Наталья Аристова - Искусство проклинать [СИ]

— Заложный — это покойник, умерший «нечистой» смертью?

— Да, и подготовленный к ней заранее. Колдун и ведьма — первые кандидаты. А так же грешники, поддавшиеся Злу, люди, отрицающие веру, многие…

— А… Маринка — так же? Она не была злой или слишком грешной. Ну, может, излишне тщеславной и себялюбивой.

— Ты говорила, она некрещёная — раз, к сатанистам пошла — два, с собой покончила — три. Она решилась на злое дело. Ну, и опоили чем-то, ванну с травами посоветовали. Для большей красоты, или какой-то другой благовидный предлог. А состав трав — сатанинский, может быть, запрограммированный на самоубийство. Очень подходящий кандидат в заложные. После смерти её вызвали из могилы, провели обряд. И послали в реку.

— В это просто невозможно поверить. Ну невозможно, и всё…

— А мало ты видела невозможного, Тина, за последние месяц-два?

— И занималась этим вся компания. Хорс бы не успел один, — продолжаю я, думая о своём.

Маринка, всё же, совершила свой тяжкий грех: она участвовала в компании против Дана, сознательно или невольно, и оказалась причастной к его смерти. И Митрофан — тоже, гадина! Ты мне заплатишь, доктор Митрофанов! Помни, что я есть, потому что я про тебя не забываю…

Баба Саня, будто угадав мои мысли, горько вздохнула, прижав ладонь ко лбу.

— Кем-то должен был у них стать наш дорогой мальчик.

Эту тему я обсуждать не могу! И резко вскакиваю из-за стола, опрокинув стул: Никем! Он не стал у них никем! Ни-кем! Он остался собой, и никогда никем не мог быть для этого поганца и его подлой компании! Ты себя винишь, Баба Саня, за то, что он встал из могилы благодаря «пришитой» душе? Так вот: я не думаю, что это важно! Эту душу не надо было пришивать, она всегда с ним! Навеки!

Изумлённая моим взрывом, Баба Саня роняет носовой платочек, украдкой вынутый из кармана, и бросается меня успокаивать. Обнимает, прижимает к себе и усаживает на своё место. Потом поднимает упавший стул.

— Тиночка, ты говорила «не могла любить Дана». Не могла, или заставляла себя «не мочь»?

Я мотаю головой и залпом допиваю горячий чай из своей кружки. Сажусь прямо, медленно выдыхая воздух, ставший подобием пара. Долго молчу, прислушиваясь к тому, как успокаивается обожжённый пищевод.

Если бы кто-то сказал мне, что такое может быть, я ни за что бы, не поверила. Никогда!

Туманный, сырой день загорался за окном, и люди собирались смириться с ним, прожить его удачно, с наименьшими потерями. Зажигали свет и включали с утра телевизоры, спешили на работу, бродили по магазинам, чтобы накормить семьи, с нетерпением ждали вечера, когда можно расслабиться и отдохнуть…. А в полутёмной кухне старого губернаторского дома сидели за столом две измотанные донельзя женщины, и говорили о вещах, которых не может существовать в жизни: о ведьмах, русалках, оживших покойниках и о любви.

В чулане за дверью уже улеглось в деревянный ларь то самое «невозможное», а под лестницей неспокойно ворочался избитый до полусмерти пёс, который всё невозможное уже видел и знал.

Город упорно не хотел разглядеть очевидное. Ни у кого не было желания удивляться, интересоваться, ужасаться волной убийств и самоубийств, загадочных исчезновений людей. Даже странные происшествия, вроде набегов на окраины воющих по-волчьи собак никого не удивляли. Всем были безразличны праздношатающиеся тени на ночных кладбищах, и подозрительные силуэты, ожидающие чего-то в самых безлюдных местах парков.

Жертвами трагических происшествий, становились, за малым исключением, те, кто принадлежал к «группе риска» — алкоголики и наркоманы, проститутки, бомжи и прочая шваль. Среднестатистический обыватель, отработав положенные часы, толпой проносился по магазинам, и запирался под вечер у себя в квартире перед телевизором. Немногочисленная элита отвечала на тяготы жизни также, но в условиях пошикарнее. Бандиты кучковались по кабакам и «малинам». Занужённые и всюду опаздывающие, из-за вечной нехватки бензина, менты, с разным успехом отрабатывали версии клановых разборок, национальных конфликтов и бытовых драк.

«В народе» поговаривали о маньяке-убийце, но никто не мог подвести к общему знаменателю исчезновение нескольких десятков «антисоциальных лиц», и, почему-то, ночную активность кучки заурядных бизнесменов, недавно аккредитованных в местном банке, со скромными фирмами различных бытовых услуг. Слухи ходили из дома в дом, от улицы к улице, но ничего конкретного никто не знал. Те немногие, кто знали или догадывались, молчали. Во-первых, кто поверит, а во-вторых, молчать заставляли, и каждого — по-своему. Моей гарантией молчания был Дан. Мы жили тихо. Баба Саня ожидала писем из заветного монастыря. Я набирала сил, и «подтягивала» нервы.

Высшее начальство молчало, и в нашей запертой церкви не появился новый священник, взамен изгнанного отца Павла. О сатанистах не говорили, центральную церковь и мечеть посещало обычное число верующих, а самой главной заботой населения стали теперь сады и огороды.

Дан стал чаще задумываться. Однажды я застала его перед зеркалом, но он уклонился от прямого ответа. Я внимательнее присмотрелась к нему… Он изменялся. Кожа лица медленно, и, почти незаметно, но желтела и подсыхала. Резче обозначились скулы, а тени под глазами стали гуще. Несмотря на все мои старания, он изменялся… Я не стала об этом говорить ни с ним, ни с Бабой Саней. Зачем? Я уже всё приняла, как есть. Что будет, то и будет. Я приложу все силы, чтобы затянуть его увядание на как можно более долгий срок, и стану искать новые средства. А что, кроме новой седины в волосах, даст такое открытие Бабе Сане? И чем мне успокоить Дана? Он всё знает обо мне и просто не поверит, если я скажу, что он выглядит по-старому.

Пришёл долгожданный ответ, и Баба Саня, нетерпеливо разорвав конверт, развернула несколько листов, исписанных мелким почерком. Жадно забегала глазами по строчкам, откладывая прочитанное. Прочла, и вновь взялась за первый лист, уже медленнее. Я не расспрашивала, я уже знала, о чём письмо. Не конкретно, конечно, а, основную суть — то, что меня волновало.

Я не могу ждать! И Дан не может. И беззащитный перед такой напастью город тоже не может ждать. С его работягами, стариками, начинающими вылезать из душных домов в прогретые скверы, с влюблёнными, для которых «темнота — друг молодёжи», с его детьми… И Хорс не может и не будет меня ждать. И Митрофан… Он «отработает» своё, и превратится в какого-нибудь неузнаваемого монстра, а моих тщательно сберегаемых сил просто не хватит на поиски…

— Тина, мы должны подготовиться. Пройти очищение, прослушать краткий курс наставлений и рекомендаций — начала разговор Баба Саня, покончив с чтением.

— А они сами? Они же могут приехать и помочь разогнать всю эту нечисть.