Уильям Ходжсон - Карнакки – охотник за привидениями (сборник) [litres]

– Вот что, сэр, – ответил я, – вы задали мне прямой вопрос, и я отвечу на него столь же прямо и откровенно, как был он задан. Дело в том, что я в известной мере дамский угодник, как кстати сказать и вы сами, когда ваша жена уезжает на юг. Так что, думаю, вы поймете меня, если я скажу, что приобрел эти жемчужины для одной своей знакомой дамы, и что в настоящий момент они находятся у нее.

– Какая чушь! – возмутился он, уже несколько распаляясь. – Ваш корабль прибыл сюда прямо из Амстердама. И после того, как вы купили жемчужины, за вами неусыпно следили…

– Это было уже потом, – пояснил я. – Дорогой мой, давайте будем несколько более милосердны друг к другу. Подобные дела… э… несколько деликатны, как вам, безусловно известно; но предположим, что я позволю себе забыть высокие чувства. Короче говоря, с этой леди мы встретились на пути через океан.

– Что?! – возмутился он. – Ваш корабль не встречался с другими кораблями и даже не видел ни одного другого судна на пути от европейского континента. Зачем вы скармливаете мне эту дурацкую идею? Никакие порядочные леди по просторам Северной Атлантики сами собой не плавают!

– Ну, понимаете ли, – продолжил я, – я не совсем справедливо назвал свою подругу леди… по чести говоря, она всего лишь простая девица – правда морская!

Тут он встал и вышел. После этого я встречался с ним и ощущал его, точнее влияние его личности, в той манере, в которой таможенники обыскивали меня при каждом спуске на берег, не стесняя себя какой-либо скромностью.

Когда я впервые собрался на берег, таможенники остановили меня и провели в достаточно комфортабельный офис, в задней части которого имеется слишком знакомая мне теперь клетушка, где мне уже приходилось бывать. В потолке ее устроен большой световой люк, в стенах окна, а в углу – небольшая кабинка.

В комнате уже находились два офицера, которые предложили мне пройти в кабинку и раздеться. Затем офицеры забрали мою одежду и обувь в комнату, где обстоятельно обследовали каждый дюйм, проявив особое внимание к каблукам моих ботинок, однако все оказалось в полном порядке. После этого они перешли к моей собственной персоне, исследовав ее самым подробным же образом, несколько унизительным для меня, однако жизнь имеет свои теневые стороны, и я постарался воспринять такое обследование со всей бодростью духа.

Конечно же, они ничего не нашли, ибо я не намеревался рисковать шестьюдесятью тысячами долларов в надежде на то, что меня выпустят без досмотра. Обыскав меня, они старательно изучили пол и стенки кабины, чтобы удостовериться в том, что я ничего не обронил и не приклеил жевательной резинкой выше уровня глаз. Они были готовы к любым уловкам!

После этого меня познакомили с абсолютно новым научным устройством: украшенной узором из крупных медных шаров с обратной от меня стороны вертикальной серой панелью. Кто-то из них щелкнул выключателем, и между медными шарами на противоположной от меня стороне панели запрыгали большие и трескучие фиолетовые искры. Насколько я понял, они опробовали на мне какой-то рентгеновский инструмент. Потом повторили свое испытание еще раз, после чего разрешили мне одеваться.

Когда проверка закончилась, я вышел в просторную, хорошо освещенную комнату, и обнаружил в ней двоих офицеров, Макаллистера и какого-то человека в фартуке и обнаженными до локтя руками, надо думать, фотографа. Все они внимательно исследовали несколько продолговатых листов бумаги, которые я счел своего рода бумажным негативом. Было крайне занятно наблюдать за тем живым интересом, который вызывали в их жадных глазах тени потаенных частей моего организма.

Макаллистер, главный досмотрщик, повернулся ко мне.

– Простите нас, капитан Голт, за то, что пришлось подвергнуть вас столь дотошному досмотру, – изложил он официальную позицию таможни в присутствии троих своих компаньонов. – Однако нам известно, что жемчужины находятся у вас, и мы намерены конфисковать их. Вам остается лишь поблагодарить себя самого за то, что вы вынудили нас прибегнуть ко всей процедуре. Заверяю вас, что эта методика вовсе не повергает нас в телячий восторг, однако вы будете подвергаться ей всякий раз при сходе на берег. И ее испытает на себе всякий, кого мы заподозрим в попытке пронести на берег мимо нас ваши пилюли…

– Последуют ли еще какие-нибудь операции, или теперь я могу идти? – спросил я. – Бесспорно, по эту сторону «пруда» равных вам нет!

– Как я уже говорил, капитан Голт, мне очень жаль; однако вы сами навлекли на свою голову эти неприятности, – проговорил он как всегда дружелюбным тоном. – Нам известно, что вы успели надуть таможенную службу США на тысячи долларов, хотя мы и не имеем возможности доказать это. Вы, можно сказать, уверили нас в том, что если вам не помогают потусторонние силы, то мы непременно вот-вот возьмем вас с поличным. Боже, да вы самый ловкий контрабандист по эту сторону Иерусалима!

– Вы не имеете никакого права делать заявления подобного рода! – возразил я. – И если вы рискнете выйти из этой каморки и сказать нечто подобное перед свидетелями, не принадлежащими к вашей службе, то смею сказать, я подам на вас в суд за клевету раньше, чем истекут сорок восемь часов.

Макаллистер расхохотался.

– Нисколько не сомневаюсь в этом, капитан Голт. Не сомневаюсь в том, что вы – истинный мастер своего дела! Особенно после того, как вы провели нас в последнем рейсе сигарой, набитой жемчужинами… Итак!

– Вот что! – предостерег я его. – Это самая откровенная клевета, так что поберегитесь. Я выиграл дело у Казначейства по этому самому обвинению…

Шеф закатился смехом.

– Да мне это ведомо, старина, – выдавил он из себя, сотрясаясь всем телом, совершенно забыв в припадке веселья про мои попытки оставаться на официальной ноге. – Об этом знает весь наш маленький старый Нью-Йорк… вы же классик своего дела!

Все, кто находился в комнате, рассмеялись и я присоединился к ним. И тут посреди общего смеха от двери в эту контору донесся голос.

– Что все это значит? Мистер Макаллистер, неужели вы позволяете себе развлекаться в обществе этого отпетого негодяя и контрабандиста?

Еще поворачиваясь, я узнал этот голос. Он принадлежал чиновнику Казначейства, которого я достал своим рассказом про девицу, которая не была леди.

Глянув искоса на Макаллистера, я понял, что он недоволен высокомерной манерой вошедшего. На лицах обоих офицеров и фотографа появилось такое выражение, как будто они не смеялись ни разу в жизни. Все дружно склонились над бумажными негативами, и Его сиятельству ответил я сам:

– Вы имеете в виду лично меня, сэр?

– Не имею ни малейшего желания препираться с вами! – проговорил он в манере комического англичанина из американского бестселлера, после чего снова повернулся к Макаллистеру и спросил: – Вы уже обыскали эту личность?