Джули Си Дао - Лес тысячи фонариков [litres]

С этого дня Сифэн стала ощущать себя по-другому. Каждое утро она встречала наступающий день, чувствуя в своих жилах жизненную силу наложницы, готовая завоевывать мир. Ее кожа стала особенно гладкой, черные волосы – необыкновенно густыми и блестящими; придворные дамы и евнухи не могли отвести от нее глаз, восхищенные ее цветущей красотой. К ней часто возвращались раны, и тогда ее щеки горели, как будто с них снова была содрана кожа. Но она напоминала себе, что раны не настоящие, что кровь исчезнет и ее лицо станет, как обычно, безукоризненным.

Теперь, если она говорила, даже самые родовитые женщины останавливались, чтобы послушать ее, их притягивали ее голос, красота и новообретенная мощная энергетика. Их неведение вызывало в ней жалость. Они были такими завистливыми, так жаждали найти объяснение ее внезапной популярности.

– Его величеству просто захотелось чего-нибудь новенького, – шептали они, – однажды она ему наскучит и снова превратится в ничто.

Им было невдомек, что ее секрет хранился в их собственных сердцах, они не знали, что магическая сила сердца госпожи Сунь теперь струится в ее жилах, распространяя на них свою власть.

Им не могло прийти в голову, что Сифэн останется здесь навсегда и что она только что устранила со своего пути последнее препятствие.

Наступила осень, расцветив красными и золотыми огненными красками листву в садах, и Сифэн вдруг поняла, что утратила благосклонность Императрицы. Ее величество больше не звала ее к себе и для Праздника Лодок выбрала себе в свиту других дам. Сифэн мучительно переживала, что больше не чувствует на себе ее материнской заботы, но в то же время была обижена. В конце концов, это она, уничтожив госпожу Сунь, оказала Императрице неоценимую услугу.

– Ее величество знает, что госпожа Сунь начала вызывать у Императора раздражение, – сказал ей Кан. – Тем не менее она, должно быть, очень довольна, что впервые оказалась без соперницы.

– И всем известно, что дни госпожи Ман при дворе сочтены, – добавила Сифэн. Евнухи делали ставки в споре о том, какое решение примет Его величество: отошлет ли ее обратно в деревню или же сошлет коротать свой век в монастырь.

– По-моему, дорогая, глаза их величеств прикованы к тебе .

– Сомневаюсь. Император неделями не появляется в городе женщин, и от него даже нет никаких вестей.

Она чувствовала себя задетой, и ей неприятно было говорить об этом. Если бы он хотел повидать Сифэн, он бы, наверное, дал ей знать? Или появился под предлогом визита к своей супруге?

– Императрица вряд ли видит во мне соперницу. Но даже если это так, когда-то она относилась ко мне как к дочери. Она должна была дать мне возможность все объяснить, вместо того чтобы делать скоропалительные выводы.

– Царицы могут делать любые выводы на свое усмотрение. Многие поплатились за их выводы головами.

– Она может так поступить? – спросила Сифэн.

– Что, обезглавить тебя? – он пожал плечами. – Она оставила в живых госпожу Сунь, не так ли?

По мере того, как укорачивались дни, у Сифэн нарастали сомнения. По ночам она просыпалась с мокрой от пота подушкой: ее мучили ужасные видения госпожи Сунь, возвращающейся из своей водяной могилы. Иногда привидение с торжествующим видом нашептывало что-то на ухо Императрице, как будто они обе что-то замышляли, и Императрица улыбалась Сифэн кошачьей улыбкой наложницы. Госпожа Сунь умерла…А Шут? Возможно, догадка Сифэн была неверной. Возможно, таким образом она оставила в живых настоящего Шута. Она одержала победу над госпожой Сунь, но приблизило ли ее это к трону хоть на йоту?

Она проводила ночи в тягостной неопределенности, а дни – в одиночестве, занятая шитьем, в то время как всех прочих придворных дам Императрица приглашала к себе.

Когда наконец однажды утром ее позвали в спальню Императрицы, она была удивлена. Ее величество сидела в постели, подле нее на стуле примостилась седая согбенная старуха в простой одежде из хлопка, какую носят служанки.

– Заходи, Сифэн, – ласково произнесла Императрица, как будто между ними никогда не было и не могло быть никакого охлаждения. Она, казалось, была в прекрасном настроении, но бледность ее осунувшегося лица, ее болезненный вид свидетельствовали о тяжело переносимой беременности.

– Ты как раз вовремя, чтобы послушать историю. Я рассказываю ее ребенку каждый день, а когда она появится на свет, ее няня, Ама, поможет мне, тоже рассказывая ее.

– Она, ваше величество?

Императрица погладила свой округлившийся живот.

– Это будет девочка. Я слышу, как она разговаривает со мной. Она говорит, что она – та, которую я так долго ждала… которую все мы так долго ждали. А я, в свою очередь, рассказываю ей о том, кто она такая. Я рассказываю ей о Владыках-Драконах, которые сотворили наш мир, и о Царе Драконов, кровь которого течет в ее жилах.

Сифэн представила дитя, свернувшееся в животе у Императрицы, ее крошечное сердце, гоняющее по тельцу самую драгоценную живую кровь Фэн Лу. Но живую кровь можно легко добыть.

– И еще я рассказываю ей историю о двух влюбленных в Великом Лесу. Знаешь ее?

– Моя… тетка редко рассказывала мне истории, – голос Сифэн дрогнул, она не в силах была произнести слово мать . Много недель назад Императрица Лихуа, быть может, отозвалась бы на тоску в ее голосе. Однако теперь ее глаза и сердце были полностью сосредоточены на нерожденном младенце у нее в животе.

– В давние времена, – произнесла ее величество с мечтательным выражением, – когда драконы еще ходили по земле, жила-была царица, любившая свою дочь больше, чем все драгоценные камни ее царства. Она исполняла все ее желания, а в ответ просила лишь об одном: чтобы принцесса вышла замуж за того, кого ей выберут. Но принцесса уже отдала свое сердце бедному музыканту. Он пел как птица и научил ее понимать и любить песню, которую пели окружавшие дворец деревья. Она поклялась, что станет его женой, хотя он и просил ее отказаться от этой мысли, так как жил в нищете.

– Они придумали план: он спрячется в лесу, оставляя за собой след из фонариков, по которому она сможет его отыскать. Некоторые из фонариков будут задрапированы красной тканью, и именно их она должна будет держаться, чтобы найти его и присоединиться к нему. Но еще до того, как она выполнила их уговор, нареченный ей жених узнал об их любви и последовал за своим соперником в лес. Он убил его одним ударом меча прежде, чем музыкант успел задрапировать фонарики, и его кровь забрызгала один из фонариков.

Сифэн неосознанно подалась вперед, чтобы лучше слышать, но потом заметила, что за ней наблюдает Ама. На лице женщины появилась улыбка, на которую Сифэн не стала отвечать.