Андрей Агафонов - Черная моль [CB]

В то же мгновение он срывает с нее платье.

Она ахает. Поворачивается, чтобы закрыть дверь.

Долгие полторы секунды она и коридорный смотрят друг на друга в упор.

Затем дверь в номер закрывается, и он оседает вдоль стены на пол.

Раннее утро в Гранд-отеле Плаза. Огромная смятая постель. Многократно за ночь покусанный Логан вернулся из душа. Он лежит, прикрывшись полотенцем, и смотрит на стоящую у окна Елену.

— Похоже, сегодня будет жарко.

— Лето, — меланхолично говорит Елена, — хотя в России в это время уже бы батареи продували…

— Квартира тиха как бумага, — бормочет Логан, — пустая без всяких затей. И слышно, как капает влага по трубам внутри батарей…

Она оборачивается с улыбкой.

— Я скучал по нашим разговорам, — улыбается в ответ Логан.

— Я — нет, — мрачнеет Елена.

— Нет?!

— По разговорам — нет.

Она подходит к кровати и становится правым коленом на край. Он поднимается с подушек навстречу. Полотенце соскальзывает.

Лесная местность недалеко от Мюнхена. Отъезжают автоматические железные ворота на входе. Автобусы с беженцами попадают на территорию. На невысоком здании заводоуправления вывеска, на ней — странный символ, похожий на человечка в инвалидной коляске, помещенного в колбу, и полустершиеся буквы I.G.

Автобусы проезжают вдоль железнодорожной колеи по брусчатой мостовой. Мохаммед задумчиво смотрит на проплывающие за окнами автобуса водонапорные башни — массивные цилиндры в тяжелом бетонном каркасе, покрытые сверху маскировочной сетью.

Дорога идет под уклон. Бетонные своды, квадратные колонны, стены, покрытые чем-то тускло-блестящим.

Двое арабов, в новеньких комбинезонах по фигуре, окриками подгоняют остальных. Один постукивает себя по ноге тонким прутом.

Мохаммед и толстяк в общей массе попадают внутрь, прибиваются к своей группе, идут на инструктаж в одну из комнат.

Арабы у входа закуривают.

Елена входит в дом на виа дей Кондотти. Слуга склоняет голову в поклоне.

— Как он?

— Звал вас, синьора.

— Кто-то приходил?

— Врач. И духовник Ордена.

— И сейчас?

— Я позову синьору, когда его сиятельство останется один.

— Спасибо, Джеронимо.

Она поднимается по лестнице к себе. Из спальни графа слышны негромкие голоса.

Великий Госпитальер Мальтийского Ордена, принц и граф де Ларошфуко-Монбель, с черной повязкой на левом глазу, угрюмо садится за стол, брюзгливо интересуясь:

— Как долетели, Логан?

— Благодарю, Ваша светлость, спасибо за самолет. Как ваше здоровье?

Принц кривит щеку:

— Учитывая контекст, превосходно. Вы наводили справки?

— Да, Ваша светлость. К сожалению, выживших больше нет. Жан-Клод Юнкер умер сегодня в госпитале Анкары, не приходя в сознание. Остальные… не доехали.

Принц удовлетворенно улыбается и треплет Логана по локтю:

— Вы можете звать меня Доминик… когда никто не слышит.

Логан прячет гримасу.

— Как продвигаются переговоры с аргентинцем? — спрашивает принц, атакуя ножом и вилкой зажаренного в меду фазана.

— Мне отказали во встрече.

— Вот как? Почему? — принц делает вид, что удивлен.

— Понтифику нездоровится.

— Надеюсь, это не… — принц крутит в воздухе вилкой. — Вы понимаете.

— Более того, — на что-то решившись, говорит Логан, — в Риме есть еще один человек, испытывающий те же проблемы.

— Я его знаю?

— Думаю, да. Граф де Орсини.

Логан пристально смотрит на принца. Тот не смущается:

— Знаю. Выскочка и парвеню. Из итальянской знати. Ха-ха-ха! Ну что ж, — принц промокает губы накрахмаленной салфеткой, — благодарю вас за встречу, Логан. Передавайте мои наилучшие пожелания вдовушке.

— Простите?

— Господи боже ты мой. Королеве. Вы ведь ее скоро увидите?

— Ах да, конечно.

— Я заметил, что вы совсем не едите, Логан, — говорит принц, поднимаясь из-за стола. — Напрасно. Плохой аппетит источник множества проблем!

Контраст между первоначальной угрюмостью и нынешней веселостью слишком заметен для обоих участников разговора.

— Я пообедаю позже, — выдержав паузу, говорит Логан. — В Мюнхене.

Принц задумчиво шлепает себя по левой ладони перчатками, которые держит в правой, и, ни слова не говоря, выходит.

Телохранители в темных костюмах покидают соседние столики и следуют за ним.

Беженцы в старых прорезиненных костюмах и респираторах осторожно перемещают герметичные емкости с жидкостью для погрузки в вагоны.

Мохаммед передает толстяку очередной контейнер, толстяк уже устал, хотя смена только началась, он принимает контейнер неловко, тот выскальзывает у него из рук и падает углом на пол.

Жидкость из контейнера выплескивается на ноги толстяка, брызги летят на остальных.

Мохаммед замирает в ужасе.

Толстяк начинает истерично вопить, глядя на испарения, идущие от его ног. Все шарахаются. Кто-то пробивается снаружи с огнетушителем и начинает поливать толстяка. Но поздно — его лицо деревенеет, ноги подгибаются, он падает на пол кулем.

— Кто еще? На кого еще попало? — кричит человек с огнетушителем.

Начинает завывать сирена.

Часовой у водонапорной башни застывает, как суслик.

Арабы-капо поспешно закрывают двери в цех.

— Как ты думаешь, что с тобой происходит, Марко?

Елена сидит на постели мужа, он в белой сорочке, с бледным, осунувшимся лицом, тяжело дышит. Под глазами черные круги.

— Думаю, что мне конец, Елена, — отвечает он, пытаясь улыбнуться. — Утешает только то, что скоро всему конец, а я, как обычно, опережаю время.

— Скажи, вы встречались с папой?

— Вообще-то, — он пытается шутливо погрозить пальцем, но бессильно роняет руку, — это большая тайна… с кем встречается твой муж…

— Что вы обсуждали?

— Да так, всякую житейскую ерунду, ты знаешь… Сплетничали на общие темы…

— Кто-то был при этом?

— Никколо.

— Кто этот Никколо? Второй раз при мне упоминают это имя, а я никогда его не видела.

— Один… иезуит. Дорогая. Это очень похоже на допрос…

— Прости. Мне очень важны детали. Скажи, вы что-нибудь ели, когда говорили с папой?

— Нет, какое ели… это был серьезный разговор…

— Ты уверен?

— Там стояла тарелочка с инжиром… Очень вкусный инжир… сезон инжира… Папа любит инжир, ты знаешь?

— Нет. Не знаю, — она кусает губы. — Не знала.

— Ты думаешь, — он берет ее за руку, — что я отравлен? Значит, это не болезнь? Врачи считают, что я болен…

— Нет, дорогой, — она сжимает его руку, — это не болезнь, это яд. И противоядия нет.

— Но папа…

— Скончался сегодня утром, дорогой. Еще никому не сообщали. Джон говорит, что это сердечный приступ. Как у Лучани.