Артем Карпицкий - Ваше время вышло! [СИ]

«Разве найдется святой среди них?»

— Забытая строчка… не важно. Главное, что она отражает суть.

— А Вы… Вы святой?

— Я? Святой? Нет, ты что! Я просто Судья. Судья, которому безразличны чувства марионеток… Ладно, похоже, все близиться к завершению. Пришло время открыть последнюю главу книги.

Идем, у нас еще один проситель…

— Следующий!

Пока последний на сегодня проситель, оказавшийся монахом, делал несколько уверенных, размашистых шагов, приближаясь к положенному месту, что прямо перед судейским столом, сам Отис лениво боролся с зевотой, стараясь не показывать одолевшей его усталости. Все-таки весь день решать чужие судьбы — не шутка, пусть даже у тебя есть Дар.

— Итак… Изложите суть вашего дела, — Отис откровенно пренебрег как традиционным приветствием, так и обычной вежливостью. Он не понимал, что это вдруг на него нашло… но смотреть на растерявшегося монаха, нервно теребящего пояс, было забавно.

— Мое имя Локио, я — посвященный первой грани Церкви Треугольника, — монах на удивление быстро взял себя в руки и теперь гневно взирал на Отиса, словно пытаясь пришпилить к стене и оставить так висеть.

Судью это лишь позабавило еще больше, ведь наглец был в полной его власти. Правда, еще не время… что ж, подождем, послушаем, что скажет сей славный сын Церкви… Треугольника.

— Я представляю Отца-Основателя нашей Церкви.

Таааааак. Уже интереснее, а где сам глава этой церкви? Глаза Отиса перебегали от лица к лицу, пока не остановились на высоком мужчине в темном одеянии, чей возраст (весьма преклонный) угадывался только по угрюмой пустоте зрачков. Он? Может быть, но пока нельзя сказать наверняка… придется послушать, что скажет монах со странным именем Локио.

— В нашей тихой обители произошло преступление… Преступление, расследовать которое своими силами мы не смогли, — гнев во взоре Локио сменился искренней печалью. — Дело в том, что была украдена некая вещь. Причем, эта вещь позже нашлась… но самое странное, что нашел ее сам Отец-Основатель, в своей комнате.

— А где эта вещь первоначально хранилась? Как и когда обнаружили пропажу? Когда пропажа нашлась? И, наконец, что за вещь-то?

В деле чувствовался какой-то подвох, Отис вовсю напрягал свой Дар, но, впервые за долгое время, не видел ничего. И, что самое удивительное, что от этого было только веселее, сдерживать смех удавалось только с немалым трудом.

— Я расскажу все по порядку, если Ваше Благолепие не возражает, — и, не дожидаясь утвердительного ответа, продолжил. — Предмет был украден из запертой комнаты, в которой мы храним… — тут монах замялся, пытаясь подобрать наиболее подходящие слова, — то, что осталось от еретиков.

— Еретики? — Отис, конечно, знал, прекрасно знал, кто такие еретики, но… Но при чем тут Церковь Треугольника?

— Да, Ваше Благолепие, они самые. Эти коварные создания время от времени пытаются подорвать крепость нашей веры. И нам приходится их отправлять обратно, на свидание с их же Господином.

— Жгете? — со скукой в голосе осведомился Отис, с удовольствием наблюдая за тем, как Локио скривился, словно он съел лимон, да не один, а как минимум ящик. Монах надолго замолк, а потом все же ответствовал, неприязненно косясь на судью.

— Да, мы сжигаем еретиков, чтобы души их грешные, смогли освободиться. А вещи, которые не поддались очистительному огню, храним в специальной комнате, защищенной молитвами самых праведных братьев. Кроме того, комната заперта (ключ хранится только у Отца-Наставника), а один из младших братьев постоянно охраняет дверь.

— А что же одних молитв-то недостаточно?

Лицо Локио, к вящему удовольствию Отиса, тут же побагровело. Странное веселье, овладевшее судьей, уже потихоньку исчезало, а потому дразнить монаха не было никакой необходимости… Почти никакой, но кое в чем нужно было убедиться, тем более проситель откровенно подставлялся. Зачем, кстати? Еще один вопрос без ответа, а Дар все так же безмолвствовал.

— Молитвы защищают от происков нечистого, а от человеческой слабости все же надежнее крепкие запоры и бдительная стража, — с неохотой признал монах. — Хотя в этот раз не помогли ни молитвы, ни замки…

— Так что произошло? И когда?

— Ровно три дня назад, когда мы в очередной раз открыли комнату, чтобы убедиться в том, что все колдовские амулеты спокойно лежат на своих местах и не угрожают мирной жизни обители, то заметили пропажу одного из них. Причем того, который появился у нас совсем недавно.

— Как часто вы проверяете содержимое этой комнаты?

— Один из Отцов-Наставников осматривает комнату каждый день.

— И ключ есть только у них?

— Да, и еще у Отца-Основателя.

— Хорошо. Я хочу поговорить с тем, кто охранял комнату три дня назад, — Отис улыбнулся уголками губ. — Полагаю, он приехал с вами.

— Вы правы, Ваше Благолепие, — Локио полуобернулся, выискивая кого-то в толпе, затем коротко кивнул.

Вперед вышел совсем еще юный монашек с ярким огнем в глазах. Опять фанатик, с какой-то безысходной тоской подумал Отис и вздрогнул, когда, отведя взгляд в сторону, увидел такой же блеск у другого человека. Того старика, в котором судья сразу заподозрил Отца-Основателя Церкви Треугольника. Теперь же сомнений не осталось. Это точно он.

— Я готов ответить на вопросы Вашего Благолепия, — юноша без тени трепета взирал на Последнего Судью Отиса. Что ж… так даже проще.

— Замечательно… Значит, это ты охранял комнату с вещами еретиков три дня назад?

— Да.

— И пока ты стоял на страже, ничего необычного не происходило?

— Нет.

— Ты присутствовал при обнаружении пропажи?

— Да.

— Ты украл эту вещь?

— Нет.

— Спасибо. Вопросов больше нет.

Отис откинулся на спинку с таким чувством, будто только что пробежал километров десять. До чего тяжело разговаривать с роботами! Но выбирать не приходилось, нужно было понять, что же произошло на самом деле. У судьи имелись кое-какие соображение, которые, правда, нуждались в подтверждении, и разговор с юным фанатиком стал очередным кусочком складывающейся общей картины.

— А кто мог украсть вещицу? Кому это было нужно?

— Могли немногие… А нужно — вот тут еще одна странность, ведь даже если допустить, что кто-то из братьев мог совершить такой грех, как воровство, то представить зачем он мог это сделать не удается. Ведь все амулеты, хранящиеся в той комнате, давно и бесповоротно мертвы . Сейчас они просто куски металла, дерева, камня… Брать на свою душу грех из-за этого ? Непостижимо!

— Ладно-ладно. Полагаю, что у всех есть алиби, и никто ничего не видел. Я прав?

— Все так, Ваше Благолепие, — новомодное слово ничуть не удивило монаха, что так же не ушло от внимания судьи.