Юлия Гладкая - Первый дубль

— Значит, я безумец, — вздохнул я, пытаясь разгладить смятое фото.

— Я бы не спешил делать такие выводы. Видите ли, Семен, кроме дочери вы забыли еще, что вы кибернетик, что восемь лет назад вы создали прототип Элби и испробовали Элби на себе.

— Погодите… Как такое могло?.. — я замолчал, не зная, что сказать.

— Общее сканирование показало, что у вас в основании черепа вживлен чип. Специалисты утверждают, что он похож на тот, которые используются в Элби последнего поколения.

— Но покупка Элби в салоне… — промямлил я.

— Я навёл справки. Вы купили только тот аппарат, который разбили.

— Но я же помню…

— То-то и оно! А главное в компании "Светлый путь", если верить бумагам, вы работаете до сих пор. Заместитель директора — это успехи для безумца? — Док усмехнулся.

— Не понимаю! — простонал я.

— Я тем более. Тут нужен технический склад ума. На мысль о подмене воспоминаний меня навела книга. Вы сказали, что не читали ее в детстве — значит вы ее читали кому-то. И вот тут пришлось провести расследование. Но самое главное, я не знаю как, и это видимо может объяснить только он, но дубль живет, и кажется, намного лучше вас. А кто же теперь вы?

Я молчал, уставившись в пол, и даже не заметил, как док покинул палату.

Последнюю неделю я не гляделся в зеркало. Боялся, что оттуда снова выглянет Алиса. Звучало это по-дурацки, но когда лежишь в психиатрической клинике, то такие факты превращаются из патологии в норму.

Но сегодня, после общения с доктором, я уверенным шагом вошел в душ и, сдернув полотенце, под которым прятал зеркало, уставился на себя.

Оттуда, из зазеркалья, на меня смотрел потрёпанный мужчина скорее под полтинник, чем около сорока. Рыжеватая щетина, в которой запутались нитки или это спагетти? Короткие волосы, непонятно, светлые или седые. Заострившиеся скулы, и, конечно, глаза — бездонные глаза безумца.

Они словно жили своей жизнью: правый дергался чуть в бок, портя изображение, а левый смотрел прямо и не хотел моргать. Я ополоснул лицо ледяной водой и взглянул еще раз, мало что изменилось, разве что из щетины исчез мусор.

— Кто же ты, Семен? — спросил я сам себя и подумал, как это логично, когда душевно больной разговаривает сам с собой. Еще более логичным было то, что я не знал правильного ответа.

— Врешь. — Я погрозил отражению пальцем. — Тебе не спрятаться, — добавил я шепотом. И левый немигающий глаз внезапно моргнул, словно чужая воля привела его в движение, услышав меня. Я гордо выпрямился, чувствуя себя победителем.

Мне даже не пришлось искать способа увидеться с ним, сам пришел.

— Паршиво выглядишь, друг, — сообщил дубль, присвоивший мое имя, заходя в палату.

Дорогой костюм, прическа — он выглядел молодо и сыто. Наверное, со стороны я казался его престарелым родственником. Он усмехнулся, наблюдая за мной, и без приглашения уселся на кровать.

— А ничего так, мягко! Как кормят?

— Зачем? — тихо спросил я.

Мне даже не пришлось искать способа увидится с ним, сам пришел. Санитар открыл дверь палаты и буркнув — к вам посетитель впустил его.

— Паршиво выглядишь друг, сообщил дубль, присвоивший мое имя. На нем был дорогой костюм, стильная укладка, он выглядел молодо и сыто. Наверное, со стороны я казался его престарелым отцом. Он усмехнулся, наблюдая за мной и без приглашения уселся на кровать.

— А ничего так, мягко! Как кормят?

— Зачем? Тихо спросил я.

— Сыграем? Спросил он вместо ответа. На кровати появились голографические шахматы. Первый ход он предоставил мне, но я не хотел играть по его правилам.

— Ну же Сема, возмутился Дубль, не будет игры, не будет ответов.

Я сжал до скрипа зубы и походив пешкой, снова просил — зачем ты убил мою дочь?

— Чтобы начать игру, разумеется. Он выглядел удивленно. Черная фигура поползла по доске вперед.

— Она стояла такая растерянная, — снова заговорил Дубль.

У меня перед глазами поплыли карминовые круги.

Солнечный зайчик отразился от белоснежных доспехов, когда я помчался навстречу, Алисе которая отпрянула от упавшего перед ней черного рыцаря.

— Остановись, вскрикнул я, и вылетев из седла упал рядом.

— Знаешь, что она просипела напоследок? Папа, она назвала меня папа. Сообщил черный рыцарь, забираясь в седло.

— Ты врешь, она бы поняла, что ты, не я! — крикнул я, поднимаясь с земли.

— Как не крути, но ее убил, любимый Папа. — Съехидничал Черный рыцарь, и я подумал какой же мерзкий у меня характер.

Тем временем моя Алиса спряталась за деревом, и поглядывала на нас издалека.

— Почему ты не сразился со мной в честном бою? — Возмутился я, нанося удар по сопернику.

— Потому, что ты был так отдан семье, что мне совсем не уделял времени. И я решил, правила игры пора менять. Ты сам впустил меня в свою голову! — Он нанес удар, выбивший меня из седла. Пыхтя я снова оседлал коня.

— И что, стало тебе лучше? Может получил любовь или семейное счастье? — Теперь он, пропустив мой удар, загремел как консервная банка, падая на землю.

— Я изменил твои воспоминания за последние восемь лет, твоя жизнь — моя игра. Содержал тебя с женой, получил повышение. Элби теперь продаются по всему миру! — Воскликнул черный рыцарь.

— Ты никому не нужен, даже мне. Я выну тебя из шеи, и ты исчезнешь. Я атаковал.

— А вот нет, — черный рыцарь усмехнулся, — если ты вынешь Элби, то умрешь. — Он парировал, и перешел в нападение

— Ради тебя я готов на это, — процедил я, встречая удар грудью.

Его конь взвился на дыбы, и черный рыцарь полетел в грязь.

— Шах и мат устало промолвил я, но дубля в комнате уже не было.

В суд мы прибыли с Додсоном.

— Отвечайте по существу. Ваше состояние оценивается как болезнь. Опять же к самоубийству жены вы непричастны.

— Да ну, — удивился я, — а кто создал этого урода, эту заигравшуюся электронную версию божка?

— Это недоказуемо. — Док смутился. — А так, вас оправдают.

— Док, — я вздохнул, — все будет хорошо. Только прошу вас: то, что мы подготовили, документы, моё признание, фото и т. д., передайте куда надо. Проект должны закрыть, он опасен для человечества.

Додсон кивнул.

Суд проходил в закрытом формате. Голограммы присяжных подрагивали на скамьях, видимо от нетерпения. Судья поправил парик и уткнулся носом в бумаги. Откуда-то со стороны присяжных раздался противный скрип.

— Фу, какой звук, — вздохнула Алиса, стоявшая рядом со мной. — Что они там пишут, ведь заседание еще не началось.

Я посмотрел на свою девочку, такую живую и любопытную, и, проглотив подступивший к горлу ком, прошептал ей:

— Они записывают свои имена. Боятся забыть их до конца суда.

— Вот глупые! — удивилась Алиса, разглядывая птиц и зверушек, занявших места присяжных.