Джули Си Дао - Лес тысячи фонариков [litres]

– Вы художница? – спросил он с еле заметной улыбкой в уголках губ.

– Что вы имеете в виду, ваше величество?

– Вы изучаете меня, как будто собираетесь меня изобразить. Я подумал, что вы, возможно, не только поэтесса, но и художница.

Выражение его лица смягчилось, он показывал, что не ставит ей это в вину.

– Давайте. Нарисуйте картину, которая продемонстрирует, что вы обо мне думаете.

Сифэн настороженно посмотрела на него.

– Я не художница.

– Я подразумевал, что вы сделаете это с помощью слов, – в его глазах зажегся веселый огонек. – Вы, несомненно, умеете мыслить самостоятельно, вы, в отличие от придворных дам моей жены, не кланяетесь и не расшаркиваетесь. Давайте попробуйте.

– Я представляла себе Императора Цзюня совсем другим.

– Будьте осторожны, – его улыбка стала шире. – Не забывайте, у меня целая армия к моим услугам, так что будьте благожелательны, сравнивая меня с плодом своего воображения.

Она не удержалась от ответной улыбки.

– Я представляла себе крупного лысеющего мужчину с импозантной бородой, пахнущего утиным жиром и с вечно угрюмым выражением лица.

– Утиным жиром? – он громоподобно расхохотался.

Сифэн смотрела, как он трясет головой, все еще с улыбкой до ушей, и не могла поверить, что видит перед собой могущественного государя, хладнокровного завоевателя чужих земель. Он удерживал Фэн Лу в одной руке, а другой призывал к себе на службу тех, кто стоял ниже его, чтобы они помогали ему хранить страну. Но, несмотря на войны, которые он вел, несмотря на царства, которые он держал в повиновении, он умел веселиться так, как будто в жизни не знал никаких забот и тревог.

Он наконец унял смех.

– Расскажите тогда, что вы видите на самом деле. Что вы думаете обо мне сейчас? Можете ли вы описать, каков я есть на самом деле, судя по моей внешности и обстановке, меня окружающей?

Она в упор посмотрела на него.

– Это игра, ваше величество?

– Я люблю игры. А вы?

Его интонация была все так же приветлива, но улыбка сошла с его лица, и черты приобрели гранитную твердость. Тем не менее таким он ей нравился больше: его вид полнее отражал его истинную сущность; его очаровательные жизнерадостные манеры были, на ее вкус, чересчур обезоруживающими.

Сифэн снова внимательно его оглядела. Он по-прежнему напоминал ей хищную птицу, серебристую и изящную, идеальное сочетание мышц и перьев. У него были высокий открытый лоб и мягкие губы, но резкие линии носа и подбородка выдавали его истинный темперамент.

– И не беспокойтесь по поводу армии, – добавил он с веселой искоркой в глазах. – Я не велю им атаковать вас. Мне хочется услышать правду.

– Вы уверены, что весь мир послушен вашей воле. Любое ваше распоряжение должно исполняться неукоснительно.

– Так можно сказать про любого государя.

– В вашей жизни все очень четко, но при этом ваша душа отзывчива к искусству и красоте.

Император Цзюнь проследил за ее взглядом в сторону столика с коллекцией трубок, слишком драгоценных, чтобы их можно было доверить слугам. Он разложил их с математической точностью, так что кончик каждой из них находился на одной линии с остальными. Рядом с ними в столь же безупречном порядке располагались книги и свитки со стихами. Вся обстановка комнаты подтверждала ее предположение: он был скорее ученым, нежели воином.

– Продолжайте, – сказал он с непроницаемым выражением лица.

– У правителя нет времени для доброты. Он ничего не дает безвозмездно. Он не может себе этого позволить.

И он не назначает встреч, не имея цели . Она понимала, что эта аудиенция наедине была ему нужна, чтобы оценить, что она собой представляет, и ей необходимо было произвести на него впечатление своим острым умом, не ранив себя при этом чрезмерной остротой.

– Вы советуетесь с Императрицей по всем важным вопросам. Вы хотите, чтобы она чувствовала себя причастной к вашим решениям, даже если предмет обсуждения достаточно незначителен.

– Незначителен?

– Ваше величество в этом году заключили мирный договор с Камацу, другие правители недовольны им. К примеру, царица Даговада, которая поставляет для вашего войска прекрасных лошадей в обмен на вашу поддержку в войнах за восточные земли. Она и ее сестра, царица Камацу, не общаются друг с другом в течение уже очень долгого времени.

Уголки его рта поползли вверх, как во время их разговора в Праздник Любования Луной.

– Каким образом вам стали известны эти незначительные обстоятельства? Вы снова слушали разговоры евнухов?

Она не снизошла до ответа на этот вопрос.

– Царица не посмеет начать с нами войну. Она знает, что наше войско численно намного превосходит ее армию, тем не менее мы не можем позволить, чтобы она стала нашим врагом.

– Ее подданные выращивают лучших коней на континенте, – Император погладил короткую бородку. – Тем не менее в качестве контраргумента в споре она может созвать племена и посадить их на этих лошадей. Она все еще в состоянии выставить довольно многочисленное войско.

– В любом случае мы не можем настраивать ее против себя, так же как не можем нарушить договор с Камацу. Оба решения приведут к войне и разорвут торговые соглашения о покупке слишком важных для нас товаров. Нам необходимо сделать жест в сторону Даговада, показывающий, как высоко мы ценим дружбу с ними. Продемонстрировать, что мы уважаем царицу, но наши отношения с другими царствами касаются только нас.

Император Цзюнь, как она и предполагала, казался удивленным из-за использования ею слов «мы» и «наш».

– Поэтому вы устраиваете праздник в честь царицы и собираетесь послать к ней весной посольство с дарами вроде пряностей и древесины.

Сифэн подняла бровь.

– Это хорошее решение, ваше величество, и я думаю, что ваши советники сразу же с ним согласились. Тем не менее вы нашли время, чтобы узнать мнение Императрицы, зная, что она не скажет вам ничего нового по сравнению с тем, что вы и так уже решили. Умение поддерживать хорошие отношения – часть стратегической игры, и вы владеете им в совершенстве.

Его глаза засияли, и она тихонько выдохнула.

Некрасивая курносая служанка принесла чай.

Она споткнулась, от счастья оказаться в присутствии Императора вид у нее был одновременно восторженный и испуганный. Она не отрывала от него полных восхищения и обожания глаз, но он смотрел только на Сифэн.

Когда служанка вышла, он пересел поближе к Сифэн и настоял на том, чтобы самому налить ей чаю. Он передал ей чашку из тонкого фарфора, коснувшись пальцами ее руки.

– Могу ли я теперь рассказать вам, какой вы мне представляетесь?

Он изучал ее так же, как она его. Его блестящие влажные глаза, казалось, оставляли теплый след у нее на коже, однако, она сумела сохранить самообладание.