Артем Карпицкий - Ваше время вышло! [СИ]

— Значит, вы в меня не верите, Тренер?

— Ну, ты сам подумай — ты максимум на третий разряд тянешь, а он — перворазрядник. Ну, какие тут могут быть сомнения?

— Ясно. Ладно, Тренер, я пойду… Партия скоро начнется.

Отис едва сдержал торжествующую улыбку. Ход, сделанный им, не представлял на первый взгляд ничего особенного, обычный промежуточный маневр. Но только на первый взгляд, на самом же деле позиция на доске принципиально изменилась и ловушка, мастерски установленная для него, полностью потеряла свою актуальность. Началась другая игра.

Но соперник ничего не заметил.

Отис даже почувствовал легкое разочарование, когда «вундеркинд» стал повторять ходы, сделанные им же, много лет назад. Не может же все быть настолько легко? Наверное, оппонент не настолько хорош… Было обидно и это чувство лишь усилилось, когда черные перешли в наступление, когда позиция белых стала катастрофической, когда до победы оставалось лишь несколько ходов. Отис не испытывал радости, лишь пустоту. Даже смятение на лице соперника, слишком поздно заметившего коварные замыслы черных, не пролило бальзам на его сердце.

Все имеет смысл лишь первый раз…

А он боится, удивленно отметил Отис, исподлобья рассматривая противника. Боится… нет, не меня — было б чего бояться… Он боится проиграть. Больше всего на свете боится именно этого. А это шанс… Очень хороший шанс.

Поборемся… Отис сделал первый ход, начав партию.

Так? Нет, ничего не выйдет… Мало фигур на этом фланге. Атака просто захлебнется… Хм… а интересно все же — игра абсолютно равная, более того — у меня небольшая инициатива… И он нервничает — все сильнее и сильнее. Это хорошо, это можно использовать… Только как? Хм… А если?! Точно!

Посмотрим, насколько ты меня недооцениваешь…

Противник был удивлен… Даже нет — шокирован, причем очень и очень сильно. Он, хоть и боялся проиграть, но все равно не верил в поражение. Не здесь, не этому… не так. Но судьба распорядилась иначе — одна маленькая, едва заметная ошибка, ошибка по причине недооценки соперника… Всего одна ошибка стоила поражения. Ужасно обидного и досадного.

Что поделать… Это жизнь.

— Все, ты уже закончил?

— Ага…

— Ну и? Хоть не слишком позорно проиграл?

— Да нет… просто выиграл.

— Вы… выиграл?

— Ага… а что с остальными?

— Одно очко из четырех возможных… мы всего лишь вторые.

— Значит, моя победа никому не нужна, значит, значит, все было зря?

— Ну… выходит, что так.

— Ясно. Жаль.

Игра, тем не менее, продолжалась, Отис, потерявший интерес к происходящему, пытавшийся скорее разобраться в своих чувствах, нежели следивший за игрой, усиливал давление на соперника, реализуя придуманные ранее комбинации, белые лишь отчаянно отбивались. Партия близилась к завершению, медленно, но неизбежно. Глаза игроков встретились, в глубине одних было непонимание, другие излучали легкую печаль. Вздохнув, Отис сделал последний ход и, слегка прикрыв глаза, сложил руки в замок. Ему хотелось побыстрее покончить со всем этим фарсом, неважно даже кто выиграет (хотя шансов у оппонента, если честно, практически не оставалось), лишь бы чей-то голос произнес «Сдаюсь», а в протоколе соревнований зафиксировали результат. Он ждал с обжигающим нервы холодным нетерпением, как может ждать лишь тот, кому безразлично происходящее. Он ждал, внимательно наблюдая за судорожно соображающим «вундеркиндом». Он ждал, когда рука с тонкими пальцами потянется к кнопке и остановит часы.

Отис Кайве не любил ждать.

С застывшим на лице выражением крайней растерянности, «вундеркинд», уже потерявший всю свою важность, двигаясь, словно в замедленной съемке, потянулся к часам, чтобы остановить игру, признав поражение. Пальцы замерли в сантиметрах от кнопки, но соперник почему-то медлил, никак не решаясь сделать последнее движение. Отис же терпеливо наблюдал, теперь от него не зависело ровным счетом ничего.

Наконец пальцы дернулись, но не к часам, а к доске. Оппонент Отиса сделал ответный ход, второй раз перевернув ситуацию с ног на голову… Так уже было, и было не раз: соперник, казалось бы, уже поверженный, вдруг восставал, аки феникс из пепла, положение на доске менялось с головокружительной быстротой, приходилось прикладывать все свои способности, все силы, чтобы удержаться на грани поражения… Иногда удавалось, иногда нет, но всегда он боролся до самого конца. Но сейчас… ничего не хотелось, лишь бы поскорее закончить эту, затянувшуюся на десятилетия, партию… Соперник поднял глаза и, с какой-то непонятной грустью, выжидающе уставился на Отиса…

В этот, несомненно, решающий момент, дыхание Отиса замерло, чувства оказались словно вморожены в вековой лед отрешенности — и горечь, щедро перемешанная с восхищением, и усталость, напополам с досадой и злостью на себя… А потом все растворилось, канув в пустоту. В следующий миг туда же последовал и весь мир.

Игра закончилась.

— Однако… Не жалко терять такой талант?

— Терять?

— Да… а что не так?

— Видишь ли… нельзя потерять то, чего никогда и не было.

— Но…

— Ты разве не видишь? Ему все равно.

— Аааа… — крик утонул в приступе сильного кашля, отдававшегося острой болью в груди. Отису потребовалось несколько минут и все оставшиеся силы, чтобы справиться с этим. Пусть ненадолго, но сейчас довольно было и небольшой передышки.

«Опять эта комната. Я уже проснулся? Похоже на то… И вновь мне было очень плохо сразу после пробуждения. Случайность? Вряд ли, по крайней мере, я в такие случайности не верю. Но что же тогда? Что они тут творят, черт возьми?! Что они со мной делают? Не нравится мне все это…»

Из здания Компании он вышел с твердой уверенностью больше сюда не возвращаться. Отис не сомневался в этом решении, оно казалось непоколебимым, но… Когда Солнце вновь явило Земле свой лик, мистер Кайве стоял перед стеклянной дверью, за которой открывался просторный холл, и ждал.

Цепочка пехотинцев в темной форме выдвинулась вперед. Издалека они очень сильно походили на игрушечных солдатиков, с которыми имел дело любой мальчишка в подобающем возрасте, вот только, в отличие от детского развлечения, эти темные фигурки убивали. И умирали.

Ладони Отиса мгновенно вспотели, палец нерешительно елозил по спусковому крючку автомата. Он еще никогда не стрелял по людям, а из оружия держал в руках только кухонный нож. Тело пробила легкая дрожь, противник все приближался, а Отис никак не мог побороть внутренний протест, возникающий при мысли, что ему придется открыть огонь на поражение по живым существам. Уже послышались первые робкие выстрелы, солдаты в темной форме стреляли наугад, стремясь скорее напугать, заставить открыться, обнаружить свои укрытия. Они понимали, что с такого расстояния прицельно бить почти невозможно.