Кристиан Бэд - Путями истины. Сборник мистических рассказов и повестей

Он поднял с земли лежащий на походном плаще из волчьей шкуры колчан, достал пучок тонких, зверовых стрел. Выбрал одну, лаская, пропустил между пальцами хорошо скобленое дерево.

— Боровые на боевые не сменил почто? — попрекнул Родим. — Мало ли что в походе случиться может? О чем думал?

— О том и думал. Дай свою стрелу. Смотри! — положил Темелкен две стрелы рядком. — На человека охотиться — стрела и тяжелее, и толще. Война — это охота на человека, понимаешь? И ведь мы даже не едим друг друга! По-пустому бьем, мясо только портим! Уж лучше б ели! Я ведь воевал раньше в своей земле, но никогда об этом не думал. Здесь вот только понял. И во сне приходит теперь. Страшно.

Темелкен встал.

Родим не знал, что ему ответить. Кругом прав Темелкен. Да только дети, бабы, да старики в селище? Уводить бы такую ораву, но как, куда?

Темелкен виски ладонями сжал, будто больно ему стало. Снова рядом сел, вздохнул тяжело.

— Ты не думай. Я научу. Видно, не зря я здесь.

Краем глаза Родим видел, что идут к ним по жухлой траве старейшие вои — Ростан и Нетвор. Видно пора пришла со склатскими воями говорить. Нетвору обещали бросить клич среди молодых, кто согласится мол.

Только согласились, увидел Темелкен, не всё молодые да горячие. Гораздо больше было середняков, уже вошедших в возраст. Жениться бы им.

Темелкен, глядя на крепких кряжистых склатов — разве что головой не качал — не поняли бы. Конечно, волки Нетвора и повыше были, и помассивней, но одно дело молодые, не обстрелянные вои, другое — эти. А под степных коней они и вообще лучше волков годны. Волка не всякий конь вынесет — тяжёл.

Чужие вои смотрели на Темелкена с надеждой. Он не понимал, за что. Что он им дать мог? Смерть за чужих родовичей?

Темелкен не знал пока, что по склатским обычаям невесту мог взять воин только в бою добыв, или украв из дальнего какого племени. Вот и этим воям пора пришла.

Вокруг же города склатского неспокойно стало. Малые племена ушли, теснимые степняками, с которыми последние годы едва держалось вооруженное перемирие. Какой уж тут поход за девками?

Темелкен глядел на склатских воев, и каменело лицо его. Черты заострились непривычно, скулы выперло, огонь в глазах вспыхнул.

Не знал никто здесь, что был Темелкен из старого рода воинского, что с пяти лет конь его рядом с отцовским шёл, что саблю для него ещё ковали детскую, а он уже команду воям отдать умел. Выгорело все это на земле чужой, негостеприимной, а теперь возрождалось опять в полузнакомых словах склатской речи, в смуглых лицах, мало, но похожих на лица родовичей.

— Всего не скажу пока. Наука трудная будет, — начал он медленно по-алатски, всматриваясь в лица, понимают ли его. — Кто не сгодится — не вижу таких. Нет такого дела, чтоб воя научить нельзя. Много дам вам, но много и потребую. Копьем с коня бить научу, саблей рубить. От вас одно надо — слушать! — Темелкен помолчал. Подержал время. Видел он, не сразу, но понимают его. — Кроме своего коня да вьючного, еще одного коня надо взять, на смену, — продолжил он.

Молчали до того вои склатские. Тут коситься друг на друга стали. Но не ропот слова Темелкена вызвали — робость. Под силу ли простому вою трех коней поставить? Разве что родовичи помогут? Однако ни один не возразил, так суров был вид Темелкена. Брови черные сдвинулись, лицо смуглое — тень накрыла. Родим глядел на него и дивился внезапной перемене в облике.

— Копья берите самые длинные, какие в пешем строю нужны, — говорил Темелкен. Дротов — связки по две. Луки. Пробовать будем, — он пробежался глазами, ища хоть одно знакомое лицо. Не нашел. — Кузнецы мне ваши еще нужны. И кожники. Много. Пусть проводит меня кто-нибудь… Как зовут тебя? — обратился он к совсем еще молодому склату.

— Асар, — белозубо улыбнулся тот, гордый, что заметили его.

— Вот и проводи, Асар. Ты, я вижу, на ногу быстрый. Остальные же пусть собираются. Как только тень сюда упадет, — показал он рукой близ невысокой башни, что уже уронила заполуденную тень на землю, — так пойдем. Веди, Асар.

Парень едва не в припрыжку побежал впереди Темелкена. Тот шагал следом, размышляя, что имя молодого воя — примета добрая. Асар по-алатски было «волк», вот и выходило теперь, что впереди бежал волк степной, поджарый, сзади — Родим шел, волк лесной.

Асар повел чужих воев прямо в ту часть города, где жили кузнецы — Темелкен по стуку определил, что близко уже. Сколько ему следовало заказать стремян — он тоже прикинул: на одну лошадь, да на заводную. А всего воев склатских собралось полная дюжина дюжин и еще половина. Ну, так кто-то же и отсеется еще.

Однако, на удивление Темелкена, во временный воинский лагерь, что разбили они сразу же за священной рощей на «ничейной» земле, пришли и те склаты, что не говорили с ним в полдень. Были среди них и молодые, и даже женатые, вздумавшие обучиться чужому воинскому искусству. Поглянулся им чем-то Темелкен. Оно и правда, — изменился он. Уже и волки с любопытством оглядывать стали. Знали они — умен Темелкен, и руки у него стальные, хоть телом не крупен. А вот что так суров бывает — не знали. Волкам, правда, суровости мало. Рычит — не значит кусается. Но любопытничать стали.

Однако волков Темелкен Нетвора пока попридержать просил. Коней у него настоящих под волков не было. Гонцов послали по племенам соседним. Да на степняцких коньках решили учить помаленьку, чтоб понимали хотя бы. А чтоб не баловали, доспех кожаный — нагрудь — медными да железными бляхами шитую велел Темелкен делать. И то ведь: силён вой, да стрела сильнее.

В первые дни обустроились. Темелкен попросил милости у склатских жрецов учителей дать — волков верховой езде обучать. Простую-то езду многие склаты знали. Те согласились с радостью — прислали своих помогать, да и для наблюдения. А склаты-вои, пока не было стремян, петли завязали веревочные от седла, да по свисту ездить учиться стали: Темелкен учил новым командам, отдавать которые помогал ему резкий свист самодельной дудки. На свист — съезжались и разъезжались.

Когда к концу пятидневки привезли первую телегу со стременами, Темелкен уже разбил воев на дюжины, так ему сподручнее считать было, и для каждой дюжины выглядел старшего.

Вообще, со счетом первое время было трудно. Волки считали неживые вещи пятками, а людей — по четыре, потому как четыре соответствовало числу стихий и считалось числом живым, хорошим, особенно для воя или охотника. Склаты же воинов считали десятками, которые легко дробились на неподходящие волкам пятерки. В земле же Темелкена священные предметы положено было считать по двенадцать, что он и ввел, дабы не вызывать споров. Дюжина раскладывалась при необходимости как три раза по четыре, что было понятно волкам, для склатов же она являлась чужой военной магией, с которой тоже не стали спорить. Дюжие — старшие в дюжине — получали пока приказы непосредственно от Темелкена, но полагал Темелкен, что будут при необходимости действовать и самостоятельно.