Джеймс Реннер - Затворник с Примроуз-лейн

– Что у тебя за тема?

– Так вот, это семья. Богатая семья. Наследственные капиталы. Что-то, связанное с ковровыми покрытиями. И глава семьи умер. Но не оставил завещания. Пять с лишним миллионов в банке есть, а завещания нет. Да, это я точно знаю, поверь. Родные думают, что он сделал так нарочно, чтобы наказать всех, кто сидел и ждал его смерти. И сейчас семья в раздрае. Брат идет против брата, мать против дочери. У каждого свой адвокат, каждый уверен, что ему причитается самый большой кусок. Они дерутся друг с другом уже пятнадцать лет. Вот сюжет.

– Здорово, – сказал он. Он вовсе не пытался изображать старшего товарища. Сюжет и вправду был интересный, с большим потенциалом. – Ты ищешь стержень?

– Да.

Дэвид поразмыслил, за что здесь можно зацепиться.

– Как насчет дома? – спросил он. – Они дерутся за все эти деньги, но ведь должен быть какой-нибудь большущий дом, черт возьми? Кто-то в нем живет?

– Никто, – сказала она. – Судья назначил старшего из живых наследников, сына, исполнителем завещания, и он уговорил остальных продать дом и поделить выручку – это, собственно, было единственное, о чем они смогли договориться. Но эти деньги хранятся на условном депозите, пока не решат главный вопрос.

– Это возможно?

– Думаю, да.

– Я думал, ты можешь сделать персонажем своего рассказа дом, – сказал он. – Однажды я видел нечто подобное в «Эсквайре».

– Так нет дома.

– Гм… Или, к примеру, найди достаточно осведомленного человека, не занимающего ни одну из сторон. Кого можно использовать в качестве фильтра, кто расскажет о каждом все что знает. Как насчет… скажем, садовника, или служанки, или еще кого-нибудь? У них ведь были такие?

– Думаю, были. Вроде что-то попадалось о служанке в одной из подшивок.

– Попробуй разыскать ее, – сказал Дэвид. – Такой человек может рассказать тебе о семье все, что захочешь узнать. И читателям такие персонажи нравятся, они видят в них себя.

Она ухмыльнулась. Вид у нее был уже не такой несчастный. Другие авторы просто сбегали от Энди, даже не рискуя браться за задание из-за опасения не оправдать его ожиданий.

– О’кей, – сказала она. – Годится. Спасибо, Дэвид.

Бедная Синди.

«Почему черти всегда водятся в тихом омуте?» – думал Дэвид, подъезжая на следующий день к дому Брюна. Дамер, Гейси, Риджуэй – все эти серийные убийцы, как и Брюн, жили в самых обыкновенных домах. Не как в кино – в зловещих подвалах, старинных викторианских особняках или захудалых мотелях.

Невзрачный одноэтажный коттедж, обшитый пластиком; крохотная лужайка и почтовый ящик в виде рыбы. Стоял он на заброшенном пустыре между Акроном и Кантоном, вблизи местного аэропорта.

Дэвид сам не знал, что он надеется здесь найти. Конечно, он и не мечтал обнаружить в доме неопровержимое доказательство своей версии: Брюн насиловал женщин, но убийцей девочек был его протеже. Он сомневался, что такое доказательство существует – Райли Тримбл не из тех, кто ведет дневник.

И все же его тянуло сюда. В голове у него неотвязно крутилась поэтическая мысль: теперь между мной и абсолютной истиной стоит Время. Дэвид вышел из машины. Вот он и на месте. На том самом, где Тримбл въехал в гараж с Сарой Крестон в фургоне. Единственным, что мешало Дэвиду увидеть преступление воочию, было Время – вроде бы простой, но необходимый ингредиент и для достижения истины, и для выпечки пирогов.

Он постучал в дверь. Ему открыл мужчина, голый по пояс, пузатый, с козлиной бородкой. Дэвид, как мог, объяснил, зачем приехал, и обратился с бредовой просьбой:

– Могу ли я посмотреть дом внутри?

