Кристиан Бэд - Путями истины. Сборник мистических рассказов и повестей

— Сгинут они с таким князем. Слаб он.

— С кмесом-то? Зато свой. Что они — что кмес. Сами его отца на защиту городища выкричали.

— Как так выкричали? — Темелкен интересовался сдержанно, думая о своём и зорко поглядывая на черневшую впереди рать.

— То обычай у их схода такой — выкликать кмеса.

— Кто громче заорёт что ли?

— Вроде того. Мы ж вона кияна выбираем, которого Кресс укажет, огонь примет, ну, а они — сами. От того и кмес, к месту, значит, приложен, к городищу его… Безбожный это обычай — человека, Сваргой неотмеченного, наперед других ставить. Много чужой крови за обычаем этим будет. Разве что, как ты сулишь, бога чужеземного под такого вот кмеса принять. Так ведь и то не ладно: сам-то кмес посаженный всегда знать будет, что бога-то опосля подштопали, значит, власть не по-божьи — по-человечьи купить можно — за кровь чужую, за обман.

— Чудно…

Темелкен, озабоченный навязанными ему союзниками, начал разглядывать ополченцев и ратников молодого кмеса. Ратников особенно помяли чужинцы. Как они? Дух боевой не растеряли? Хорошо хоть бьются за себя, да за семьи свои.

Други грудились далековато, лица сливались. Видно было только, что ратные все ещё не рассыпали строй, а ополченцы, словно бы, шумят о чём-то. И вдруг задорный молодой голос затянул:

— Как пошли наши робяты…

— Да по девками… ихну мать! — подвязался басок.

— Нагишом застали девок…

— Да начали их имать! — подхватило ополчение.

С краю раздался хохот. А ломающийся басок завел новый куплет:

— Как пошли наши робяты…

Своерада поимать!

Нагишом его застали…

Последняя строчка потонула в хохоте.

Вдруг Треба круто развернул лицо к оврагу, плечи его напряглись, словно бы увидел он что-то. Но тут же опустились плечи, и лицо его снова ушло к чужинскому войску.

Темелкен не видел того. Вперёд смотрел уже. Рать шевелилась на горизонте.

— Сейчас повалят, — убежденно сказал Темелкен.

И повалили.

Впрочем, как и предполагал Темелкен, вражья рать вскоре смешалась — по собственным раненым и убитым не пошла. На виду же ей стояли конники Сакара, нарочито ровно и выверено. И рать Своерадова раздалась, пропуская своих конных.

Неизвестно, как обучены были конники Своерада, но не боялись их, потому что пускать конных на конных Темелкен и не собирался.

Конные Сакара на всём скаку по свисту поворотили назад, а двое конных волков ударили под ноги чужим горящими стрелами. Ратовище заволокло черным дымом. Раздавались только крики да дикое ржание. Похоже было, что, как и хотел Темелкен, понесли испуганные кони и топтали сейчас своих пеших…

И тут же что-то неладно стало на задах у Своерада — ратники заволновались, комом закрутились. Не видел Темелкен, далеко было, да видел Своерад. Пока внимание его воевод было приковано к своим же одуревшим конным, пока поворотить пытались… Выскочили прямо в тыл какие-то, кровью измазанные так, что и не поймешь, что за люди! Сидели они на конях, но лупили почему-то из луков! Словно коса пошла гулять по Своерадовой рати.

— Ра-ааа-З! — взрёвывал Беда.

И две дюжины стрел со злобой вгрызались в ратных.

— РАА-З!

Родим же, ложной храбростью не захваченный и кровью дурной не пьяный, держался сзади маленького отряда своего, направляя его свистом.

Не знал Темелкен, что тем же оврагом, что двинулись волки, послал Своерад два-ста своих пеших к городищу.

Да, только — то ли услыхали чего, то ли почуяли волки. Коней придержали, позади оставили, сами вперед прошли, вверх по оврагу все щели облепили. Чуть мимо себя пропустили врага — и стрелами ударили. Напрочь два-ста пеших выкосили. Кровавый ручей побежал по земле… Так кровью смердило, что еле сдержал своих Родим — одурели от запаха-то смородного. Хотели бегом бежать — бить своерадову рать… Своротил. Велел стрелы вырезать, да за конями вернуться.

Ждал Своерад, сейчас ударят на ворота засадные, донесли ведь ему, что, мол, нет людей у волков боле.

А много и не понадобилось.

Темелкен же, почуяв слабину во вражьей рати, свистнул Сакару и Требе, чтоб наступали. Тут же раздался свист дудки Сакара, а Треба, вложив пальцы в рот, засвистел по-волчьи. На свист донесся от стен воинский рёв Нетвора.

Заволновались и люди кмеса. Поймав глаза Темелкена, Треба кивнул, поворотил коня и поскакал к одинокому княжьему знаку — высокой палке с тамгой — маячившей над ратным полем.

О чем говорили — не слыхал Темелкен, но видел: так же пошло вдруг, как со жрецами склатскими. Словно была внутри Требы дверца малая. Нечасто он открывал ее, но уж коли открывал…

Видел Темелкен: вздыбились, да поникли вдруг плечи у молодого кмеса, голову склонил, рукой махнул. И тут же поворотил Треба коня к дядьке кмесову. А через миг и команда по рядам ратников кмеса пошла. Темелкен поднял было дудку, да опустил. Треба и сам ладно все сделал.

Темелкен же, вспомнив место, откуда Родим показывал ему городище, поскакал со своей дюжиной туда, и битва раскинулась перед ним совсем уже как на ладони.

Отсюда виделось, что много больше ещё своерадовых пеших. Однако с телеги обзор не таков. Да и не до стратегий стало уже Своераду: две волчьих дюжины сеяли в тылу его смерть холодно и расчетливо. Вот, видел Темелкен, оставив троих убитых, развернулись волки. Но не отошли назад, а ударили в бок, закрывшись конными и пешими защитниками телеги, не давая выстроившимся, наконец, лучникам, выцеливать их. И в тот же бок ударили вдруг конные Сакара, обошедшие наступавших пеших волков и ратников кмеса. И все смешалось у телеги.

Сердце стукнуло у Темелкена. Кончена битва. Остановить бы, да как? Вот она и кровь полилась теперь, что во снах он видел. А видел он: бегут ратные люди, а им стрелы да топоры в спину… И валятся лицом в землю невинные уже, страхом и хитростью побежденные. Ведь разгорячится когда кровь, не остановить!

Да, не все волки опускали ножи да копья, когда ратники чужие бросали оружие. Долго насыщалась Мара. Не все слушались команд и ратники молодого кмеса, даже посылали Родима да Требу, остановить чтоб. И поле у городища не видело раньше такой жатвы. И не видеть бы ему боле.

Но вот и тихо почти стало, хоть и от тишины той, не меньше чем от крика и звона виски ломило.

Только Своерад, оглушенный и поятый волками живым, визжал теперь да плевался, к телеге своей привязанный, что мол, не нашлось на него поединщика, что лукавством взят…

Съехались да сошлись вои старшие — Нетвор, Темелкен, Треба. Даже кмес молодой сбоку притулился. Молчали.

Треба и Нетвор глядели на ругающегося Своерада и думали о своём. Кмес, белый по первому своему настоящему сражению, похоже, и рот позабыл, где открывается. А Темелкен глазами искал Родима. В неразберихе всеобщей потерял он его. Да и вязали Своерада другие молодые волки — Подар и Лишко — чумазые, довольные. Как же — чужинского кияна, почитай, взяли. Но побратим-то где?