Максим Кабир - Скелеты

Ника махала руками, как тонущий человек, пытающийся выплыть из пучины, из урагана, из полусна. Ее ладони при этом смирно покоились на бедрах, а чужие пальцы сновали по плечам, по горлу, по груди, трогали, щипали, переиначивали.

Девочка выскочила на нее, прорвав пылевой саван. Вопль опалил лицо драконьим жаром, зловонием.

— Запри!

Ника распахнула глаза.

Знахарь сидел за столом, лампа освещала только нижнюю половину его лица: подбородок, тонкие губы и шрам.

— Я… уснула?

— Так нужно, — сказал Матай.

Она прислушалась к собственным ощущениям, к своему телу. И не обнаружила ничего необычного. Сонливость прошла. Сердце билось в прежнем ритме.

— Получилось?

— Сейчас ты чиста.

— Спасибо, — сказала Ника. Никакой чистоты она не чувствовала. Старик определенно владел гипнозом. И умел облапошивать наивных граждан. Двадцать лет наживался на болезнях и зависимостях. Вваливался в дома, напялив маску многозначительной угрюмости, шептал околесицу.

И Сашу не спас. Отсрочил его смерть, продлил агонию, но не вылечил, а ведь мама поверила ему, шарлатану с искалеченной губой.

— Сколько я вам должна?

— Сеанс стоит полторы тысячи рублей.

Она отсчитала купюры. Подошла к столу.

— Вам знакома девочка по имени Лилия Дереш? — спросила она без экивоков.

В тишине хрустнули старческие суставы. Знахарь встал, заложив руки за спину. Он едва доставал макушкой до ключиц Ники, и эта разница в росте придала девушке уверенности.

— Я тебя помню, — сказал задумчиво целитель, — ты Ковач. Твой брат встречался с моей внучкой.

— С вашей…

Матай клацнул выключателем, и под потолком зашлась люстра. В ее свете он превратился в самого обычного дряхлого старичка.

— С Лилей, — сказал он. — Лиля Дереш была моей внучкой.

Ника ошарашенно смотрела на знахаря.

— Что с ней случилось?

— Никто не знает. Она пропала шестнадцать лет назад. Я искал ее, милиция искала и твой брат. Он клял себя за то, что не сумел ее защитить.

— Саша приходил к вам?

— Каждый день. Он был убит горем. Как и я.

Старик оперся о стол, будто груз воспоминаний гнул его к паркету. Ясные желтые глаза затуманились.

— Лиля была особенной девочкой. С редким даром. Ее аура была белой, белее снега. Как у моего прадеда, и даже сильнее. Она родилась в рубашке, и в ночь ее рождения над Землей пролетала комета. Лиля могла бы лечить людей, но мой сын был против. Сын меня недолюбливал, и у него были на это причины. Я не назову себя хорошим отцом, — знахарь горько усмехнулся. Первая человеческая эмоция за весь сеанс. — Родители забрали Лилю в Воронеж. Я не видел ее восемь лет. А в двухтысячном году Лилечка стала сиротой. Сын и невестка погибли в пожаре, дом сгорел. Лиля переехала ко мне. Ей было шестнадцать.

— Получается, — осмелилась Ника заговорить, — она прожила у вас меньше года?

— Верно. Но за те месяцы она научилась многому. Выявлять болезни. Зашептывать… Она мечтала избавить Сашу от проблемы. Я провел с ним один сеанс, а она ежедневно исцеляла его.

— И не было никаких зацепок? Куда она могла деться?

— Ни малейшей, — знахарь опустился на стул, кряхтя.

— Дед Матай, — Ника больше не боялась старика. Она прильнула к столу, произнесла негромко: — Я думаю, Лиля пытается установить со мной контакт.

Широко посаженные глаза знахаря окатили ее желтым плеском.

— Ты говоришь о ее душе?

— Да! — затараторила возбужденная девушка, — она подает сигналы. Короткие послания. «Белая Лилия черной зимы»… «Он поворачивает пятый ключ»… Что эти фразы могут значить?

— Я не понимаю, — оцепенело сказал знахарь.

— Черт! — Ника, забывшись, грохнула кулаком по столешнице. — Почему не объяснить все в лоб? Так и так, я хочу от тебя этого и вот этого…

Толя Хитров в ответ на этот вопрос сослался на законы жанра. Удивительно, но старик был с ним практически солидарен.

— Есть правила. Мертвым запрещено вмешиваться в дела живых. Они ищут лазейки. Их слова необходимо расшифровывать…

Знахарь извлек из пиджака упаковку валидола, надорвал бумажку. Бросил пилюлю под язык и произнес устало:

— Я так надеялся, что Лиля пришлет мне весточку с той стороны. Любой знак, подсказку… что-нибудь. Но прошло столько лет, и я больше не жду. И ничего не желаю знать. Уходи и беспокойся о своей душе, Ковач. Мертвым уже не помочь.

— Извините меня, — пробормотала Ника и покинула ссутулившегося старика.

Он купил продукты и навестил маму. Почаевал с ней, обсудил насущные вопросы. Мама, и он был ей безмерно благодарен, не заговорила о Маше.

— Будь осторожен, сынок, — наставляла она, когда он обувался. — Во дворе паренька проткнули отверткой. Ты по ночам не ходи.

— Не буду, — пообещал он.

На город опустились сумерки. Затопили канавы жирной темнотой. Ветер гнал бумажный мусор по пустырям, скулил в ливневых трубах, и псы инстинктивно сбегались к центру Варшавцево, подальше от окраин. Торчали на освещенных пяточках и провожали прохожих жалостливыми глазищами.

За школой подростки взрывали петарды, треск выстрелов отдавался эхом, словно из степи стреляли в ответ. Казалось, зайдешь за частный сектор, за кладбище или врезанное в марсианский пейзаж футбольное поле, и тебя мигом утащат во мрак. А уж дальше дробильно-сортировочной фабрики, бывшего вокзала и моста Влюбленных сунутся лишь безумцы. Мало ли кто обитает здесь, в подземных пустотах, в катакомбах под поликлиникой.

Черное зеркало карьера подернула рябь. Курильщики стараются не отходить от рюмочной по одному, сами того не осознавая, курят в тесном кругу, поближе к праздному гомону, и вызываются проводить друг друга. Даже храбрецы, возвращающиеся из забоя, спешат поскорее оказаться дома, семенят по тропинкам и лесенкам, а обеспокоенный водитель гонит «ЛАЗ» в автопарк и громче включает радио. За придорожными деревьями снуют тени. По водруженному на бетонные опоры газопроводу ползут тени. Тени клубятся у лестницы кинотеатра «Современник». Двое ребят со значками и медвежатами на рюкзаках прислоняются к ярким афишам новогодних комедий и фантастики, отшучиваются, грызут попкорн и лучше умрут, чем поделятся своими тревожными мыслями.

На турнике болтается кусок пеньковой веревки, по ветру, туда-сюда…

Андрей с трудом усмирил разбушевавшуюся фантазию, призвал трезво посмотреть по сторонам. Обыкновенный вечер, обыкновенная провинция. А призраки сидят дома и не высовываются на улицы.

Он добрел впотьмах до бабушкиной пятиэтажки, забросил в по-хорошему пустую квартиру пакеты.

Час назад он созвонился с Никой и Хитровым и назначил встречу в «Шоколаднице». Троица детективов — впору регистрировать сыскное агентство.

«Что-то моя шева затихарилась, — подумал он, выходя из подъезда, — змеям Толиным и Анне Николь в подметки не годится».