Луиза Морган - Ведьмы. Запретная магия [litres]

– Вы будете спать здесь, в хлеву?

– Если позволите поставить Пэнси в денник, то да, – ответил Майкл, кивком указывая на стойло.

Он глядел на Нанетт не отрываясь, и хотя его пальцы не касались девушки, ей казалось, что он ласкает ее, притягивая к себе какой-то таинственной силой.

«Богиня…» – подумала она. Богиня послала его. Было бы неправильно отвергать ее дар, каких бы последствий это ни имело. В любом случае она бы такого не вынесла.

– Да, – прошептала она.

– Да – что?

У него на щеках появились ямочки, и Нанетт затрепетала.

– Пэнси… – ответила она. – Денник…

Майкл усмехнулся и, наклонившись к ее уху, тихонько проговорил:

– Возвращайтесь после souper , милая девушка. Когда все ваши франкоговорящие родственники уйдут спать.

Нанетт довольно долго смотрела на него во все глаза, закусив губу. Она знала, что он имеет в виду. Знала, что подумает ее семья, но ей было все равно.

В тот момент ничто не имело значения, кроме исполненного мужественности чудесного присутствия Майкла Килдаффа.

– Oui. D ’ accord, – выдохнула она.

Ночь, которую Нанетт провела с Майклом, была насыщена магией – магией, о существовании которой она даже не подозревала.

Холодный звездный свет проникал сквозь незастекленное окно на сеновале, играя на черных как смоль волосах Майкла и в его удивительных глазах. Его кожа, гладкая и бледная в нетронутых солнцем местах, поблескивала в этом свете, а прикосновения его рук заставляли Нанетт содрогаться от удовольствия и желания. Ее нутро изнывало уже не от кровотечения и таинственности, а от вожделения. Когда она раскрыла руки для объятий, то почувствовала, что могла бы охватить ими весь мир. В руках Майкла она дрожала, как птичка, зная, что может улететь в любой миг, и желая лишь одного – остаться здесь навеки.

Она плакала, лежа под ним, рыдая от силы творящейся с ней магии. Нанетт впервые за долгое время почувствовала себя по-настоящему живой. Они лежали, прильнув друг к другу, синхронно дыша, прислушиваясь к отдаленному шуму моря, пока звезды описывали круг над скалой. Тогда Нанетт подумала, что, если бы мир мог остановиться сейчас, в этот самый момент, она была бы счастлива.

Но только лишь звезды над Орчард-фарм стали тускнеть, она шевельнулась на плече Майкла. Кот, примостившийся у окна сеновала, вскочил. Его желтые глаза горели в темноте, растрепанным хвостом он помахивал из стороны в сторону.

– Я должна идти, – прошептала Нанетт.

Сильная рука притянула ее, и Майкл уткнулся лицом ей в шею.

– Я буду помнить тебя, Нанетт Оршьер.

Он не просил ее уйти с ним. Не обещал вернуться.

Значение этих недомолвок отрезвило ее так же верно, как и морозный воздух, обжигающий голую кожу. Она не ответила, но высвободилась из его объятий и привела в порядок одежду, стараясь стряхнуть все соломинки с юбки и волос. Она не смотрела Майклу в глаза, пока не была готова, а затем в последний раз взглянула на его прекрасное лицо в предрассветных сумерках и поспешно произнесла, опасаясь, что голос предательски дрогнет:

– Au revoir, Michel [22].

Прежде чем он успел ответить, Нанетт умчалась, спустилась быстро, как только могла, по лестнице в хлев и, подхватив юбки, побежала через сад к фермерскому дому. Она на цыпочках пробиралась к своей спальне, а за окном медленно разливался рассвет. Она слышала, как начали просыпаться сестры и их мужья, как звякнул кувшин о раковину – это умывались близнецы.

