Киран Харгрейв - Остров на краю всего

Мы с Мари покатываемся со смеху, когда он поднимает один палец, и не сразу понимаем, что он указывает на что-то. Волны спадают, и из воды, словно клык, выступает острый выступ кораллового рифа. Мари тянется за веслом и в последний момент отталкивается от выступа, но парус уже несет нас к другому. Я бросаю взгляд вниз и вижу, что вода как будто пламенеет от красных и розовых кораллов и пенится над ними. Риф.

– Помоги! – Кидлат спешит к Мари, у которой вывернуло весло. Я хватаю другое, и мы вместе пытаемся отвернуть с мелководья, но ветер сильнее, и он тащит нас обратно.

– Парус! – кричит Мари. – Надо спустить парус.

Пытаюсь распутать узлы, которыми простыни крепятся к мачте. Лодка вздрагивает и накреняется, а я падаю на колени и не столько слышу, сколько чувствую, как днище скребет по кораллу. Мари трудно удержать весло одной рукой, и хотя малыш Кидлат дрожит от напряжения, стараясь ей помочь, но их сил недостаточно, чтобы уйти от столкновения. Весло застревает, и Мари, вытянувшись за ним, едва не падает за борт. Я успеваю, обдирая пальцы об оранжевую кромку, схватить весло. Лопасть сломалась, и я бью по парусу, пока не разрываю его пополам. Ветер с шумом устремляется в дыру, и лодка замедляет ход. Нас качает, но под днищем чисто.

Мари трясет правым запястьем, и я вижу на нем красные полосы и стертую кожу. Кидлат, отдуваясь, стоит на коленях. Смотрю на них, и меня вдруг бросает в жар. Сердце стучит в грудь. Я швыряю сломанное весло. Кидлат испуганно шарахается.

– Ами, что…

– Ты… ты сломала весло.

– Я не смогла вовремя его высвободить. Но у нас есть запасное.

– Ты сломала весло, и теперь мы остались без паруса! – Я кричу, пугая и ее, и себя. Голос обдирает горло, пальцы сжимаются в кулаки. Я даже не помню, когда такое случалось со мной в последний раз. Когда я хотела сделать кому-то больно, обидеть, задеть. – Ты тупая. Тупая… – Я поворачиваюсь к Кидлату: – А ты! Не мог хотя бы крикнуть? Не мог предупредить? Ты ведь не ребенок больше – учись пользоваться своим тупым языком!

– Ами! – Мари поднимается и становится между мной и Кидлатом. – Прекрати!

– Ты сказала, что тебе можно довериться. Ну, посмотри! Мы уже никогда туда не попадем.

– Никто ни в чем не виноват.

– Вы ни на что не годитесь. Вы оба. От вас никакого толку. Посмотри на себя…

Мари толкает меня. Сильно. Я заваливаюсь назад, больно ударяясь пострадавшей рукой. Острая боль прогоняет весь мой пыл, смывает, растворяет в стыду злость.

– Мари, я…

– Никогда больше так со мной не говори. – Она наклоняется ко мне. На бледных щеках горят алые пятна, и полуденное солнце проглядывает в растрепанных волосах, отчего они превращаются в сияющий ореол. Кажется, передо мной ангел ужаса. – Никогда.

– Извини. – По моим щекам катятся обжигающие слезы. – Не понимаю, что на меня нашло.

Мари тянет меня к себе, и в какой-то момент я даже думаю, что она ударит, но вместо этого оказываюсь в крепких объятиях. Чуть погодя к нам подбирается Кидлат, и мы сидим втроем, тесной кучкой, пока я не замечаю под ногами просочившуюся воду.

– Надо вычерпать, – говорит Мари и поднимает ведерко. Кидлат протягивает руки, но она качает головой. – Пусть Ами поработает – в счет извинения.

