Бэзил Коппер - Морок над Инсмутом

Я был на стороне Дэвида, и он это знал.

— Сейчас, Билл, сейчас! — повторил он. Потом, после минутного молчания, пожал плечами. — Но… если трусишь…

— Я же сказал, что пойду, — ответил я ему, — значит, пойду. Не ты один любишь тайны, даже такие ужасные, как эта. Теперь, когда я знаю о существовании этого места, мне не терпится его увидеть. Конечно, страшновато, но…

Он кивнул.

— Тогда это твой последний шанс, потому что завтра там не на что будет смотреть, будь уверен!

Не прошло и часа, как мы были готовы. Фонари, ружья, динамит и запальный шнур — все, что нам понадобится — все было у нас в руках. А когда мы шли от дома в Кеттлторпе садовыми тропами к загону без крыши, вокруг нас уже поднимался и наползал туман. Здесь и сейчас я могу признаться, что, если бы в тот миг Дэвид еще раз предложил мне выбор, уйти или остаться, я, может быть, бросил бы его одного.

Но он не предложил, и мы прошли под притолокой с чеканной пластиной, нашли камень, о котором рассказывал Дэвид, и при помощи рычага начали поднимать его с места. Пока мы работали, мой друг показал мне на древний массивный жернов, лежавший поблизости.

— Вот чем припечатал его старина Джейсон Карпентер. И как, по-твоему, могла Джун сдвинуть его в одиночку? Да никогда в жизни! Ей помогли — наверняка помогли — снизу!

В этот миг каменная плита шелохнулась, приподнялась, качнулась и, повинуясь нашей настойчивости, со грохотом съехала набок. Не знаю, чего я ждал, но струя сырого, затхлого воздуха, вырвавшаяся снизу, застала меня врасплох. Она ударила мне в лицо, словно невидимый ядовитый гейзер, и в ней были спрессованы вонь времени и океана, сырости и тьмы и каких-то чуждых существ. Несмотря на неожиданность, я сразу его узнал: тот же гнилостный запашок я впервые почувствовал летом, Дэвид тогда еще наивно называл его «миазмами».

Так, значит, отсюда вставал туманный призрак темных ночей, огромный фантом, составленный из частиц воды и смрада земных внутренностей? Видимо, да, хотя это совершенно не объясняло той формы, которую принимал призрак…

Немного погодя сила воздушной струи и концентрация газов в ней ослабели, из колодца потянул холодный соленый сквозняк. К нему примешивались и другие запахи, но, при всей своей чужеродной мерзости, они уже не казались непереносимыми.

У каждого из нас с плеча свисал наполовину полный походный мешок, и эти мешки заставляли нас клониться набок при ходьбе.

— Осторожно! — предупредил меня Дэвид, начиная спуск. — Ступеньки крутые и скользкие, как черти! — И он не преувеличил.

Лестница была узкой, спиральной, она почти перпендикулярно шла вниз, заполняя собой колодец, который имел такой вид, словно его просверлили в местной породе огромным сверлом. Ее ступеньки были узкими, высокими и скользкими от селитры и какой-то влаги, липкой, как пот. Лучи наших фонарей, вспарывая тьму, черную, как ночь, уходили вниз, все дальше и дальше.

Не знаю, на какую глубину мы спустились; стенки каменного горла на всем протяжении были одинаковы, что затрудняло прикидку расстояния. Хотя, помню, кое-где на них были вырезаны буквы, ритуальные по виду. Кое-какие из них явно были римские, но лишь самые новые! Другие, угловатые и грубые, похожие на иероглифы — варварски простые по стилю — наверняка предшествовали вторжению римлян в Британию.

Так мы добрались до дна колодца, где Дэвид ненадолго задержался, чтобы положить несколько шашек динамита в темную нишу. Он стал прилаживать к ним запал и, работая, говорил со мной шепотом, который шепелявым эхо уходил куда-то в глубину и возвращался к нам в качестве замирающих шорохов и шелеста.

— Сюда самый длинный шнур. Подожжем его на обратном пути. И еще штук пять таких же, прежде чем дойдем до конца. Надеюсь, этого хватит. Господи, я ведь даже не знаю размеров этого места! Здесь я был и заходил немного дальше, но ты представляешь, каково здесь одному…

Я в самом деле представлял и содрогнулся при одной мысли.

Дэвид работал, а я охранял его с ружьем наготове: курок взведен, ствол смотрит в устье черного тоннеля, ведущего бог знает куда. Стены этой горизонтальной шахты были повернуты верхними краями внутрь, образуя потолок, такой низкий, что, когда мы двинулись вперед, нам пришлось пригнуться. Было совершенно очевидно, что тоннель — не просто каприз природы; нет, он был слишком правильным, к тому же на стенах повсюду виднелись следы от орудий, которыми рубили камень. Еще одна вещь обратила на себя наше внимание: тоннель был прорыт в той самой породе, из которой в темные давние времена, не оставившие по себе памяти ни в мифах, ни в легендах, была выстроена — в каком, интересно, виде? — ферма Кеттлторп.

Пока я шел за другом, какой-то дальний уголок моего мозга работал, фиксируя впечатления, что, однако, ни в малейшей степени не уменьшало чудовищного давления предчувствий, которые ложились на меня почти физически ощутимым грузом. Но я все же шел за ним по пятам, и немного погодя он уже показывал мне свежие царапины на стенах — он сделал их во время своего предыдущего визита, чтобы не заблудиться.

— Необходимость, — прошептал он, — как раз здесь тоннели начинают ветвиться, превращаются в лабиринт. Настоящий лабиринт, иначе не скажешь! Врагу не пожелаешь в таком заблудиться…

Мое воображение и без того разыгралось, так что я пошел вплотную к другу, едва не наступая ему на пятки, и начал рисовать собственные знаки на стене. И в самом деле, не прошли мы и пятидесяти шагов, как стало ясно, что Дэвид нисколько не преувеличил, назвав это место лабиринтом. Боковые тоннели, число которых стремительно росло, входили в нашу шахту со всех сторон и под любыми углами; скоро мы оказались в помещении вроде галереи, где встречались многие из этих ходов.

Галерея была, в сущности, пещерой огромных размеров с выпуклым куполообразным потолком высотой, может быть, футов тридцать. Ее стены походили на соты, так они были изрыты устьями тоннелей, многие из которых обрывались круто вниз, уходя на еще большую глубину, в невообразимый мрак. Там я впервые услышал ленивое бульканье невидимого потока, о котором Дэвид сказал:

— Это ручей. Ты его скоро увидишь.

В расщелине подальше от глаз он заложил еще один заряд и сделал мне знак следовать за ним. Мы свернули в тоннель с самым высоким потолком и, пройдя по нему футов семьдесят пять — сто, оказались на каменном уступе, вдоль которого тек медлительный, жирно блестящий черный ручей. Мы шли против течения, футах в двадцати от поверхности; однако все каменное ложе ручья, вплоть до самого края нашего уступа, покрывала черно-зеленая слизь и отложения. Дэвид объяснил кажущееся несоответствие.

— Ручей зависит от прилива, — сказал он. — Море сейчас в самой низкой точке. Начинает прибывать. Я видел этот ручей футов на пятнадцать глубже, чем сейчас, но это будет не скоро, через несколько часов. — Тут он ухватил меня за руку так, что я вздрогнул. — Келп! Взгляни на келп…