Нанетт проскользнула в свою комнату и без сил опустилась на край кровати. Она глядела невидящим взглядом в маленькое круглое зеркало над комодом, но видела в нем не свои спутанные волосы и бледные щеки, а пару ямочек и глубокие-глубокие голубые глаза. Ее тело болело в укромных местах, бедра горели, а губы казались разбитыми, но боль в сердце была куда сильнее, чем все эти мелочи.

Когда она спустилась доить коз, Майкл, его большая повозка и тощая кобыла исчезли. Он уехал по тропинке, ведущей к скалистой дороге, – к следующему месту назначения и, несомненно, к следующей встрече с одинокой фермерской девушкой.

Магия этой ночи прошла. Появилась и вмиг исчезла, как и не бывало.

Она задала себе вопрос, осталось ли от нее хоть что-то.

За завтраком Луизетт при всех обратилась к Клоду:

– Охотника на ведьм больше нет, а сегодня канун Белтейна. Мы хотим пойти в храм.

Он даже не потрудился взглянуть на нее.

– Non [23].

– Никто не узнает, – отозвалась Анн-Мари.

– Тот рыжеволосый дьявол не единственный священник в Корнуолле и уже наверняка не единственный охотник на ведьм. К чему рисковать всеми нами?

– Ты слышала, что сказал Клод, Анн-Мари. Оставьте колдовство в прошлом, где ему и место, – вмешался Поль.

Луизетт с грохотом поставила чашку на стол:

– Мы никогда не оставим колдовство. Именно оно привело нас сюда.

– Это то, что поддерживает нас, – добавила Флоранс.

Клод фыркнул так, что слюна брызнула в похлебку.

– Поддерживает вас? – прорычал он. – Ваш род мертв. Неужели вы этого не видите?

– Что ты имеешь в виду? – требовательно спросила Луизетт.

Муж повернулся к ней. На его лице было негодование.

– Ни одна из вас шестерых не смогла родить дочь, несмотря на все ваши ритуалы и снадобья. Урсула могла добиться всего, к чему прикладывала руку, но ни одной из ее внучек не под силу простейшее заклинание!

Все это время Нанетт слушала, опустив голову и крепко сцепив руки на коленях. После заявления Клода она подняла голову и спокойным голосом произнесла:

– Ce n ’ est pas vrai [24].

– Да какая там неправда! – огрызнулся Поль. – Мыло да травы!

Луизетт бросила на сестру предостерегающий взгляд, но Нанетт сделала вид, что не заметила этого.

– Я создала заклинание отвлечения, – громко заявила она.

– Ты лжешь! – От замешательства и гнева Клод повысил голос.

Нанетт вздернула подбородок:

– По-твоему, Клод, отчего священник покинул Марасион? Ты серьезно считаешь, что охотник на ведьм просто сдался?

– Oui!

– Non! – Нанетт оперлась ладонями на стол и рывком поднялась. Чуть подавшись вперед, она твердо встретила пристальный взгляд черных глаз зятя. – Тебе ничего не известно о нашем колдовстве или о силе крови Урсулы. Моей крови. – Ее гнев разрастался, и слова выплескивались, как кипящая вода из чайника. – Ты видишь девочку, способную лишь доить коз, говорить по-английски и ездить в повозке на рынок. Pfft!

С этими словами она выскочила из-за стола и отвернулась, чтобы скрыть обжигающие глаза слезы ярости.

– Мужчины! Вы только разглагольствуете: «Урсула то, Урсула это», а сами не видите того, что творится у вас под носом!

Нанетт с шумом выбежала из кухни на крыльцо. Не остановившись, чтобы накинуть плащ или хотя бы платок, она помчалась через сад к воротам, а затем по тропинке, перепрыгнув канаву в ее конце. Она бежала около десяти минут, ее волосы разметал ветер, а кусты вереска цеплялись за юбку. Она даже не замечала, что плачет, пока, когда уже ныли ребра и горели легкие, не рухнула на холм, закрыв лицо руками.