Эндрю Кальдекотт - Загадочный город

Деловой тон письма немного его успокоил.

Дорогой Ференсен!

Будучи наследственным герольдом Ротервирда, я проживаю в Эскатчен Плейс, необычном доме с необычным прошлым. У меня в руках находится письмо, запечатанное большой государственной печатью. Согласно указаниям, его нужно открыть только в случае «величайшей опасности». Полагаете ли Вы, что подобная опасность пришла? У меня есть основания думать, что Вы можете знать ответ на этот вопрос, хотя я понятия не имею, каким образом. Я принял решение держать Ваше существование в тайне.

Если Вам захочется со мной повидаться, я готов пойти Вам навстречу. Ради взаимного доверия также прилагаю письмо мисс Рок. Думаю, Вы с ней знакомы.

Если верить Солту и Биллу Ферди, Финч всего лишь следил за выдачей разрешений на размещение гербов и резных фигур в общественных местах, но советники Елизаветы Первой дураками не были. Предоставив Ротервирду независимость и запретив изучение истории, они нашли гениальное решение: на случай, если защита потерпит крах, им нужно было сохранить какую-нибудь запись с предупреждением о том, что творилось в Лост Акре. И где еще оно могло храниться, как не в Эскатчен Плейс? Внешняя Англия не подошла бы, там информация просачивалась, как из сита. Должно быть, Финчи все это время оставались хранителями тайны.

Поначалу Ференсена возмутил тот факт, что Орелия о нем проговорилась: горожане не умели хранить тайны. Им не хватало железной верности деревенских. Но постепенно старик успокоился. Предок Финча был достойным человеком. Орелия Рок потеряла тетку и должна была что-то предпринять — но что именно им угрожало? Он сомневался, следует ли принять предложение Финча встретиться в городе, задумка казалась слишком радикальной. Сейчас время пешек; не стоило слишком рано выставлять главные фигуры. Финч намекал на то, что Эскатчен Плейс хранит какие-то секреты. «Пусть лучше пока что продолжает держать их при себе», — решил Ференсен.

Из этих соображений он написал продуманный ответ, надеясь, что Финч его поймет:

Вы правильно поступили, обратившись ко мне. Однако раскрытие прошлого Ротервирда может привести к невообразимым последствиям. Что же касается веской причины для встречи или необходимости сорвать большую государственную печать, то хочу Вас заверить, что смертельная угроза еще не пришла. Вы сразу поймете, если, не приведи Господь, такая угроза наступит. А до этого времени Вы могли бы поискать в своих записях упоминание о Темных Устройствах.

Пока Ференсен писал, ему в голову пришла одна мысль. Ему бы не помешали помощники: союз города и деревни, как в старые добрые времена. Он обмакнул перо в чернила и вывел несколько имен — тех, кого он считал надежными:

Билл Ферди

Борис Полк

Орелия Рок

Мармион Финч

Имена, которые оставались под вопросом, он записал карандашом:

Облонг — новый историк и, по заверениям Бориса, порядочный, хоть и несколько наивный человек. Один знак вопроса.

Берт Полк — не такой оригинал, как Борис, но более рассудительный; на практике одного невозможно было представить без другого. Ференсен перенес его в первый список.

Виксен Валорхенд — двойственная фигура; пусть она и устроила акцию протеста, но все же является ученым из Северной башни. «Какая ирония заключается в том, во что превратилась Северная башня!» — подумал он. И поставил напротив нее два вопросительных знака.

Вручая Ферди письмо, Ференсен заметно волновался. Он находился в одном шаге от нарушения старейшей традиции. Город манил Ференсена давними воспоминаниями.

Миниатюрные смерчи возникали словно из ниоткуда, точно привидения, поднимая пыль, листву и капли воды, прежде чем снова утихнуть. Похожим образом в небе безобразничали облака, с умопомрачительной скоростью сбиваясь и рассеиваясь точно так же, как делали в 1017 году, — Saeculum. Цикл. Лесные твари больше не выходили на открытые пространства. Они, как и Ферокс, отлично знали, что до катастрофы остаются считаные недели.

Что же спасло их мир в прошлый раз? И придет ли вновь чудесное избавление, в каком виде, будет ли то событие или человек? Ферокс не знал. Поначалу он возлагал надежды на посетителя из белой плиты, но, когда ботаник сбежал, портал захлопнулся окончательно. Дальше случилось странное второе пришествие кота, и Ферокса охватывал ужас при мысли о том, что открылась черная плита, хотя ни одна живая душа не смогла бы войти в Лост Акр тем путем, не подвергаясь при этом смертельной опасности.

Согнувшись и опершись на копье, человек-горностай продолжал сторожить белую плиту, почти незаметный в необычайно высокой траве. Множество столетий пролетело с тех пор, как он вынырнул из точки перехода, и теперь он мог припомнить лишь отрывочные образы своего прежнего человеческого детства — прямые, как линейка, дороги, кукурузные поля, горячее солнце и мягкий климат, — а также воспоминания армейских будней: марш-броски в сандалиях по все более холодным и болотистым землям. Принесшей цивилизацию империи приходилось держать всех в стальном кулаке, поэтому Ферокс стал свирепым и беспощадным — может, именно поэтому, поймав легионера, варвары положили к нему в клетку именно горностая. После трансформации он помнил латынь, но, пожалуй, почти ничего, кроме нее. От второго пленника, разведчика и мыслителя, не осталось и следа.

Много позже Ферокс сдружился с одним из тех людей, которые время от времени приходили через плиту: с Мастером Малисом, позже ставшим Вероналом Сликстоуном, его братом-хищником. Сликстоун и Уинтер обучили Ферокса английскому, в результате чего он совершил приятное открытие, что римским племенам удалось наводнить язык местных вассалов бессчетным количеством родных латинских слов, таких как «миля» — от mille passuum [34] Дословно: тысяча двойных шагов ( лат. ). ( Примеч. ред. ) .

Он не видел Малиса уже больше четырех сотен лет, но тот тоже побывал в точке перехода, а значит, как и Ферокс, был бессмертен. Человек-горностай верил, что Малис вернется, потому что Малис не мог поступить иначе. В своей нынешней форме Фероксу было некуда бежать — в большом мире он стал бы не более чем цирковой забавой или лабораторной крысой. Ферокса создали камни, и только камни могли вернуть его в прежнее состояние. Он нюхом чуял присутствие камней сначала возле белой плиты, а потом в ауре ботаника. Это обстоятельство тоже внушало ему надежду.

Странные вещи начинали происходить тогда, когда циклы приближались к высшей точке развития, и сегодняшний день подтверждал эту истину. Прибыл еще один незнакомый посетитель, на этот раз не из белой плиты, очевидно, закрытой теперь навсегда, а из леса — только каким образом и откуда именно он пришел? По всей вероятности, сначала кот, а теперь и этот человек каким-то образом умудрились пройти мимо стража, а значит, совершили невозможное.