Максим Кабир - Скелеты

Андрей едва не рухнул со стула. Воззрился на Нику через зал. Она улыбнулась невинно, прикрылась волосами от его буравящего взора.

Андрей поставил бабушке восемнадцать балов и набросал:

«Что ты там делала???»

«Мне кажется, Лиля меня туда направила».

Мельченко вызвал к микрофону десятиклассницу, мечтающую о карьере киноактрисы. Поднялась блондинка, картинно заигрывавшая с Андреем. На публике она чувствовала себя как рыба в воде.

— Для меня важно прочесть стихи моему любимому поэту.

Любимый поэт Ермаков сконфуженно улыбнулся.

— Благодаря вам, Андрей, я узнала, что такое поэзия. Мой первый стих называется «Мужчина».

Загорелся экран телефона.

«Эта коза крутит перед тобой задницей?»

Ника надула губки.

«Ноги оторву».

Андрей подчеркнуто внимательно выслушал школьницу. На месте родителей он бы забеспокоился: творения отличал откровенный эротизм.

«Влепи ей ноль!»

Худрук заметила активную переписку, кашлянула.

«В перерыве поговорим».

Андрей вернулся к своим обязанностям.

В целом чтения проходили гладко. Лишь раз приключился сбой: разрыдалась, не справившись с эмоциями, выступающая. Слушатели были отзывчивы, благодарны, настроены на правильный лад. Поэты делились на три типа. Представители первого были махровыми графоманами, чьи велеречивые прологи соревновались с Мельченковскими по количеству клише. Тип второй — опытные чтецы советской закалки, например журналистка, бравшая у Андрея интервью. Она порадовала действительно качественными детскими стихами.

К третьему типу относилась продвинутая молодежь. Кто-то подражал Верочке Полозковой, кто-то — Борису Рыжему. Не прошла и мода на Бродского. Были верлибры, от которых Феликс Коппер скрежетал зубами, и рок-поэзия.

Сильнее всего впечатлил худой парень в кофте с логотипом «Последних танков в Париже». Он чеканил, скупо жестикулируя, стихи о неуютном городе:

Зал аплодировал минуту.

«На меня похож», — по-стариковски умилился Андрей.

— А это кто у нас? — спросил Коппер.

— Платон Слепцов.

— Маяковщина. Хорош.

Музыканты Хитрова хлопали Платона по плечам. Хитров знаками показал, что молодой поэт — их человек. Андрей выставил большой палец.

Завершил тур бард, исполнивший несколько авторских песен.

Полтора часа пролетело на одном дыхании.

«А ведь совсем не нудно», — удивился Андрей.

Пока жюри совещалось, она вышла на улицу. Курила, наблюдая за толчеей на другой стороне площади. У супермаркета проходила предпраздничная ярмарка, и покупатели сгрудились возле прилавков. Какой-то мужичок упал, ей показалось, поскользнувшись, но мгновение спустя в толпе разразилась перепалка. Хриплый голос подзадоривал навалять мужичку. Поверженный ретировался, ему вслед неслись оскорбления. То тут, то там раздавались крики: «куда лезешь!», «в очередь!», «милиция разберется!». Ссорились домохозяйки, переругивались продавцы.

Нике подумалось, что ярмарка — полная противоположность фестивалю, по-хорошему сонному и спокойному.

А вдруг зевотная, плохо срифмованная самодеятельность защищает людей, как обереги?

На пороге появились Ермаков с Хитровым.

Ника не сдержалась, прыгнула на шею Андрюше и расцеловала.

— Я ее прогнала! Прогнала шеву!

— Я чего-то не знаю? — спросил Хитров.

— Мы оба чего-то не знаем, — насупился Андрей.

Они втроем отошли к украшенной елке. Сияющая Ника сказала:

— Шева-то моя вымахала, куда там вашим! Меньше чем за сутки. Толщиной с нефтепровод и метров двадцать в длину.

— Мы шевами меряемся, или что?

Ника хвастливо захихикала.

— По порядку! — взмолился Ермаков.

Она рассказала про разбитое окно и фотографию Саши.

— Вот блин, — прикусил губу Хитров, — у меня вчера квартиру взломали изнутри. Ту, со змеями. Призраки выходят.

— Я об этом же подумала. Они мужают, что ли. Ваши еще не могли напасть сразу. А моя…

— Как тебя к вокзалу понесло? — гневался Андрей.

— Ну, котик, не кричи.

— А ты не подставляйся постоянно. Ты же не ребенок, а это не детская забава.

— А если бы оно в тебя вселилось? — поддакнул Хитров. — Или уже вселилось?

— Хотите, я головку чеснока съем?

— Дальше рассказывай, — попросил Андрей.

— Вы же помните пустырь и мост? Я прикинула, что они только дома появляются, ну, может, в моем случае здесь, в ДК, где ритуал провели. Но они больше не привязаны к точкам извлечения. Появляются, где им заблагорассудится. Моя шева вылезла из вокзала, проломив ворота.

— И что это было? — напружинился Хитров.

— Здоровенная гусеница. И на ней лица. По всей туше полсотни азиатских лиц. Я чуть с катушек не съехала.

Андрей моргнул обескураженно:

— От чего ты лечилась, Ковач?

— Я таблетки принимала, — созналась она наконец-то. — Какое-то время в Японии. Для расслабления, мне тогда мерещилось, что лица посетителей сливаются в единую массу. Вот такой массой была та гадость.

Ника описала свой марш-бросок к виадуку, отстегнувшийся замок, исчезновение шевы и пакостную говорящую дрянь на земле.

Вынула заветный замочек.

— Лиля и Саша? — Хитров благоговейно вертел находку. Подвигал дужкой.

— Лилин подарок.

— Это предметы, которые ее символизируют, — произнес Андрей, — это она же и есть, ее воплощение здесь.

— Предметы? — не поняла Ника.

— Выкручивайся, — развел руками Хитров.

Андрей тяжело вздохнул:

— Ночью кое-что случилось.

— А я где была?

— Ты спала. Не совсем спала…

Она выслушала его, не веря своим ушам. Во рту сделалось кисло. Да, Лиля вроде бы играет в их команде, но кто позволял ей брать без спросу тело Вероники Степановны Ковач? Спящей — разве это честно?

Волоски на предплечьях встали дыбом, и живот заболел.

— Когда ты собирался мне рассказать?

Пришла пора Андрею виновато потупиться.

— Нет, ребята, — сказал Хитров, — если мы вместе в этом дерьме, будьте добры, без секретов.

— Ну, прости, — Андрей обнял обиженную Нику.

— Козел, — она стукнула его кулачком в грудь.

— Обещаю, такое впредь не повторится.

С третьей попытки она ответила на поцелуй, но еще раз назвала его козлом, причем вонючим. Она злилась и на Андрея, и на мертвую Лилю.

— К блондинке своей пойдешь, врубился? Будет тебе стишки читать.

Андрей засмеялся, прижимая ее к себе.

— Кокэси у тебя? — спросила Ника.

— Отдал Толе. Все-таки мы вместе, а он…

— Да, я бы так и поступила.

Ника завернула замочек в носовой платок, осторожно, чтобы его не защелкнуть.

— Выходит, эти атрибуты напоминают шевам про Лилю, а они ее почему-то боятся?

— Из-за ее силы, — предположил Хитров.