Максим Кабир - Скелеты

— Хорошо, — сказала Ника, — у нас имеется союзница. И какое-никакое оружие.

— Я тебе сейчас кишки вспорю! — рыкнули на том берегу площади.

Перерыв заканчивался. Курильщики возвращались в ДК.

— Мы друг друга стоим, — примирительно шепнула Ника и ущипнула Андрея. Их слившиеся губы разъял женский голос. Мама Андрея выглядывала в вестибюль.

— Там Мельченко начинает уже.

— Здравствуйте, — пробормотала Ника.

— Здравствуй, Вероника, — улыбнулась мама.

— Добрый день, тетя Рая.

— Здравствуй, Толя.

Андрей прыснул от смеха. Поцеловал Нику нежно и пошел на сцену. Хитров удалился к пульту.

— Праздник поэзии продолжается! «Бывает час: тоска щемящая сжимает сердце… мозг — в жару… Скорбит душа… рука дрожащая невольно тянется к перу…» В этих строках Роберт Рождественский дает нам универсальный рецепт спасения от депрессии. Поэзия, ты лира среди лир…

— Эй, — окликнула Нику приятная шатенка в сером платье. Кивнула на освободившееся рядом с собой кресло.

Ника продралась к ней.

— Спасибо.

— Ты же Вероника Ковач?

— Так точно.

— А я Лариса.

— Толина жена?

— И мать его детей, — заулыбалась Лариса.

— Прежде чем я оглашу имена тех, кто переходит во второй тур, — говорил Мельченко, — слово предоставляется нашим судьям. Надеюсь, они прочтут свои стихи и дадут новичкам советы. Феликс Исаакович, наш мэтр!

Толстяк, сопя, поплелся к микрофону.

— Совет у меня один, — пробасил он, — устраивайте сперва шведский стол, а уж после — выступление. Поставьте с ног на голову привычные схемы.

Публика засмеялась, захлопала. Мэтр раскрыл свой сборник и стал декламировать ироничные, округлые, как он сам, стихи.

— Ты для меня, будто героиня сериала, — прошептала Лариса, — в том смысле, что Толя про тебя рассказывал много. И про Андрея. Я вроде как знаю вас, хотя мы и не знакомы.

— Уже знакомы. Страшно представить, что он рассказывал.

— Это не сериал даже, а подростковый роман. Приключенческий. Можно вопрос задать?

— Естественно.

— Это действительно происходит?

Лариса подразумевала призраков, конечно. Мертвых актрис. Змей. Ее заговорившую малышку.

— Да, но…

Она намеревалась сказать: «Да, но мы это остановим».

«Как? — осеклась она. — Кем я себя вообразила? Охотником за привидениями, съезжающим по шесту под мелодию из заставки? Я стриптизерша на пенсии, мля. Я только с шестом управляюсь».

— Но все будет хорошо, — неубедительно закончила она.

У микрофона художественный руководитель читала стихи, посвященные жертвам ГУЛАГа. Их публика приняла хорошо, а вот на посвящении Алексею Навальному зал отвлекался.

«Два часа назад я видела чудище, — изумилась Ника. — А теперь сижу и слушаю поэзию».

Выход Ермакова вернул внимание аудитории. И Ника переключилась.

Андрей благодарил за аплодисменты и теплый прием.

«Самодовольный сыч», — ласково подумала девушка.

— Дамы и господа, товарищи, земляки. Месяц назад я и представить себе не мог, что буду стоять перед вами, еще и стихи читать, а я их прочту. Банально прозвучит, но Варшавцево — город особенный. Это на первый взгляд здесь ничего не происходит. Происходит, уверяю вас. Со мной за пять дней столько всего стряслось… Я не удивлюсь, если снова начну писать стихи…

— Начните, — крикнули из зала. Публика согласно загудела.

— Я тут разглагольствую бессвязно, — продолжил Андрей, — перед мамой своей… привет, мамочка. Перед другом — вон он сидит, ржет за пультом. Перед моей первой любовью… — он нашел глазами Нику.

Слушатели поворачивали головы, перешептывались. Школьница-блондинка смерила его ледяным взглядом и наморщила носик.

— Перед учителями… и каждый из вас меня создал. Придумал, как стишок. Корявый, ну какой вышел. Я вам, раз уж случай представился, совет дам. Вы старайтесь запоминать людей. Это, наверное, путь к хорошим стихам. Память. И важность каждого, кто мимо вас прошел. Оно потом в стихах отразится.

— А летающие тарелки существуют? — спросили с галерки.

— Не скажу про летающие, но машина времени точно существует.

Аудитория захлопала.

— Ну и стишки, — прокашлялся Андрей. — Им сто лет в обед, и все же…

Ряды затихли.

Андрей прочитал, чуть наклонившись вперед:

Нике стихи понравились, хотя в них был очевидный минус. Они были посвящены не ей, не ее родинкам, а Машиным.

— А можно еще один вопрос? — спросила Лариса, пока зал аплодировал. — У вас с Андреем все серьезно? Просто… вы такая пара красивая.

— Между нами, — прошептала Ника, — я бы не отказалась.

Это было его подношение, его подарок твари, чей вид появился на земле двести двадцать миллионов лет назад.

В гостиной загородного особняка сверкала фонариками нарядная сосна. Потрескивал огонь в камине. Горничная натерла паркет и вымела пыль, но свежие капли багровели на мохнатом ковре, они протянулись цепочкой от детской спальни до приоткрытой подвальной двери.

Массивную фигуру доктора Симоняна освещали ультрафиолетовые лампы. Он давно не спускался сюда, в последние дни у него совсем не было времени проведать Леонардо, но сейчас его питомец полакомится деликатесом.

Сверток плюхнулся в воду и устремился ко дну, поднимая пузыри. Со стороны казалось, что он трепыхается, тщетно пытаясь всплыть, спастись.

Симонян устроился в удобном мягком кресле. Ему нравилось наблюдать за процессом кормления.

Он отпустил нянечку, а до прихода жены оставалось полчаса. От выпитых лекарств подвал подрагивал, голова кружилась, но он улыбался.

Он смутно помнил, как пичкал себя таблетками, чем занимался в запертом кабинете, как шел в детскую и склонялся над колыбелью малыша. Его долгожданного сына.

Молодая жена не подозревала, что три года назад супруг посетил шахтерский городок под названием Варшавцево. Она вообще не подозревала о существовании такого населенного пункта. Никто из близких не знал о его тайной поездке, лишь коллега догадывался. Крестный папа ребенка. Тот, что рассказал ему про деда Матая.

— Клянусь тебе, он творит чудеса!