Андрей Сенников - Девять

— Ну, приступим, — сказал Дикой.

До этого он старательно морщил лоб и делал вид, что внимательно осматривает помещение. Чего уж, тут осматривать…

— Товарищ инспектор, дайте питание…

Лёха с готовностью ткнул пальцем в аккумулятор, а Дикой щелкнул тумблером на приборе, заслонил ладонью окошечко, посмотрел, хмыкнул. Затем пощелкал переключателями диапазонов, покрутил верньеры настройки и калибровки шкалы и начал водить штангой над полом, постепенно продвигаясь к печи. «Товарищ инспектор» с умным, но настороженным видом, производил подстраховку и «обеспечивал питание» прибора.

Расчет имелся простой. Самогон в деревне был, есть и будет. Он и товар, и платежное средство, и бальзам от душевных ран, и лекарство от всех телесных хворей. Самогонку гнать — брагу надо ставить. А бутыль с брагой куда суют? Правильно — туда, где темно и тепло! Пусть побулькает… А где в деревенской избе темно, да еще, что характерно, тепло? Понятно — за печью! Даже летом — нет-нет, да и подтопишь! А как же! Магнитометр, конечно, к изысканию браги, а уж тем более самогона совершенно непригоден, зато вполне закономерно реагирует на всякое печное железо. Это уж непременно, будьте уверены! И пусть бутыли с брагой за печью не окажется. Самогон все равно должен быть! Есть он, есть, не может не есть!

Леха — человек от техники далекий, — в прошлой жизни своей был художником оформителем. Зачем нужен магнитометр, и каков его принцип действия он не знал, да и не хотел знать. К чему? Есть ушлый Беня Крик, к своим тридцати пяти годам изрядно поколесивший по тайге. Он и с геологическими партиями ходил, и лес валил, промышлял зверя, кедровые орехи и золото, а может и еще чего. Всяких уловок, когда из ничего делают весьма даже что-то, Беня знал много, а уж пользоваться ими в разных комбинациях умел артистично…

Запищал магнитометр. Старушка вздрогнула. Руки ее задвигались, словно им стало неудобно в прежнем положении.

— Ага, — сказал Дикой, — Что-то есть. Ну-ка, ну-ка… Понятно. Есть следы… объем… от литра до пятнадцати… За печью, вроде. А?!

Хозяйка молчала, подавленная мощью современных технологий. Это было уже хорошо. Рыльце, значит, в пушку. Нужно дожимать…

— Ну, что? — Дикой выключил прибор и приставил штангу к ноге. — Сами выдадите, добровольно, или?..

Он буравил бабку прокурорским взглядом. Она продолжала молчать, но маленький подбородок, похожий на абрикосовую косточку, предательски дрогнул.

— Ах, в молчанку играть будем! Ежегодно в стране от некачественной водки погибают тысячи людей, а она молчит тут! Несознательно и аполитично, гражданка, выступаете вы в нашем правовом поле… Налоги опять же… Товарищ инспектор…

Леха встрепенулся.

— Оформляйте протокол изъятия! Будем применять с а н к ц и и…

«Инспектор» по-хозяйски шагнул к лавке. Вынул из кармана листок бумаги и огрызок карандаша. Взмахнул локтями, как курица, выпрастывая костлявые запястья из рукавов, что, по его мнению, было необычайно официальным жестом. Воззрился на бабку и сказал:

— Фамилия, имя, отчество?

Глаза у старухи заблестели.

— Нету у меня водки. Вон бражка…

— Где? — спросил Дикой.

— А то не знашь?! Тама! За печью… — ответила она и забормотала под нос. Что-то про приборы, бога, инспекторов, черта и диавола.

Дикой прислонил штангу к стене, снял с шеи прибор и нырнул за печь. Он пошебуршил там немного и выкатил на середину горницы пластиковую сорокалитровую флягу. Леха, привстав, вытянул шею, а Дикой откинул крышку. Воздух мгновенно наполнился пронзительным ароматом знатно перебродившего варенья. Брага уже доходила…

— Так. Полуфабрикат… Значит, есть и продукт переработки. Где? — спросил Дикой с плохо скрываемой надеждой. Оно и понятно: бидон с собой не попрешь. Продукт, хотя и употребимый, и даже очень-очень употребимый, но тащить его — это нет, дудки! А потом, кто ее знает, чего она еще туда насыпала?..

— Нету у меня самогонки, — стояла на своем бабка.

— «Нету». А аппарат где?

— Да нету вам говорят, халдеи бесстыжие, Михеич…

— Ага! Тут и Михеич еще! Кто такой? Где живет?

Дикой прибодрился, но старуха замолчала намертво. Она стянула впалый рот в куриную гузку, перестала елозить руками и отвернулась к окну. Леха чуть не крякнул с досады, такой у бабки был партизанский вид. Ей сейчас хоть кол на голове…

Дикой думал иначе. Напугали они старушку достаточно. В «прибор» она поверила безоговорочно. В запале сболтнула за Михеича, будь он неладен! Значит, что? А то и значит, что нет у неё не хрена! Не врет, старая…

— Тогда так! — сказал он, — Тогда, ввиду вашего активного противодействия… Товарищ инспектор! Уничтожить полуфабрикат…

Кряхтя, Леха подхватил флягу и поволок на крыльцо. Собака принялась остервенело лаять и рваться с цепи. Порыскав по двору глазами, «инспектор» попросту спихнул духовитую емкость вниз. Фляга опрокинулась в полете набок и при приземлении остатки содержимого мощной струёй выбросило метров на пять. Собака взвизгнула, а куры в стайке переполошились.

— Последний раз спрашиваю, кто еще в деревне гонит самогон?

Дикой вышел на крыльцо, прибор висел на жилистой шее. Штангу Беня нес в одной руке, а другой придерживал на боку аккумулятор. Бабка шла за ним с неприступным видом.

— Учтите — содействие органам вам зачтется…

Говорил он это все так — для галочки. Ясно, что облом им тут вышел. Нужно что-то придумывать. Жилых дворов в деревне — не больше десятка. Одни старики. В двух местах они разжились самогонкой. Еще в трех была только брага, которую они оприходовали точно так же. Был бы «жив» их «шестьдесят шестой» — проблем нет, — смотались бы южнее. Там пара таких же деревенек. Но «газона» не было. Точнее он был, но стоял на приколе у экспедиционного лагеря, а «безрукий» водила пытался выправить сплющенный в лепешку бензобак. Прокатился за девками, мать его!

Дикой сунул аккумулятор Лёхе и стал спускаться с крыльца. Бабка посматривала то на зловонную лужу, то на грозных инспекторов. Глаза ее, утонувшие в морщинистом лице, были сухие, как пустыня Каракумы. Она выглядывала из своего платочка, словно прицеливалась…

— В Каранаково гонют… Много…

Дикой запнулся.

— Где? — он остановился, не обращая внимания на попытки пса прокусить кирзовые голенища. — Где это?

— Да верст семь будет. Во-о-он туда… — старуха махнула рукой. — Там ишшо дворов пять теплятся. На меду живут…

Леха бабке не очень-то поверил. Больно уж прищур у нее нехороший. При этом она еще улыбалась во все свои два зуба; голые розовые, как у младенца, десны блестели от слюны. Так выглядела бы лиса Алиса восьми десятков лет, уговаривающая Буратино пройтись до Поля Чудес, пошептать «Крекс, Пекс, Фекс». А ещё его смущало звучное и кажущееся знакомым название — «Каранаково». Словно обухом в лоб…