Кристиан Бэд - Путями истины. Сборник мистических рассказов и повестей

— То-то и оно… То-то и оно! Половина! — воскликнул Эдем, пряча глаза. — Он создал ее из моего ребра, отняв у меня что-то… невосполнимое. Я места себе не нахожу! Постоянно желаю её… А она… то твердит, что устала, то ищет другой предлог, чтобы отказать мне… А теперь она… Она говорит мне, что Его послал Бог! Но 800 лет мы жили вместе и ничего… Может, она прижила его с кем? Скажи, странник?

И вдруг глаза Эдема потемнели от страшного подозрения. Взгляд его стал совершенно дик, на губах выступила пена.

— Что с тобой, Эдем? — участливо спросил странник.

— Ничего-ничего, — потер тот всей ладонью лицо. — Это так, морок… Накатит вдруг, как наваждение. Всех подозреваю. — Он устало махнул рукой. — Гостеприимен же я стал… Идем-ка в мой шалаш.

Он суетливо потянул за собой странника.

— Вот по этой тропе, мимо кучи хвороста, видишь? Смотри, смотри — малиновка свила у самой дороги гнездо. Смотри!

И Эдем достал припрятанный в кустах тяжелый гладкий камень. Через минуту он уже тащил за ноги сухонькое тело старика к огромной куче хвороста. Под хворостом были аккуратно уложены: Жена Его, трехнедельный младенец, распухший уже и посиневший. Теперь добавился старик в плаще. Эдем старательно закидал всех троих хворостом. Сел было рядом. Потом его замутило, и он поднялся, оглядываясь, чем же забить горечь во рту. Дошел до озера. Напился. Вдруг вспомнил:

— Странник… Вдруг он отравил меня? — и горло его извергло озерную воду вместе с пеной, остатками яблочной кожуры и маленькими семечками, пахнущими горьким миндалем.

Грязное пятно медленно расплывалось по воде, а Эдем снова пил и извергал из себя воду, борясь с самим собой за собственную жизнь.

— Вот такой это был Рай, — вздохнул Черт, опуская глаза.

— Кто же был тот в плаще? — спросил Веник, не особенно веря, но потрясенный ужасной историей.

— Какая разница, кто это был, — отмахнулся Черт. — Скорее всего, вы и были.

— А за что же он убил Жену свою? — спросил задумчиво Веник.

— Жену он не убивал. Когда Ева…

— Почему Ева?

— Ну… Жена Его… Потом как-то так стали постепенно… В общем, когда она увидела задушенного младенца, то пошла к Дереву Смерти и съела…

— Яблоко? — перебил Веник.

— Да какое там яблоко, на смокву скорее похоже…

— Ага. А Адам, то есть Эдем, съел другое… другую смокву…

— Стоило бы. Нет, Адама вы за эту историю изгнали из рая. А потом, когда он слухи начал распускать…

— Слухи?

— Ну, по началу он вроде успокоился. Женился, детей завел, и всё такое. А потом, когда состарился, выжил из ума и понял, что таки помрет, начал всем рассказывать, будто бы это Еву искусил какой-то чужеземец. Будто она съела Плод не от того дерева, да еще и ему, Эдему, подсунула. И за это их, якобы, изгнали из рая. А он, Эдем, не виноват… В общем, толи сбрендил он, толи жить ему так хотелось, что… Эх… — Черт коротко махнул рукой, мол, кто их разберет, смертных. — А вы после этой истории сотворили себе какое-то тело и… Вот с той поры мы вас и разыскиваем.

Веник глубоко задумался.

— Не верю я вам, — сказал он, наконец, поднимая на Черта глаза. — Если вы всё это время просто разыскивали меня, откуда же все эти легенды о проданных душах? Куда, скажите мне, вы забрали 8-го Хранителя Плаща?

Кто не лежал поющей лунной ночью в объятиях грудастой, но очень глупой девицы, тот не поймет томления Творца. Мало написать стихи — нужно еще прочесть их кому-то, мало построить дом, нужно найти для него жильцов, мало создать Вселенную нужно, чтобы Тебя славили под новыми звёздами…

Поначалу, Он трудился в этом мире не больше, чем обычно: ваял, пестовал, давал закон и отпускал с Богом. Потом он спускался к ним, но закона своего уже не находил. Зло влекло к себе его теперешние создания почему-то гораздо больше, чем добро. Даже данную им истинную веру они в какую-то пару-тройку столетий так приспосабливали под себя, что становилась она уже чуть ли не своей противоположностью.

Чего он только не делал. Он карал — насылал землетрясения и потопы. Он убеждал собственным примером, спускался к ним в разной личине, но порадел лишь вычурному многобожию. Он… просил… Просил Животворящее Неразрешенное, породившее его самого… Но всё было напрасно.

Шли века, племя Его дичало, забывало тайны стихий и небесных тел, которым он учил их. Пахотные земли зарастали сорной травой. Молодые леса завоевывали развалины городов… Племена жили уже как дикие звери, иные даже не стадами, а иные и без огня. Правда, в разных мирах создания его существовали всё же по-разному. И он решил сам пройти земные пути мирских круговертей. Проверить на себе, что есть великое зло, разъединяющее устремления души и устремления тела. Он заставил себя забыть, что он Бог и начал бесконечное путешествие смертной души из тела в тело, из мира в мир… Ожидая распознать зло, когда оно коснется его мечтаний в молчаливом призыве… Чего же достиг он теперь?

«Там, где никогда не было земли, огня, воды или дыхания, что там?» — спрашивал мудреца ребенок из древней сказки народа цаарха. «Там — сила», — отвечал мудрец. «А что такое сила?» — спрашивал ребенок. «То, чем давит земля, отталкивает огонь, тянет вода и встречает дыхание». «А какова эта сила?» — спрашивал опять ребенок. «Такова, каков ты сам, — отвечал мудрец. — Если ты мал и беспомощен, беспомощна и мала сила, противостоящая тебе. Если ты глуп, она поразит тебя своей глупостью. Если же велик, навстречу твоим помыслам встанет величие».

Ту, предпоследнюю жизнь на Психотарге Веник закончил в постоянном страхе. Стал он беспокоен и подозрителен. В каждом лице мерещился ему ужасный патрульный. На короткий миг, в глазах гостя ли, послушника ли, вспыхивала огненная искра и Веник, весь в поту, прятался от собственной памяти в самые отдаленные глубины своего естества. В конце концов, он заперся в келье. Даже пищу из рук в руки не принимал, требовал оставлять на отдалении, в естественном углублении скалы, где было вырублено тесное его жилище.

Только птицы согревали измученную душу Вениамина: вольные и свободные носились они над равниной и что-то возвещали по-своему. Может быть, конец времён, ибо, казалось, тогда Венику, что видел он и пережил уже всё, и более ничто удивить его не в силах.

Послушники приписывали его чудачества святости. Постепенно поползли слухи, будто бы, только увидевший отшельника, уже причащается небесной благодати. Потому паломники просиживали иногда дни и ночи у скалы, где скрывался Вениамин. Но особенности веры не позволяли паломникам нарушить уединение отшельника, сам же он не сподобился лицезреть ни единого.

Глаза Веника были обожжены. Это случилось в ночь страшной сухой грозы, когда молнии рвали нависшие тучи, но так и не выжали из них ни единой слезинки. Едва дремлющий на рваной подстилке брошенной прямо на каменный пол, Веник вдруг услышал топот тысячи ног. Он в ужасе вскочил, но топот тут же утонул в грозовом безумии. Тогда, приложив ухо к камню, Веник понял, что страшным топотом отдались в его сердце торопливые шаги одного единственного путника.