Ричард Матесон - Нажмите кнопку: Cборник

— Доброе утро, — сказал он профессору, сидевшему за столом.

— Доброе утро, Фред.

Фред Элдерман шел по коридору и думал о том, как это замечательно, что доходы Людовика XVI при таких же налогах превосходили доходы Людовика XV на 130 миллионов ливров и что суммарный экспорт повысился со 106 миллионов в 1720 году до 192 миллионов в 1745 году и.

Он остановился посреди коридора с вытянувшимся от удивления лицом.

Тем утром он заходил еще в кабинеты физики, химии, английского языка и изобразительного искусства.

На Мейн-стрит располагалась небольшая таверна под названием «Мельница». Фред посещал ее по вечерам в понедельник, среду и пятницу, чтобы побаловать себя бочковым пивом и поболтать с друзьями — Гарри Баллардом, который заведовал «Боулингом Хогана», и Лу Пикоком, почтальоном и садоводом-любителем.

Зайдя в тот вечер в тускло освещенный зал, Фред пробормотал: «Je connais tous ces braves gens» . У него тут же задергалась щека, он огляделся и начал было оправдываться:

— Я хотел сказать.

Но не договорил.

Гарри Баллард первым увидел его в зеркале. Повернув голову на толстой колонне шеи, он сказал:

— Заходи, Фред, выпивка сегодня просто чудесная. — И с усмешкой добавил, обращаясь к бармену: — Еще одну для старины Элдермана.

Фред подошел к барной стойке, впервые с начала дня сумев улыбнуться. Пикок и Баллард поздоровались с ним, а бармен поставил на стойку наполненную до краев глиняную кружку.

— Что новенького, Фред? — спросил Гарри.

Фред пригладил усы двумя испачканными пеной пальцами.

— Да ничего особенного, — ответил он, все еще сомневаясь, стоит ли это обсуждать.

Ужин с Евой получился не очень приятным и сопровождался его нескончаемыми и подробными комментариями по поводу Тридцатилетней войны, Великой хартии вольностей и альковных тайн Екатерины Великой. Так что в семь тридцать он с облегчением вышел из дому, непроизвольно бросив на прощание: «Bon nuit, ma chere» .

— А у тебя что новенького? — поинтересовался он у Гарри Балларда.

— Мы красим наш боулинг. Ну, знаешь, перекрашиваем.

— Прямо так и красите? — спросил Фред. — Когда рисовать цветным воском было затруднительно, греческие и римские художники использовали темперу, то есть краски, наносимые на древесину или сырую штукатурку посредством.

Он замолчал. Над стойкой бара повисла изумленная тишина.

— Чего? — переспросил Гарри Баллард.

Фред нервно сглотнул.

— Нет, ничего, — торопливо сказал он. — Я просто. — Он опустил глаза в кружку с пивом и повторил: — Ничего.

Баллард поглядел на Пикока, тот пожал плечами.

— Лу, как поживают твои оранжерейные цветы? — решил сменить тему Фред.

— Прекрасно. — Низкорослый садовод кивнул. — Просто прекрасно.

— Вот и хорошо, — кивнул в ответ Фред. — Vi sono pui di cinquante bastimenti inport. Он прикусил язык и зажмурился.

— Как ты сказал? — Лу оттопырил ухо, чтобы лучше слышать.

Фред торопливо отхлебнул пива и закашлялся.

— Ничего, — снова сказал он.

— Нет, что ты там ляпнул? — настаивал Гарри, судя по улыбке рассчитывающий услышать веселую шутку.

— Я. я сказал, что в гавани больше пятидесяти судов, — угрюмо объяснил Фред.

Улыбка исчезла с широкого лица Гарри, теперь он смотрел на приятеля с недоумением.

— Какая еще гавань?

— Я. это просто шутка, — как можно непринужденней ответил Фред. — Я слышал ее сегодня утром, но забыл, чем все кончается.

— Ага. — Гарри вернулся к своему пиву. — Ясно.

Какое-то время они молчали. Затем Лу спросил Фреда:

— Ты закончил на сегодня?

— Нет, нужно еще убрать кабинет математики.

— Жалко, — кивнув, ответил Лу.

Фред смахнул пену с усов.

— Вот скажите, — решился наконец он, — что бы вы подумали, если бы однажды проснулись и заговорили по-французски?

— А что, кто-то заговорил? — покосился на него Гарри.

— Нет, никто, — поспешил откреститься Фред. — Просто. я хотел сказать, предположим. Предположим, что кто-то. ну хорошо, кто-то вдруг понял, что знает такие вещи, которых раньше не знал. Понимаете, о чем я? Просто знает, и все. Как будто знал с самого начала и это всегда сидело в его голове.

— Какие вещи, Фред? — спросил Лу.

— Ну. историю, всякие языки. О разных книгах и живописи, об атомах и. элементах. — Он пожал плечами так резко, будто его передернуло. — Что-то вроде этого.

— Чего-то я тебя не пойму, приятель, — сказал Гарри, потеряв надежду услышать что-нибудь смешное.

— Ты хочешь сказать, он знает то, чему не учился? — спросил Лу. — Так?

В голосах у обоих слышалось что-то странное — сомнение, настороженность, сдержанность, словно они боялись изменить своим убеждениям.

— Я просто предположил, — отмахнулся Фред. — Ладно, забудьте. Не стоит об этом говорить.

В тот вечер он выпил только одну кружку и ушел рано, сославшись на то, что должен еще убрать кабинет математики. И все время, пока Фред в молчании орудовал шваброй и тряпкой, он пытался понять, что же с ним происходит.

Когда он холодным вечером вернулся домой, Ева поджидала его на кухне:

— Хочешь кофе?

— Не откажусь, — кивнул он, но как только она поднялась со стула, у него вырвалось: — No, s’accomadi, la pregc.

Ева с хмурым видом уставилась на него.

— Я хотел сказать, — перевел он, — сиди, Ева, я сам приготовлю.

Пока они пили кофе, он рассказывал о своих переживаниях.

— Это выше моего понимания, — признался он. — Это. страшно в каком-то смысле. Я знаю много всего, чего раньше не знал. Понятия не имею, откуда это приходит. Ни малейшего представления. — Он плотно сжал губы. — Но я знаю все это. Определенно знаю.

— Значит. Теперь не только французский? — спросила она.

Фред озабоченно кивнул:

— Намного больше. Например. — Он поднял глаза от чашки. — Вот, послушай. Основной прогресс в получении быстрых частиц был достигнут при использовании сравнительно низкого напряжения и циклического ускорения. В большинстве установок заряженные частицы движутся по круговой или спиральной орбите под действием. Ева, ты слушаешь?

Она судорожно сглотнула:

— Да, слушаю.

— Под действием магнитного поля. Ускорение происходит различными способами. В так называемом бетатроне Керста и Сербера.

— Фред, что это означает? — перебила его она.

— Не знаю, — беспомощно ответил он. — Это. просто слова в голове. Когда я что-то говорю на иностранном языке, я знаю, что это значит, а тут.

Ева вздрогнула и обхватила себя за плечи.

— Такого не должно быть, — заявила она.

Он хмуро посмотрел на нее:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не знаю, — тихо ответила она и покачала головой. — Просто не знаю.

Она проснулась около полуночи и прислушалась к его сонному бормотанию:

— Натуральные логарифмы целых чисел от десяти до двухсот. Первый ряд. Ноль — два, точка, три, ноль, два, шесть. Один — два, точка, три, девять, семь, девять. Два — два, точка.