Стивен Кинг - Судьба Иерусалима[= Жребий; Салимов удел]

Майк Райерсон и Ройял Сноу вырыли могилу еще утром, уложив рядом с ямой полоски дерна. Майку показалось, что Ройял ведет себя как-то странно. Обычно он так и сыпал всякими шутками и прибаутками по поводу их работы, но в это утро казался подавленным и все время молчал. Похмелье, предположил Майк. Небось засиделся вчера у Делла со своим дружком Хэнком.

Едва он увидел катафалк Карла, поднимающийся на холм, он отпер железные ворота, поглядывая на острые прутья, с которых он снял Дока. Потом он вернулся к могиле, где уже ждал местный священник, отец Дональд Каллагэн. Книга, которую он держал, была раскрыта на похоронной службе для детей. Майк знал, что это уже третья служба — первые две были в морге и в церкви святого Андрея. Последняя ступень — кладбище. Конец всему.

Холодок прошел у него по спине, и он посмотрел на яркую пластиковую траву, которую зачем-то использовали на похоронах. Она выглядела дешевой имитацией жизни, прикрывающей тяжкие коричневые пласты всепожирающей земли.

— Они идут, — сказал он священнику.

Каллагэн был высоким человеком с голубыми глазами и грубоватыми чертами лица. Волосы его уже поседели. Райерсон, не бывавший в церкви с шестнадцати лет, любил его больше прочих служителей церкви. Джон Гроггинс, методистский проповедник, был старым лицемерным святошей, а Паттерсон из церкви Святых последнего дня казался просто чокнутым. Как-то на похоронах одного из служек он даже прыгнул в могилу. Но Каллагэн — другое дело; на похоронах он служил спокойно и всегда быстро. Райерсон сомневался, происходят ли его багровые щеки и вздутые вены от усердных молитв, но если он и выпивал втихую, что с того? Мир таков, что в нем редко встретишь святого.

— Спасибо, Майк, — сказал он и посмотрел на небо. — Тяжелая сегодня служба.

— Еще бы. Сколько продлится?

— Минут десять, не больше. Не стоит заставлять родителей страдать еще сильнее. Им уже достаточно.

— Хорошо, — сказал Майк, удаляясь. Он намеревался перелезть через ограду, уйти в лес и перекусить. Он знал, что могильщик в перепачканном землей комбинезоне не услаждает глаз пришедших на похороны.

У стены он остановился, увидев поваленный камень. Подняв его, он снова почувствовал легкую дрожь.

ХЬЮБЕРТ БЕРКЛИ МАРСТЕН

6 окт. 1889 — 12 авг. 1939

Ангел смерти, держащий бронзовый фонарь перед золотою дверью, увлек его за собой в бездну.

И ниже, полустершимися буквами:

«Господи, упокой его душу».

Встревоженный по непонятной причине, Майк Райерсон направился в лес, чтобы съесть там свой ланч.

Давным-давно, в семинарии, один однокашник поведал отцу Каллагэну старое правило, в то время вызвавшее у него конфузливый смешок, но позже казавшееся все более и более верным. Он гласило: «Господи, дай мне смирение принять то, что я не могу изменить, волю изменить то, что я не могу принять, и ум, чтоб не слишком уж выебываться».

Он вспомнил это изречение, стоя у открытой могилы Дэнни Глика.

Носильщики, двое дядей и двое кузенов мальчика, опустили гроб на землю. Марджори Глик в черном пальто и черной шляпе с вуалью стояла рядом, придерживаемая отцом. Рядом стоял ее муж с каменным лицом. Несколько раз во время службы он оглядывался, словно удивляясь присутствию стольких людей.

Отец Каллагэн окропил гроб и могилу святой водой.

— Помолимся, — возгласил он. Голос его, пьяного или трезвого, всегда был приятным и звучным. Присутствующие склонили головы.

— Господи Боже, пошли свою милость уповающим на Тебя. Благослови эту могилу и пришли к ней ангелов Твоих. Прими невинную душу Дэниела Глика и причти его к святым Твоим в вечной жизни. Аминь.

— Аминь, — прошептали все. Тони Глик опять поглядел вокруг невидящими глазами. Его жена поднесла ко рту платок.

— Вот мы хороним тело этого мальчика. Помолимся Господу нашему, давшему жизнь всем созданиям, дабы воскресил он его к жизни вечной.

Он перевернул страницу. Женщина в третьем ряду принялась плакать. Где-то в лесу просвистела птица.

— Помолимся за нашего брата Дэниела Глика Господу нашему Иисусу Христу, сказавшему: «Я есть Воскресение и Жизнь вечная. Тот, кто уверует в меня, не умрет, и кто примет мою веру, будет жить вечно, хоть и умрет». Господи, услышь наши молитвы, — нестройным хором повторили католики.

— Ты возвратил мертвеца к жизни; даруй нашему брату Дэниелу жизнь вечную. Помолимся!

— Господи, услышь наши молитвы, — общий хор. В глазах Тони Глика, казалось, что-то промелькнуло.

— Наш брат Дэниел чист в крещении Твоем; причти его к святым Твоим. Помолимся!

— Господи, услышь наши молитвы.

— Он вкусил их плоти и крови; даруй ему место у Твоего престола. Помолимся!

— Господи, услышь наши молитвы.

Марджори Глик начала раскачиваться взад-вперед.

— Успокой нас в нашем горе, пусть вера наша будет нам утешением и жизнь вечная — нашей надеждой. Помолимся!

— Господи, услышь наши молитвы.

Он закрыл молитвенник.

— Помолимся, как Господь учил нас. Отче наш, сущий на небесах…

— Нет! — закричал вдруг Тони Глик, бросаясь вперед. — Не сыпьте землю на моего мальчика!

К нему протянулись руки, но не смогли удержать. Какой-то момент он балансировал на грани могилы, потом свалился вниз и стукнулся о гроб с глухим звуком.

— Дэнни, вернись! — кричал он.

— Боже, — прошептала Мэйбл Вертс, прижимая платок к губам. Глаза ее зорко следили за происходящим, собирая материал для рассказов на долгую зиму.

— Дэнни, прекрати эту ерунду!

Отец Каллагэн кивнул двум носильщикам, и они шагнули вперед, но трое других, включая Перкинса Гиллспая и Нолли Гарденера, уже вытаскивали из могилы отбивающегося и рыдающего Глика.

— Дэнни, прекрати! Ты напугал маму! Я тебе задам! Пустите меня! Пустите к моему… мальчику… пустите, суки… о Господи…

— Отце наш, сущий на небесах, — снова начал отец Каллагэн, и другие голоса подхватили.

— …Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе…

— Дэнни, иди ко мне, слышишь? Слышишь меня?

— …Хлеб наш насущный дай нам на сей день и прости нам…

— Дэннииии!

— …долги наши, как и мы прощаем должникам нашим…

— Он не умер, не умер, пустите меня, говнюки!..

— …и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь.

— Он не умер, — всхлипывал Тони Глик. — Не мог он умереть. Ему же всего двенадцать, — он опять начал рваться вперед из рук, держащих его. Он упал на колени перед отцом Каллагэном и обнял его ноги. — Верните мне моего мальчика! Не дурачьте меня!

Каллагэн осторожно взял его голову двумя руками.

— Помолимся, — сказал он, чувствуя, как по его рукам текут слезы Глика. — Господи, утешь этого человека и его супругу в их горе. Ты очистил этого мальчика в водах крещения и даровал ему вечную жизнь. Когда-нибудь мы снова встретимся с ним в царствии Твоем. Помолимся!