Артем Карпицкий - Ваше время вышло! [СИ]

— Отлично! — еще один кусочек головоломки занял свое место. — Так что же собой представляет данная вещица?

— Украшенный резьбой крест из серебра. На обратной стороне странные знаки, явно колдовского происхождения.

— Крест… Хм, ясно, — картина почти прояснилась, можно было заканчивать представление… Но у Отиса имелась еще парочка вопросов, очень интересных и не менее важных. — А вот скажи-ка, посвященный Локио, что за человек был тот еретик? Ну, тот, которому принадлежал крест.

— Еретик, как еретик. Все они на одно лицо, — монах пожал плечами. — Пришел к нам, без всего, только крест на шее, да потрепанная одежда. Хотел присоединиться к нам… Первое время он прилежно трудился, помогая обители, мы уже всерьез рассматривали вопрос его посвящения. Но тут он проявил свою истинную сущность, после чего нам пришлось провести обряд очищения огнем.

— С этим ясно, а как проявилась эта его истинная сущность?

— Он стал превращать вино, приготовленное для справления ритуалов, в воду. В воду! И не только это — золотые и серебряные кубки становились грубыми деревянными поделками, покрытыми позолотой. Позолотой! — на лице монаха застыло бесконечное отвращение, словно он узрел что-то чудовищно мерзкое. Слова он не говорил — выплевывал. — Драгоценные камни — в стекло! Статуэтки из красного дерева — в комки глины! Церковь Треугольника понесла огромный ущерб… благо удалось вовремя остановить еретика.

— А потом допросили и казнили?

— Да. Вот только…

— Что?

— Он не сказал ни слова. Ни единого звука. И все время улыбался, даже когда огонь охватил его целиком.

— Даже так? Интересно… — судья пристально взглянул в глаза Отцу-Основателю, все так же незаметно сидящему среди группы монахов, одетых в мирские одежды. — Могу я взглянуть на этот крест?

Монах неловко переступил с ноги на ногу, подобных указаний он явно не получал, а действовать самостоятельно не имел права, да и разучился, за столько-то времени. В итоге, после минуты сомнений, Локио обернулся назад, в поисках поддержки. Наконец, очевидно что-то углядев в неподвижных зрачках Отца-Основателя, согласно склонил голову.

— Хорошо.

Монах приблизился к судейскому столу и осторожно выложил на полированную деревянную поверхность предмет, из-за которого заварилась вся эта каша. Избавившись от креста, он тут же отступил назад. А Отис, взяв знакомый предмет в руки, некоторое время любовался изящной резьбой, после чего перевернул и всмотрелся в странные закорючки…

— …знаешь, я ведь лишь судья. Причем, могу судить лишь их бренную оболочку, душа же мне неподвластна. Не мой уровень, если можно так выразиться. И поэтому, именно поэтому, все, что я делаю — зря. Пустая трата времени и сил, приносящая лишь боль и страдания… И ради чего? Показать свою власть? Да нет никакой у меня власти… А вообще — пусть делают, что хотят. Бог им судья…

Буквы, сплетающиеся в слова на древнем языке. Языке, которого не знал никто из находящихся в зале, никто из монахов, никто из жителей этой страны. Кроме одного… Последний Судья Отис смеялся. Его смех доносился до самых дальних концов огромного зала, вводил в смятение присутствующих, весело устремлялся прочь, в открытые окна. Отис смеялся, не обращая ровным счетом никакого внимания на людей, ошалело глядевших на него, как на сумасшедшего. Они ничего не поняли. И не поймут, вдруг подумал Отис, разразившись очередным приступом оглушительного хохота…

Картина окончательно сложилась, последний кусочек долго не хотел вставать на свое место, рождая множество переплетающихся нитей, но затем уступил и принял форму. Совсем не ту, которую ожидал Отис, более того, ту, которую он совсем не ожидал. Но когда что-то бывает так, как мы того хотим, а? Тем более, то, что получилось в итоге, лишь подарило бывшему Судье ни с чем не сравнимое облегчение, ведь его, наконец, отпустили , причем, не понимая, зачем и что они делают…

Марионетки оборвали нити, за которые их дергали. Оборвали, сами того не желая. Оборвали просто потому, что не смогли поступить иначе. Все это казалось просто черррррртовски смешным. И Отис смеялся до колик в животе, смеялся, глядя на черно-белый рисунок, с едва заметными контурами человеческих лиц…

Серебряный крест лежал на деревянном столе, оборотной стороной кверху. Теперь любой желающий мог как следует рассмотреть выгравированную на металле фразу.

«Ваше время вышло!»

— А он растет. Да как растет!

— Нет, ты не прав… Он не растет, он всего лишь пробует.

— Ну а я о чем? Каждый новый опыт выводит этого мальчика на новый уровень. И так быстро! Он мне определенно симпатичен, какой потенциал, а… Ты же видел, как он прожил свой последний опыт? Ну? Что же ты молчишь?

— Я не молчу… Ты прав, я все видел… И могу сказать лишь одно — ему не понравилось. Он ищет, все еще ищет, не в силах найти искомое. И с каждым шагом все ближе…

— К небу?

— Нет. К пустоте.

«Что?.. Опять белые стены, потолок… Я проснулся… Нужно встать… Больно! Как же раскалывается голова… Будто бомба разорвалась… Спокойствие… просто нужно немного полежать… Да, так и есть… боль уходит… Что это… почему комната кружится?.. Ой… и ноги ватные… сердце стучит, просто рвется из груди… дышать трудно… ааа…»

Тишина.

«Что случилось?.. Я потерял сознание, мне было очень плохо… хотя сейчас намного лучше… Чертовщина, какая-то… словно стая пиявок вытягивает из меня все жизненные силы… Почему?.. Зачем?… Кто?… Что…»

Солнце, судорожно втягивая потускневшие лучи, клонилось к закату.

Большая собака с длинной обвислой шерстью, цвет которой нельзя было разобрать из-за налипшей грязи (это состояние собачьей шерсти было перманентным и не зависело от погоды на улице, повар, иногда подкармливавший животину костями, каждый раз удивлялся, наблюдая темно-серые пятна на боках — ни дождь, ни месячная засуха, ничто не могло изменить устоявшийся порядок вещей), лениво зевнула и поднялась, втягивая носом пыльный воздух. Ей хотелось есть и лаять. Причем, есть хотелось больше, но никаких признаков пищи поблизости не наблюдалось. Значит, нужно на кого-нибудь от души погавкать, вооружившись этой мыслью, собака неторопливо затрусила вдоль хмурых домишек.

Вооооооон оттуда доносился новый запах. Запах человека.

Довольная своим нюхом, псина ускорила бег, заметив на углу темный силуэт. Зря незнакомец ошивается в подобном месте, ух, она сейчас покажет смельчаку, где раки зимуют! Не успев до конца насладиться предвкушением скорой «расправы», собака внезапно замерла, как вкопанная, растерянно моргнула пару раз и шлепнулась на зад. После чего резко развернулась и со всех ног, будто не она, а кто-то другой, не ел ничего уже два дня. Впрочем, ни о еде, ни о нехитрых собачьих радостях, животина уже не думала, страх, вторгшийся в ее мозг, изгнал оттуда все прочие мысли…