Александр Варго - Ненужные (сборник)

Морщась и подволакивая раненую ногу, Сапог проковылял к наркоману.

– Ты сам напросился, – с трудом ворочая языком, проговорил он, но прежде чем занес ногу для удара, Керосин вогнал ему шило в колено. Заревев от боли, уголовник с силой ударил его по ушам, и перед глазами Керосина вспыхнула ослепительная радуга. Моргая, он пригнулся, вяло замахнувшись для очередного выпада, но Сапог повалил его на пол и, наступив ногой на запястье наркомана, вырвал окровавленное шило.

Пронзительно вереща, Керосин пополз прочь, задев плечом печку. Сапог ударил по ней ногой, и она с грохотом повалилась на пол. Распахнулась заслонка, вываливая наружу еще теплые угли, которые мгновенно наполнили комнату дымчатым пеплом.

Никто из них не заметил, как Марина нетвердой походкой вышла из пристройки.

Она сразу увидела Сашу. Сестра лежала на замызганной куртке Керосина, прямо на бетонном полу, и Марина упала перед ней на колени.

– Сашок, – зашептала она, целуя холодный лобик девочки. – Сашок, все хорошо… мы сейчас убежим… не смей умирать, слышишь?!

Откуда-то снизу неожиданно раздался хриплый вопль:

– Нина! Нина!

Марина инстинктивно обернулась. Кто-то бился в дверь подвала, на петлях которой висел громадный замок. При каждом ударе он тихо звякал и подпрыгивал, как живой.

– Нина!!! НИНА!!! – визжал кто-то обезумевшим голосом.

Бух. Бух. Бух.

БУХ!

В какой-то момент Марина подумала, что сейчас петли вылетят и дверцы треснут, разлетевшись в щепки, а наружу вылезет заросший шерстью монстр с громадными когтями.

– Потерпи, Сашок, – прошептала она, бережно поднимая на руки сестру.

Саша не реагировала. Ручки и ножки девочки, странно белеющие в сумерках подвала, висели, как увядающие цветы из корзины.

– НИНА!!!!! – хрипели в подвале. – НИНА!!!!!!!!!!!!!

Толкнув босой ногой ворота, Марина вышла наружу. Подошвы тут же обжег хрустящий снег, но девочка не обращала на это внимание.

В одной футболке, с ног до головы забрызганная кровью, она, спотыкаясь, пошла прочь, крепко прижимая к себе сестру.

К тому времени, когда «УАЗ» добрался до Еросьино, метель окончательно стихла. Угомонился и беспокойный ветер, после чего наступила прозрачно-звенящая тишина, дремотное состояние которой нарушал лишь кашляющий хрип двигателя, давно требовавшего капитальной переборки.

Ольга с тоской оглядела приземисто-сонные домики, утопающие в густых сугробах. Практически ни в одном из них не горел свет. Близилось утро, а результатов ноль, и это повергало женщину в пучину безнадежного отчаяния. Она пыталась строить робкие надежды, что, вероятно, Марина с Сашей все же вернулись домой к Марии, в свою временную семью, но безжалостный внутренний голос сметал эти хрупкие предположения, словно вихрь карточный домик.

«С ними что-то случилось», – скреблось где-то рядом с сердцем, и женщина сжимала руль с такой силой, что белеющие костяшки пальцев начинали ныть от боли.

С тихим скрипом автомобиль притормозил у небольшого съезда. Никаких указателей, вокруг бескрайнее снежное поле, лишь у самого горизонта темнела полоска заброшенных гаражей.

Собственно, указателей и не требовалось, Ольга знала эту местность, они как-то приезжали сюда с Володей, ее покойным мужем. До перестройки здесь было автобусное депо и ремонтная мастерская, но после девяностых там все обезлюдело, превратившись в место для сборища маргиналов и молодого хулиганья.

«Ехать или не ехать?» – размышляла она, всматриваясь в безбрежно-сонное поле. Кипенно-белый снег лежал идеально ровным слоем, издали вызывая ассоциацию с застывшим океаном.

«Проверю», – решила Ольга.

– Если там ничего нет, поеду обратно в квартиру, – вслух промолвила она, включая первую передачу.

Недовольно фырча и скрипя шестеренками, «УАЗ» медленно покатил по неровной дороге.

До гаражей оставалось чуть более двух километров.

Светало.

Спотыкаясь и скользя по смерзшемуся снегу, Марина продолжала идти.

«Только не останавливаться. Только не останавливаться и не упасть», – твердила себе девочка, глядя вперед. Ресницы покрылись инеем, ноги и руки окоченели, и она постепенно переставала их чувствовать. Безумно хотелось согреть дыханием руки, но тогда пришлось бы положить Сашу на снег, а она не хотела этого.

Прошло и так слишком много времени, пока ее сестра лежала в ледяном гараже.

– Сашок, не дрейфь, – с усилием проговорила Марина. – Мы еще им всем покажем… Вот только… – она зашлась в сухом, отрывистом кашле, – вот только выйдем на дорогу… и нас подберут хорошие люди…

Саша молчала.

Марина упорно шла вперед. Она неожиданно поймала себя на мысли, что к двум предыдущим «не останавливаться» и «не упасть» почему-то самопроизвольно добавилось третье «не».

Не оглядываться.

Все мосты сожжены, как говорил их покойный папа.

Она шла, качаясь от тяжести сестры, но чей-то чужой голос тихо шелестел, и этот отвратительный шелест был похож на шорох жутких пауков:

«Обернись. Обернись, и ты увидишь, как за тобой идут… Идут, чтобы вернуть вас в гараж… а заодно наказать за то, что ты сделала с их другом…»

Легкие начало покалывать, хриплое дыхание со свистом вырывалось сквозь сжатые зубы Марины.

Перед глазами, расплываясь и подрагивая, мерцало темное пятно, и девочка не сразу сообразила, что это брошенная Лехой машина. Та самая, в которую они сели вчера вечером…

– Уже близко, – пробормотала Марина, крепче обхватывая тельце Саши. – Слышишь, Сашок?

Она опустила глаза, чувствуя, как ее глаза наполняются горячими слезами: лицо Саши было белее снега, а губы из лиловых стали фиолетовыми.

– Сашок, – всхлипнула она. – Сашок, это я! Это я, твоя сестра! Открой глаза, милая!

Внезапно нежные, полупрозрачные веки Саши затрепетали, словно крылья крошечной бабочки, и она подняла веки.

Изможденное, покрытое синяками и кровью бледное лицо Марины озарилось от счастья.

– Сашок! – торопливо заговорила она. – Все отлично! Только держись, ладно?

Губы младшей сестры дрогнули.

– Ма… – шепнула она. – Мама.

– Да! – едва не крикнула Марина. Она споткнулась и, потеряв равновесие, упала на колени, больно ударившись о твердую, как асфальт, льдышку. – Да, мы идем к маме! И к папе!

– Дядя Боря, – едва слышно произнесла Саша, и ее ротик раздвинулся в слабой улыбке.

– Конечно, дядя Боря, – хрипло дыша, поддержала сестру Марина. Ей удалось подняться на ноги, и она двинулась дальше. Руки онемели и тряслись от напряжения, но девочка и не думала об отдыхе.

Не останавливайся.

Не упади.

Не останавливайся.

И не оборачивайся…

Перепачканные кровью уши ослика, которого продолжала держать Саша, мягко покачивались в такт движению.