Кассандра Клэр - Лорд Теней [litres]

Ох, сделал , – подумал Марк. – Еще как сделал, и все, кроме тебя, прекрасно об этом помнят.

– Они помогли мне тебя спасти, – сказал он вместо этого. – Не будь неблагодарным.

Кьеран улыбнулся.

– Я лучше буду думать, что это только твоя заслуга. – И он склонился, уткнувшись носом Марку в шею.

Марк прикрыл глаза; он чувствовал, как собственные ресницы щекочут ему щеки. Он чувствовал, как переместился на нем вес тела Кьерана. Кьеран пах океаном, как и всегда. Марк вспомнил холм на зеленой равнине, каирн из влажных камней, и как они с Кьераном скатились к его подножию. Руки в его волосах, и на теле – когда к нему так долго не прикасались… Его бросало то в жар, то в холод. Кем для него был Кьеран? Кем он был для Кьерана? Кем они вообще всегда были друг для друга?

– Кьер, – произнес Марк. – Послушай…

– Не время для разговоров, – проговорил Кьеран и принялся целовать Марка легкими, как перышко, губами – сперва в шею, затем дальше, следуя за биением пульса, потом в подбородок и, наконец, в губы.

Этот миг длился как вечность – миг, когда Марк падал в бездну разбивающихся на осколки звезд. Губы Кьерана были прохладными и мягкими, и на вкус они были как дождь, и в темном, сломленном месте на самом дне неба Марк вцепился в него изо всех сил.

Он запустил пальцы Кьерану в волосы и сжал руку, и услышал, как Кьеран хрипло выдохнул ему в губы. Он крепче прижался к Марку, а затем его пальцы скользнули ему за шею – и взялись за цепочку, на которой висела эльфийская стрела.

И это было словно грубое пробуждение ото сна. Марк перекатился набок, утянув за собой Кьерана, так что теперь они лежали на кровати рядом. Это движение прервало их поцелуй, и Кьеран уставился на него – наполовину ошеломленно, наполовину досадуя.

– Миах, – произнес он. В устах Кьерана это имя звучало как обещание ласки, как приглашение к невообразимым наслаждениям фэйри.

– Нет, – сказал Марк. – Не называй меня так.

Кьеран словно задохнулся.

– Между нами что-то не так, да? Марк, прошу, скажи, в чем дело. Я чувствую отчуждение, но не понимаю его причины.

– Ты не помнишь… но мы поссорились. Из-за того, что я остался с семьей. Вот почему я вернул тебе свою эльфийскую стрелу.

Кьеран был потрясен.

– Но я всегда понимал, что ты можешь остаться с семьей. Мне этого не хотелось, но, видимо, со временем я сумел это принять. Я помню, как очнулся при Неблагом Дворе. И не помню, чтобы я на тебя злился.

– Мы не то чтобы поссорились, – Марк сглотнул. – Но я этого не ожидал… Тебя – в моем мире. Со всеми этими политическими сложностями…

– Я тебе здесь не нужен? – На лице Кьерана не дрогнул ни один мускул, но во вьющихся волосах на висках вдруг проступила седина.

– Не в этом дело, – сказал Марк. – В Дикой Охоте я думал, что в любую ночь могу умереть. В каждую ночь. И я хотел всего и сразу, и рисковал всем, потому что никто от меня не зависел. А потом появился ты, и мы стали зависеть друг от друга, но… – Он подумал о Кристине. Вспомнил ее слова, и не смог от них удержаться, хоть и почувствовал себя едва ли не предателем. Кристина, которую в те несколько мгновений близ пира он целовал в радостном забытье, прежде чем осознал, кем именно она его считает – тем, с кем целоваться можно только спьяну или обезумев…

– Ты всегда был нужен мне, Кьеран, – произнес он. – Нужен мне, чтобы жить. Ты всегда был мне так нужен, что у меня не было даже возможности подумать, подходим мы друг другу или нет.

Кьеран сел. Он молчал, хотя Марк с облегчением заметил, что седые пряди в его волосах вновь приняли более нормальный для них иссиня-черный цвет.

– Это честно, – сказал он наконец. – Тут я тебя ни в чем винить не могу.

– Кьеран…

– Сколько времени тебе нужно? – Кьеран выпрямил спину, и стал до мозга костей гордым принцем Волшебного народа. Марк подумал о всех тех пирах, на которых он смотрел на Кьерана издали; видел, как меньшие фэйри поспешно уступают ему дорогу, как юноши и девушки виснут на нем в надежде на слово или взгляд, ибо милость даже опального принца ценилась на вес золота. Но Кьеран не дарил им ни взгляда, ни слова, потому что все его взгляды и слова были для Марка. Все они были для того, что творилось между ними в те мгновения, когда Дикая Охота смотрела в другую сторону…

– Может, несколько дней, – сказал Марк. – Если ты столько вытерпишь.

– Несколько дней я вытерплю.

– Почему ты выбрал Кристину? – отрывисто спросил Марк. – Когда тебе нужно было присягнуть одному из нас. Почему именно она? Чтобы задеть меня?

Кьеран усмехнулся.

– Не все вертится вокруг тебя, Марк. – Он откинулся на спину. На фоне кипенно-белых простыней его волосы казались черными. – Тебе разве не пора?

– А ты не хочешь, чтобы я остался? – спросил Марк. – Здесь, с тобой?

– Пока ты оцениваешь мои достоинства, как будто я лошадь, которую ты собираешься купить? Нет, – произнес Кьеран. – Возвращайся к себе, Марк Блэкторн. И не ищи меня, если одиночество не даст тебе смежить веки. Уверен, что существует руна от бессонницы.

Такой руны не было, но Марк сомневался, что говорить об этом Кьерану – хорошая идея. Его глаза опасно сверкали. И Марк ушел, гадая, не совершил ли он ужасную ошибку.

Комната Кристины в лондонском Институте оказалась очень похожа на комнаты, которые она видела на фотографиях Институтов по всему миру, с очень простой обстановкой – большая кровать, платяной шкаф, трюмо и письменный стол. Она уже успела воспользоваться душем в небольшой чистенькой ванной, и теперь лежала на бугристом матрасе, натянув одеяла до груди. Рука у нее болела.

Кристина сама не знала, почему рука болит. Полет с Дикой Охотой привел ее в восторг целиком и полностью; если она каким-то образом и поранилась, то совершенно этого не помнила. Когда она взбиралась на лошадь, все прошло гладко, и во время скачки тоже, и уж конечно, она бы не забыла такую боль? А где еще она могла так пораниться?

Она перекатилась набок и потянулась к колдовскому огню на прикроватном столике. Тот испустил мягкое сияние, осветив комнату – гигантскую английскую кровать, тяжелую дубовую мебель. На стене у окна кто-то процарапал в краске инициалы «Дж. Б. + Л. Х.».

Кристина уставилась на свою правую руку. Вокруг запястья шла полоска более бледной кожи, чуть покрасневшей по краям – словно шрам от огненного браслета.

– С вами все будет в порядке? – уточнила Диана. Это был наполовину вопрос, наполовину констатация факта.

Диана, Джулиан и Эмма стояли в холле лондонского Института. Двери были открыты, за ними виднелся темный внутренний двор. Прошел дождь, отмыв тротуарную плитку дочиста. Джулиан видел арку знаменитых железных ворот и выкованные на ней слова: «МЫ ПРАХ И ТЕНИ».