лишь двери заведения запирались на выходные или на праздники. А с уходом своего антагониста, Старого мистера Блэра, он теперь наверняка оказался самым старым из книготорговцев. Наверняка почти никто из его глуховатых сверстников не мог составить ему компанию, даже если бы и понимал, что́ он там бубнит себе под нос.

Я вспомнил задумчиво-грустноватый взгляд, которым Молодой мистер Блэр простился с магазином, прежде чем уйти. «Стифордс» был его настоящим домом. Любое другое место котировалось как второстепенное. Есть подозрение, что в разлуке со своим магазином Молодой мистер Блэр чувствовал себя весьма одиноко.

Мы съели сэндвичи и выпили чай, а когда Молодой мистер Блэр пальцем счистил со своей тарелки крошки (все до последней, не уцелела ни единая), я предложил ему яблочного пирога с кремом из взбитых сливок. Молодой мистер Блэр, для порядка чуток пожеманясь, согласился, что пирога сейчас и вправду бы не помешало. Мы продолжили кутеж и заказали по второму чаю. Лишь когда мы оба блаженно откинулись, давая еде благополучно осесть в наших желудках, я снова поднял тему насчет « Дануиджа и дочери ».

Молодой мистер Блэр надул щеки, поскреб подбородок и забарабанил пальцами по столешнице, как человек, размышляющий над покупкой изделия, чье происхождение и качество ему глубоко сомнительны.

– Ужасная женщина, – пробурчал он наконец, как будто ранее его оценка была не ясна. – Скверная. Очень скверная. Сквернее некуда.

Я дал понять, что оспаривать его оценку не берусь, но пояснил суть своего затруднения. Когда я сказал, что один наш общий знакомый запрашивал у « Дануиджа и дочери » некую книгу, Молодой мистер Блэр нахохлился и, сердито на меня уставившись, надул щеки и остро сдвинул брови.

– Прескверная женщина, – прокряхтел он.

Я помолчал и добавил, что манускрипт оказался и впрямь запредельно мифическим – и даже « Дануидж и дочь » найти его не сумели. При столь нелегкой задаче к кому бы мог наш общий знакомый обратиться с аналогичной просьбой?

Молодой мистер Блэр взвесил мой вопрос.

– Книга оккультная? – осведомился он ворчливо.

– Да.

– Скверно. Надо было держаться от нее подальше.

– Может быть.

– Редкая?

– Очень.

– Дорогая?

– Очень-очень.

– Тогда Мэггз, – пригвоздил Молодой мистер Блэр. – Мэггз, больше некому.

– А имя у него есть?

– Наверно. Только оно ни у кого не в ходу. Малый с гнильцой.

Молодой мистер Блэр подался через стол и с жаром прошелестел:

– Червь он, этот Мэггз.

– Он книготорговец?

– Ой! Мозгляк! Деляга.

Мой вопрос Молодому мистеру Блэру, похоже, таким образом очернил непорочность его ремесла.

– Книжный нюхач , – поправился он презрительно.

– В каком смысле?

– Выискивает редкие тома. Скупает их по дешевке – у вдов и наследников – и втюхивает в книжные лавки. Я его к себе и на порог не пускаю. Плут, могильный воришка! Хотя нюх у него что надо. Может разыскать что угодно, паскудник. Свои книжки Мэггз знает, но не любит. Вот в чем суть. А их надо любить . И к чему все это?