– Не, мужик, – сказал мужчина.

– Вы заглядывали в подвал? В другие заколулки? Не находили чего-нибудь необычного?

– Я вам все сказал. – Мужчина закрыл дверь.

Дэвид вернулся к машине и поехал к маленькому кладбищу, расположенному позади дома Брюна. От дома кладбище отделяла полоса густого леса шириной в четверть мили. Он не рассчитывал всерьез что-то найти. Его опять вел инстинкт. Разве серийные убийцы не прячут вещи в лесу? По телевизору все именно так и бывает. А в реальной жизни? Он прикинул, что имеет смысл потратить на это минут десять. Дэвид припарковался рядом с покосившимся могильным камнем – на нем были только год и имя без фамилии: 1897, Таннер. Таннер. Надо запомнить, может пригодиться. Ему нравилось, как звучит это имя. Сильное. Редкое.

Лето обещало быть жарким. Душный воздух гудел от комаров, мошки и слепней, под ногами после недавних ливней хлюпало. На опушке Дэвида встретили непредвиденные препятствия – множество кочек, вересковые заросли, ягодные кусты. Продираясь через них, он искололся и исцарапался, но, когда углубился в лес, идти стало легче, хотя и по колено в папоротниках и посконнике. Довольно быстро Дэвид осознал, что вокруг необычайно тихо. Не поют птицы, не хрустит ветка под оленьим копытом, не дерутся белки на ветвях. Не стрекочут сверчки, не квакают лягушки. В этом старом лесу царило молчание, нарушаемое только его шагами. А лес ведь действительно древний . Дубы в обхвате как целая хижина, их кроны не пропускают солнца. Здесь было не просто темно, здесь был мрак . От него ломило кости, болела голова, а во рту возникал металлический привкус крови. Место, куда не ступала нога белого человека. Место, не тронутое цивилизацией. Может, индейцы тоже его чурались? Может быть, тут священная или, наоборот, проклятая земля, которую люди подсознательно избегают? «Насколько велика вероятность, что я все это навоображал лишь потому, что знаю, как близко отсюда находится логово реального зла?» – подумал Дэвид. И ответил себе – не очень велика, раз даже птицы здесь молчат.

Он уже собрался возвращаться, когда вдруг вышел на поляну.

Ее окаймляли гигантские белые вязы, которые чудесным образом пощадила болезнь, когда-то свалившая их собратьев по всему Огайо. Таких вязов Дэвид никогда раньше не видел – и не увидит больше никогда. Поляна, футов сто в диаметре, поросла чуть дрожащим в жарком влажном воздухе пыреем. В центре поляны солнце светило настолько ярко, что Дэвиду пришлось зажмуриться, сузив поле зрения до маленькой щелочки. Поэтому лишь спустя пару минут он заметил игрушечных зверюшек.

Зверюшек, распятых на вязах.

Мишки, обезьянки, тигр. Кто-то прибил их гвоздями к деревьям вокруг поляны, к каждому из вязов, чтобы они смотрели в центр. Дэвид оглядел ближайшее дерево, на котором распяли тигра. Его лапы не просто прибили к дереву, но скрепили степлером и связали. Пасть заклеили липкой лентой. Два зажима для косяков вгрызлись в тигриную шерсть там, где у человека были бы соски. Между задних лап зияла дыра. Внезапно оттуда выполз шершень и улетел прочь. Тигр висел здесь долго, когда-то оранжевый мех заплесневел и побурел. Когда этих зверей прибили к стволам? Может ли это быть делом рук Тримбла? Или какой-нибудь психически нездоровый мальчик жил по соседству и однажды открыл для себя эту поляну? На мгновение перед Дэвидом возник образ белокурого мальчугана, нагишом танцующего на поляне и распевающего бессмысленную песню на чужеземном утраченном языке, например на арамейском.