Регина Лукашина - Блеф во спасение

«Гадом буду, если сейчас позволю ей уйти в себя. Хотя, дурак ты дурак… Чему тут удивляться? Эти слова про гражданку Келебдаенен. Лена тут же и замкнулась. В глазах синее море было, и вдруг. Ничего не ответила рыбка, только хвостом по воде махнула и ушла в пучину. Горький ирония, печаль, а потом словно на окне шторы задёрнули. Всё… Обидел её кто-то. Очевидно, мужик женат. И долго ей голову морочил. На молоке обожглась».

— Миша, можно тебя спросить? — он даже вздрогнул, услышав её голос.

— Я разведён уже два года, дочь воспитывает старшая сестра, — вот ведь, вырвалось. Хорошо ещё, в салоне полумрак. Покраснел, как сопляк.

— Ну и на здоровье, — неожиданно холодно сказала женщина, — хотела уточнить пару важных деталей. Во-первых, я завтра еду в Питер, зачем?

— Кирпичи извлечены, — разведчик взял себя в руки, хотя ледяной тон сильно не обрадовал, — ничего интересного. В одном из них обнаружено прямое указание на клад великой княгини. Сегодня днём без лишнего шума ларец извлекли из подземного помещения Спасского собора Андроникова монастыря, был спрятан около гроба Андрея Рублёва. В ларце была часть креста, того самого, с Голгофы. Арабские дирхемы IX века, изумруды весом до сорока карат каждый индийского происхождения и часть библиотеки. Той самой. Включая тот самый трактат Иоанна Лествичника.

— Та самая усталость, не торопись, — чуть мягче сказала напарница.

— Короче, хватит на прокладку тоннеля от материка до Сахалина. Более ничего, что имело бы отношение к нашему делу. Так что в Санкт-Петербург тебе завтра ехать придётся, надо немного поторговаться с противником.

— Моя безопасность, полагаю, каким-то образом предусматривается?

— Буду рядом, в том же вагоне. Лен!.. Да с твоей головы волос не падет.

— Только не говори мне, что их ксива остановит. Временная, тем более. В полночь карета превратится в тыкву? Спасибо, Леночка, на тебе гонорар и не вякай? Я давно взрослая девочка, Михаил, понимаю, как жизнь устроена. Для системы я — инородное тело. Используют как куклу и выбросят. Я вам уже отдала мою курсовую работу студенческую, нарисовала маршрут и вычислила 14 знаков. Что ещё вы от меня хотите? Куда я еду и зачем?

— Подожди, давай по порядку. Идёт игра. Троян поверил, что ты ночь не спала, отпустил, знаешь, почему? Для него ты сама прошлой ночью ездила в Санкт-Петербург и обратно за кирпичами и третьей частью послания. NISA завтра попытается тебя завербовать всерьёз.

— Вообще ничего не понимаю… — в голосе Лена звякнул металл. — то, что Горяев — жадная трусливая шестёрка, я сто лет знаю. Но вербовка?

— Послушай меня сейчас внимательно и без нервов, ладно? Передача оригинала твоей курсовой работы в распечатанном виде и поездка в Питер — только предлог. Всем нужно то, что у тебя в голове. Всё решила одна фраза профессора Фролова. Венец владык — это конструктор. Чтобы машина ехала, нужен ключ зажигания. Фраза была такая: «о ключе говорила Лена в своём эфире, она его узнает». Всё!.. Ты знаешь, кстати, что профессор умер?

— О, Господи!.. Владимир Матвеевич, — она закрыла лицо руками.

— Тише, плакать не время. Послушай меня. Никто, кроме тебя, ключ не найдёт. Мы посчитали. Твоя программа шла в эфире шесть лет по три раза в неделю. Аналитикам потребовался бы год работы, чтобы отслушать всё! Но файлы с записью твоих передач были удалены все. С сайта и радио-архива. Аналитики считают, что если ты можешь понять язык символов…

— Ага!.. — зашипела разозлённая кошка, — смогу. Толкина только ещё раз проштудирую. Эльфийский язык — синдоран.

А передачи мои я сама стёрла, неделю корпела, отсеивала именно мои. Чтобы не досталось этим уродам.

— Ключ. О нём Лена говорила в своём эфире. Она его узнает. — глухо повторил Михаил и припарковался на аварийном сигнале около её двора.

— Знаете, что… А не пошли бы вы все, а? Генерал Александров, я его пост сегодня в Facebook прочитала. Назвал умницей Оксану Тимьян, он к ней на передачу ходил про семантику терроризма. А знаешь ли ты, что она моё место заняла, моё!.. Конечно, старику пиар нужен, выход на публику. Слава генералу, ура генералу, салют генералу!.. Про то, что он сотрудничает ради своей популярности с теми, кто меня с волчьим билетом по миру пустил, про это он не думает. Мелочи какие! Лес рубят, щепки летят. Не щепки, люди. Да ему плевать. На войне иногда убивают, правда? Такое дело делаем. И что за беда, оскорбить чувства бывшей радио-звезды? У меня контракт на три месяца. А потом что? В награду за то, что подмётки рвала бумажки перебирать за колючей проволокой в какой-нибудь секретной конторе с туалетом по свистку, с девяти до шести, в ранге прапорщика? Всё-таки нельзя в рядовые, высшее образование, как-никак. Заслужила на старости-то лет… Нужно им то, что у меня в голове, видите ли…

— Лена, мне странно напоминать тебе о долге перед родиной.

— Родина мне больше должна, чем я ей! — зарычала она. — Ушли меня с радио, где служила верой и правдой. Преподавать не дали. На что я живу, кто хоть раз поинтересовался?… Поманили вчера нищего горбушкой, растаяла. А ведь надо было на берегу торговаться. Если речь идёт о спасении планеты. Так? Но и сейчас ещё не поздно, если отбросить высокие материи. Долг типа.

Положив руки на руль, Михаил слушал молча эту страшную исповедь, эту сухую истерику, смертельное отчаяние сильного характера.

— Я провела вас по всему маршруту, — внезапно сбавив градус тона, продолжила журналистка, — отдала мой курсовик. Хотите ещё мысли мои, в него не вошедшие? А я не помню ничего, прошло двадцать пять лет. Мир без моих догадок рухнет? А мне, знаешь ли, всё равно. Ни мужа, ни детей, теперь и работы нет, из-за чего этого всего не было. Что трудно уговорить спасти мир человека, которому жизнь не мила? Да пропадите вы все пропадом.

— Лена, тебя обидел генерал? Я поговорю с ним. Ты этого хочешь?

— Субординация позволит, товарищ подполковник? Не советую. Глупо говорить с бетонной стенкой. Честь офицерская, совесть… Я подписала ваш контракт. Выполню его как есть. Как написано. Завтра я сяду в поезд и буду тупо выполнять приказы из наушника. И не требуйте от стажёра больше. Того, что капитану знать положено. А вы, товарищ подполковник, кому-нибудь ещё мишени подправляйте. Я буду стрелять так, как умею. И плевала я на все ваши системные трюки и пролетарскую сознательность. Вместе с государственными интересами. Мне терять нечего. Здравия желаю!

Она вышла из машины и саданула дверь так, что автомобиль жалобно заныл. Пошла, не оглядываясь, к двери подъезда. И вот тут наконец-то из глаз потоком хлынули слёзы. За что, за что со мной так!.. А ведь это хорошо, Лена. Иногда надо просто выплакаться. Великая актриса на сцене умеет быть настоящей. Не рисуя на публику чувства и страсти, но пряча и подменяя их поводы. На сцене проще жить, там можно не сдерживаться, не притворяться.