Юлия Гладкая - Первый дубль

— Значит, это была ваша первая встреча с Алисой, — спросил доктор минут десять спустя, когда я немного пришел в себя и перестал поглядывать на отражение в зеркале, боясь увидеть там давешнего фрика.

Я утвердительно кивнул.

— Мы уже несколько раз возвращались к тому, что прочитанная в детстве книга впечатлила вас, и поэтому ваша болезнь проецируется в образе сказки.

— Если честно, я даже не помню, когда мне читали эту книгу.

— Это интересно, — док снова сделал пометку. — А вы не заметили ничего необычного в образе девочки?

— Это шутка? Я был толстым карликом, которого собирались бить поварёшкой-шумовкой.

— Не суть, но вы спрашиваете меня о внешности героини сказки? Я не разбираюсь в детской моде.

Доктор постучал стилусом по дужке очков.

— Что произошло после первого погружения?

— Я уже рассказывал.

— Повторите еще раз, если не трудно.

Я пожал плечами.

— Пришел в себя на полу в том же центре. Элби разбился при падении, но я заплатил за него! — Я погрозил доктору пальцем. — Так что тут все чисто.

— А дубль был там?

— Нет, — я поморщился. — Продавец объяснила, что если аппарат уничтожен, то клон исчезает. Но я не горевал, знаете ли.

— И все же вы приобрели второй аппарат? Зачем, если вам настолько неприятен двойник?

Я поднялся с кресла и зашагал по комнате.

— Тогда было трудное время, на работе завал, к тому же опека над Катей. Врачи посоветовали не оставлять ее одну.

— И вы решили доверить это дублю?

— Нет. — Я резко обернулся. — Никаких клонов возле моей жены, я сам сидел с ней… — я запнулся, — до последней минуты, а клон работал в офисе.

— Как она умерла?

Я прикрыл глаза, не хотелось пережить это вновь. Не сейчас, не сейчас.

— Давайте об этом в другой раз. — Я направился к выходу.

— До свидания, Семен! Возьмите талончик на следующий прием.

Я кивнул и закрыл за собой дверь.

Возле окошка регистратуры никого не было, и я подошел к дежурной.

— Здравствуйте, мне нужен талончик на следующий прием к Додсону.

Девушка молча протянула картонный квадратик.

— Эмм, это талон? — переспросил я.

— Это талон, который вы предъявите в день визита, и тогда вам выдадут талон на сеанс.

— Забавно, талон на талон. А следующий вы мне выдадите на ближайшее как-нибудь, — с улыбкой поинтересовался я у миловидной блондинки. Жужжащий звук отвлек меня на пару секунд.

— Скорее в следующие никогда, — услышал я голос девушки и, обернувшись, вздрогнул.

Шахматная фигурка покачивала белым шаром, заменявшим ей голову, и на этом шаре шевелились красные, как кровь, губы.

Пешка была весьма неустойчива, и произнесенные слова пошатнули ее. Она качнулась назад и покатилась по столу, истошно визжа. Я попытался схватить ее, но уткнулся лбом в стекло. Нас разделяло зеркальное полотно, я видел, что происходит с той стороны, но не мог помочь пешке.

— Эй! — крикнул я. — Кто-нибудь помогите ей! Вы что, оглохли?!

Меня не слышали, тогда я застучал по стеклу ладонями, но без толку. Тем временем белая королева начала карабкаться по каминной решётке.

— Это моя малютка! Лили, крошка, держись, — кричала она, поднимаясь выше и выше.

Туры, играющие неподалеку в любовь, отвлеклись и тоже разглядывали Её королевскую особу. Она добралась до середины подъема, когда я увидел Алису. Ее руки были перепачканы красной краской. Девочка осторожно подхватила фигурку Королевы, оставляя на белой гладкой поверхности бурые, тревожные следы. Затем, поглядев на меня, приложила пальчик к губам и выпустила королеву из рук.

— Она же разобьется! — заорал я, но тщетно.

Нужно было действовать. Оглянувшись, я схватил стул, точь-в-точь как в том зазеркальном доме, и с размаху ударил им в стекло.

Крик стал еще пронзительнее. Он словно поселился в моей голове. Зажав уши руками, я пытался прекратить это, но шум нарастал. Что-то с жужжанием ткнулось мне в шею, заставляя все мышцы в теле неистово сокращаться.

«Это зелюк», — успел подумать я, прежде чем повалился мешком на пол.

— Зачем вы напали на девушку? — Доктор сидел напротив меня с постоянным блокнотом в руках. Стилус он заткнул за ухо.

— Хотел спасти ее, — вяло отозвался я. Организм никак не привыкал к новой дозе успокоительного, которую мне стали колоть после случая в регистратуре.

— От чего? — вежливо спросил док.

Прошла, наверное, неделя или две. Я потерял счет времени. В палате были белые стены, но не было окон.

— От падения со стола, — я вздохнул. — Понимаю, это звучит нелепо, но она звала на помощь.

— Потому что вы разбили стекло.

— Нет, — я отмахнулся от его слов, как от надоедливой мухи. Мне даже стало казаться, что произнесенные фразы и впрямь летают в воздухе и мошкарой бьются о плафон: бам, бам. — Я разбил стекло, потому что там была…

Я замолчал.

— Алиса? — с интересом спросил док.

Я кивнул.

Вспомнил, как девочка перепачканными руками поднимала белую фигурку выше и выше. Вспомнил ее лукавую улыбку и жест, призывающий хранить секрет. Вспомнил. И забыл.

— Давайте поговорим о вашей жене, — сменил тему доктор. — В прошлый раз вы отказались рассказывать о ее смерти.

— Она выбросилась из окна, — меланхолично ответил я. — Из панорамного зеркального окна в нашей гостиной.

— Как же вышло, что женщина, страдающая депрессивным синдромом, осталась одна?

Я молчал.

— Семён, — док снял очки и протер стекла бархатной салфеткой. Мне захотелось прикоснуться к этому лоскутку ткани, но я сдержался. — Поймите, что если мы не восстановим картину событий целиком, то это только усугубит приговор в суде.

— В суде? — удивился я.

— Вы же помните, что направлены в клинику судом для освидетельствования на вменяемость. Поскольку вас обвиняют в убийстве.

— Я никого не убивал.

Мне надоело лежать и смотреть на бирюзовый потолок. Сев, я устало взглянул на врача.

— Катя рассыпала шахматы. Мы каждый вечер играли партию. Ей нравилось, понимаете? Но в тот вечер она волновалось, ей слышался детский плач. Смотрите сами.

Я откинулся на спинку дивана, и цикады-невидимки тут же прицепились к вискам. Свет мигнул, и мы оказались в гостиной нашего дома. Теперь уже бывшего нашего дома. Зачем мне пустой дом без Кати?..

Катя отталкивает стол, на котором расставлены шахматы, и фигурки разлетаются по паркету.

— Ну что же ты, любимая. — Я начинаю собирать их, одну за другой возвращая на доску. — Ведь ты выиграла эту партию.

— Я безнадежно проиграла, — ее голос, звеневший раньше колокольчиком, тусклым эхом разносится по комнате.

— Глупости.

Мне никак не удается достать белую пешку, она закатилась под тахту, и я лег на пол, чтобы дотянуться. Указательным пальцем я скольжу по боку фигурки, но она прокручивается, не желая возвращаться.