Шимун Врочек - 13 монстров (сборник)

Смутная мысль, наконец, оформилась.

– Скажите… – медленно спросила Кира. – А откуда вы знаете, что я была на остановке?

Старик не оглянулся.

– Я же вам не говорила, – повторила она. – Только что машина сломалась. Откуда вы знаете, что была на остановке?

– Сучка, – тихо сказал он.

Кира поперхнулась. Старик повернулся к ней. Его лицо злобно скривилось.

– Повылазили, – все так же тихо продолжил он, – фитнесеры-хуитнесеры. Зимой хорошо, зимой толкнет, и кулем в снег валитесь. И все, готовы. Хоть жри, хоть еби. А тут к лету свои куриные жопки понакачали, и все убежать пытаетесь. Бегаете, орете, спать мешаете. А он потом с нас спрашивает.

Кира медленно встала с табуретки, но старик сделал шаг в сторону, преградив путь к двери.

– Пустите, – попросила она.

Старик осклабился, ощерив гнилые желтые зубы.

– А-а-а! – выдавила она из себя полукрик-полуписк, схватила табуретку и с усилием вскинула над головой.

Старик издал короткий смешок, брызнув слюнями, и медленно взял со столешницы нож.

Руки дрожали, она понимала, что не удержит эту тяжесть долго, но и старика ударить ею не сможет.

Тот, кажется, тоже знал это – потому что продолжал скалиться, перебирая пальцами по рукоятке ножа.

И тут Кира поняла: он не собирался ее убивать. Во всяком случае, сейчас – он просто пытался ее задержать. И сама она только играет ему на руку этой сценой с табуреткой. А то, что он не бросается на нее, означает только одно: он, как и собаки, придерживает ее для своего хозяина…

Со звоном разлетелось разбитое табуреткой стекло. Кира вскочила на стол, больно ударившись коленом, а потом неуклюже, боком, вывалилась в окно. Приземлилась на кучу чего-то дурно пахнущего – кажется, объедков, – задохнулась от удара по ребрам, но смогла вскочить на ноги и, не оглядываясь, поковылять прочь.

– Сука! – послышался за ее спиной крик старика. Переросший в вопль, повторяющий что-то нечленораздельное: – Аух! Аух! Даа-уза! Аух!

Кира бежала, спотыкаясь, поскальзываясь, падая, поднимаясь и падая вновь. В рот набилась грязь, нос, кажется, был расквашен – а в голове билось только одно: «Бежать!»

А в спину ей неслось:

– Аух! Аух! Ыыгрз гау! Гыы-ру! Аух!

Оглянулась она лишь минут через пять.

Над сторожкой, покачиваясь и пульсируя, нависала чернота. Крики старика были уже едва слышны, но в движениях тени ей чудилось недовольство.

Она понадеялась, что сторож кончит так же, как и собака.

– Тварь, – пробормотала она, не задумываясь, о ком.

Надо выбираться отсюда.

В голове мелькнули кадры из какого-то старого фильма, виденного еще на видеокассете – из «Хищника», что ли? Там вымазанный в глине герой – Шварценеггер же, да? – напряженно следит взглядом за какой-то тварью, тщетно пытающейся вынюхать его – или не вынюхать? Детали сюжета напрочь вылетели у нее из памяти, но это и не важно.

Кира зачерпнула полной ладонью жидкую грязь – гаражи, куда она убежала, находились в низине, где, видимо, постоянно скапливалась вода. Лампочки здесь позеленели от сырости и плесени, а от земли шла затхлая вонь. Задержав дыхание, Кира быстро вымазала себе лицо, зачерпнула еще, плеснула на грудь. Куртка была из хорошей ткани, грязь попросту скатывалась с нее, но Кира понимала, что верхняя одежда – дополнительная защита, и продолжала упорно втирать в нее жижу.

Наконец все – от волос до кроссовок – было покрыто дурно пахнущей тиной и глиной.

Кира вдумчиво оглядела свою одежду. Сойдет. Хотя можно сделать и лучше.

Пошарила в груде хлама, нашла пивную бутылку. Неуклюже, только с третьего раза – боялась порезаться и издать лишний шум – отбила донышко, получив кривую и косую «розочку». Осторожно – на этот раз уже вдвойне боясь порезаться – подпорола джинсы в промежности и сделала косые рваные прорехи на коленях. Так будет удобнее сгибать ноги и делать широкие прыжки. Скептически оглядела «розочку» – нет, как оружие не сойдет, не сумеет пырнуть ею, только рука занята будет – и аккуратно положила в грязь.

Мысли шли резко, рвано, обрывисто: тезис, тезис, факт.

Спортивная форма у нее никакая – бегает она медленно и недолго, прыгает грузно и невысоко, ударить со всего размаху и силы не сможет… У нее лишь одно преимущество перед тварью – большое желание выжить. А тварь уже неплохо поохотилась на парней – и рано или поздно может утомиться от ночных поисков и отстать. Так что единственный вариант – выматывать. Бегать, петлять, прятаться в проемах, затаиваться на крышах. Уходить кругами – и если повезет, с каждым разом все приближаясь к остановке: почему-то, даже несмотря на все произошедшее там, Кире казалось, что именно около домов она сможет спастись.

Уже не было страшно. Сознание сузилось до туннеля, в конце которого пульсировала надпись: «Выход». Найти выход, нужно найти выход.

Теперь она могла разглядеть тварь. Нет, это не было клубящееся облако или бесформенная тень, как ей казалось во время бесконечного ночного преследования. Скорее это можно было назвать масляным пятном – гигантским черным масляным пятном, влажно поблескивающим и мелко пульсирующим. У него была голова (ведь можно так назвать этот бесформенный вырост, который то и дело менял размеры и очертания?), были конечности (Кира отчетливо видела две длинные трехпалые руки: сейчас это были руки, которыми тварь осторожно ощупывала валявшийся на боку холодильник).

Именно об этот холодильник Кира, поскользнувшись, рассекла себе бровь. И именно ее пятна крови тварь сейчас то ли облизывала, то ли обнюхивала – вдумчиво, изучающе, источая волны отвратительного животного сладострастия. От удара Кира потеряла сознание – судя по всему, на несколько минут, не больше, – но сразу встать на ноги не смогла. Мутило, к горлу подкатывал едкий комок, перед глазами все плыло и рябило – только на четвереньках она смогла отползти в сторону и забиться в какую-то щель.

И буквально через мгновение на пятачке между гаражами появилось оно. Помедлило чуть, словно раздумывая, стоит ли тут тратить время – а потом резко, броском, устремилось к холодильнику и обволокло его.

Кире казалось, что тварь трахает холодильник – или жрет его, – настолько медленными и ритмичными были эти движения. Масляное пятно то натягивалось на пожелтевшую от времени и изъеденную ржой металлическую коробку, будто гигантский черный презерватив, то вытягивалось и изгибалось, точно огромный вопросительный знак, и пульсировало – и Кира понимала, что пульсирует оно точь-в-точь в такт биению ее сердца…

В голове у Киры уже прояснилось, и она жалела о том, что так опрометчиво выбросила «розочку» и не подумала вооружиться хотя бы арматуриной. Нет, она не собиралась встречаться с тварью лицом к…лицу, но если та сейчас направится к нише, в которой, скорчившись, сидит она? Пусть грязная и вонючая – как куча глины пополам с собачьим говном! – но человеческое тепло и дыхание это существо не сможет не почувствовать…