Мари и Кидлат снимают обрывки паруса, соединяют половинки и связывают их вместе. Я вычерпываю воду, которой набралось уже по щиколотку, и радуюсь, что все так закончилось. От произнесенных слов на языке как будто остались царапины. Я ощущаю его как нечто распухшее и ядовитое. Остывающий гнев свернулся в животе и еще покалывает острыми, как осколки стекла, краями. Я вела себя, как вел бы на моем месте мистер Замора или Сэн в тот далекий уже первый день. Работаю быстрее и быстрее, чтобы ныли руки и кружилась голова. Никогда больше я так не заговорю.

Мы проходим над рифом. Кидлат стоит на носу и указывает безопасный путь. От столкновения с кораллами в днище осталось несколько пробоин, но худшего удалось избежать. Куда больше вреда принесли мои слова. Хотя Мари и старается показать, что не сердится, между нами пролегла трещина.

Вскоре мы снова выходим на открытую воду. Я помогаю Кидлату привязать к мачте небольшой парус, и ветер наполняет его и несет нас вперед, хотя и гораздо медленнее, чем раньше. Но все равно похожие на зубья холмы Кулиона ближе и ближе, а Корон скрылся за горизонтом. Я беру весла и гребу, помогая парусу.

– Не надо, Ами, – говорит Мари. – Тебе лучше отдохнуть.

Но в том-то и дело, что надо. Я еще не заработала прощение.

Так получается, что обычно туда прибывают в сумерках .

Так всегда говорила нана. Я вспоминаю эти ее слова, когда, в наступающих сумерках, вижу огоньки, сияющие на фоне леса, словно бусины четок. Словно ожерелье. Впереди и справа – сверкает Sano -порт. Руки дрожат, но в голове необъяснимая легкость.

Холмы растут на глазах, но ветер спал, парус обвис, и мне приходится грести. Мари и Кидлат уснули, чему я только рада, потому что больше не вижу обиды в ее глазах. В гавани стоит корабль, но людей нет.

Прилив несет нас к берегу, и я, в меру сил, стараюсь направить лодку к маленькой бухточке слева от гавани. Сияющее ожерелье уходит из виду, днище скребет о камни, и Мари с Кидлатом просыпаются. Мари оглядывается. За каменистым берегом угрюмо качается лес.

– Ами, у тебя все получилось. – Она смотрит на меня и улыбается. Узел в груди распутывается.

Мы берем наволочки и шлепаем по мелководью. Впрочем, для Кидлата оно не такое уж и мелкое, и он цепляется за ноги Мари. Твердая земля под ногами кажется предательски ненадежной, как открытое море. Мы присаживаемся на минутку. Вот рту пересохло, и долька апельсина, которую предлагает Мари, поет на языке. Недалеко от берега колышется и ударяется о камни что-то узкое и вытянутое. Наша лодка. Отлив унесет ее в океан, если только она не утонет раньше, набрав воды. А может быть, кто-то наткнется на нее и снова приведет в порядок.

– Прощай, «Лихим», – шепчу я.

– Пора идти, – говорит Мари.

Идти через лес в темноте – разве не приключение? Вот только у меня чувства другие, и думаю я лишь о том, какой большой лес и какие маленькие в нем мы. Скоро сюда придет муссон, тучи сгустятся и прольются дождем, смывая пыль и очищая воздух. Пока же есть ощущение нависшего низко тяжелого неба, под которым и дышится с трудом.

Пересекаем дорогу, которая когда-то привела нас с Кидлатом в порт, и идем дальше, держась ближе к тени, чтобы, услышав кого-то, подняться выше. Идти вдоль дороги, оставаясь на безопасном расстоянии, должно быть достаточно легко. И самое важное, что ведет она в наш городок, Кулион. Поросшие лесом холмы высятся над нами, притихшие и настороженные. Грунт здесь плотный и твердый, и заметить змею среди валяющихся на земле веток в сумерках невозможно. Что будет, то и будет, говаривала, бывало, Росита, главное – не мешать, и все важное само собой устроится. Подход вроде бы легкомысленный, и я не уверена, что верю ей, но о мертвых думать плохо – дурно, так что я решаю не изводить себя бессмысленным беспокойством: змея так змея, тень так тень.