Pferd im Mantel - Очищение молитвой [Неоконченное]

Семён был ощутимо старше Фёдора, намётанный взгляд мог не ошибившись разглядеть в нём бывшего военного или милиционера — от Семёна прямо-таки сквозило казармой, видимо служба и выработала в мужике стойкое самомнение и прорывающуюся наружу брезгливость по отношению к людям. В свой полтинник — примерно столько ему и было — он оставался крепок, кряжист и, видимо, поэтому молодой москвич не показался ему опасным противником. Опыт в разрешении противоречий подобного характера имелся изрядный, и Семён, подойдя к Фёдору, вставшему спиной ко входу, резко схватил его левой рукой за плечо, размахнувшись правой, чтобы нанести единственный сокрушающий удар. Удар, наработанный за годы. Однако рука скользнула по коже куртки и схватить за плечо не получилось — объёмная защитная вставка оказалась сюрпризом, а локоть Фёдора поймал грудную клетку Семёна, набравшего инерцию в ударе. Семён охнул, и выпучив глаза отскочил назад, нервно хватая ртом воздух. Фёдор развернулся и сфокусировав взгляд на глазах не успевшего ещё придти в себя соперника, резко рванул в атаку. Удары кулаков в мотоперчатках с прочными карбоновыми вставками посыпались на голову и грудь Семёна, который не мог, да и не умел от них защититься. За пару вздохов лицо мужика превратилось в кровавое месиво, и словно куль, Семён рухнул в мокрую траву. Непонятно каким образом сдержав себя, чтобы не набросится на поверженного Семёна, Фёдор выдохнул. Адреналин зашкаливал, сердце билось словно мотор. Всё разрешилось за какую-то минуту. Такого исхода никто не ожидал, и только теперь, когда уже всё закончилось, из-под навеса посыпались удивлённые мужики. Не понимая произошедшего, они крутили головами, ища Семёна. Мужик имел определённый авторитет в своём кругу, его побаивались. И вдруг — такое быстрое и неожиданное крушение с пьедистала!

Семёныч, хрипя и встав на четвереньки, попытался подняться, но снова рухнул в траву. Пара мужиков склонилась над ним, пытаясь помочь ему встать, но тот рыпнулся, скидывая с себя их руки, и наконец, собравшись, смог сесть. Вытирая обеими ладонями вдрызг разбитое лицо, Семён зарычал что-то матерное.

— Чё, попустило? — спросил, подходя к избитому мужику Срамнов, покручивая головой и разминая шейные позвонки. Собригадники Семёна собирались вокруг своего поверженного товарища, и в душе каждого из них в эту минуту было разное. Откровение момента вызывало эти чувства наружу: кто-то был откровенно доволен, и это читалось на лице, пытающемся скрыть ухмылку. Кто-то был раздосадован, и теперь бормотал что-то, наверняка неприятное для Фёдора, себе под нос. Именно так и наживаются враги. Но друзья, или люди, имеющие возможность стать таковыми, приобретаются точно также. Тем не менее, вопрос, по поводу которого все, оставив работу, собрались тут, забылся сам собой. Михалыч, недовольно покручивая головой, подошёл к Срамнову.

— Довольно. — неожиданно мягко сказал, а скорее попросил, он. — Семён ляпнул, да. Не нагнетай, хорошо?

— Хорошо, Михалыч. — согласился Фёдор.

Михалыч подошёл к Семёну, вокруг которого, согнувшегося пополам и с хрипом всасывающего воздух, столпились мужики, видимо те, что были близки с ним, и протянул ему скомканный носовой платок.

— На. Вытрись как следует. Отсидишься — ступай домой. — сказал ему, как отрезал, бригадир.

— Михалыч! Да что ж это за нахуй-то? — взметнулся перд ним сухонький мужичонка с усами. — Чё, так и будешь смотреть как этот москаль наших мужиков калечить будет?! Сёма-то не первый ить! А третий уже, чай! Равильку Сабирова только что не застрелили! А Бориса Неклюева, нашего, кушалинского, как изувечил?! Неужто так оставим?!

Михалыч, значительно посмотрев на мужика, развернулся и направился под навес. Уже перед самым входом, вроде как забыв что-то, глянул из подлобья на своих мужиков, вопросительно провожавших его взглядами. Подумав секунду-вторую, чтобы чётко сформулировать то, что нужно было всё-таки сказать, выдал:

— А вы чего ждали? И на старуху проруха бывает. Кто кого первым залупнул? Семён. За что боролся, на то и напоролся. И если вы сейчас в своих бошках законсервируете мысль, что Михалыч чмо и своих сдаёт — так и останетесь идиотами. Потому что все мы сейчас свои, без исключения. И Срамнов вон — он тоже свой, несмотря на то, что качественный отлуп Семёну дал. Кто общее дело делает — тот и свой, а кто мешает… Короче — мы тут дело обсуждаем. И дело важное. Поэтому нечего время терять — оно и так против нас. Так что, продолжаем и заканчиваем. Кто это понимает — заходите. А те, кому херами померяться важнее — пусть домой, вон с Семёном, валят. Мне в бригаде такие на хер не нужны.

Сказал — как отрезал, и откинув целлофан, прошёл внутрь. Ещё минуты две мужики топтались вокруг Семёна, затем, как то тихо, по одному, стали собираться под навесом. Шертались, делились впечатлениями — не без этого. Но слова бригадира, видимо, всё же нашли место в их сердцах. Фёдор с Ильёй и Политычем вошли последними. Мужики, сидевшие с краю, тихо подвинулись, давая лесным место на скамейке, грубо вытесанной из соснового ствола. Те сели, уставившись в стол. Напротив устроился Волчок, который поймав взгляд Фёдора, отчётливо подмигнул ему — мол, красава, так и надо было. Фёдор подмигнул ему в ответ и обернувшись глянул за занавес — Семён, шатаясь брёл в сторону дороги. Один.

— Короче. — встал, подняв руку вверх, Михалыч. — Теперь давайте конкретно, по делу. С чего начнём, куда пойдём, каким составом и что нам для этого нужно. Как инициатор всей этой ботвы главмех новый — ему и слово. Давай, Сашок, излагай. Э, Денис, ты куда намылился? За Семёном или всё же послушаешь? — удивлённо глянул бригадир на здорового парня лет тридцати с бритой наголо головой, вставшего с место и продиравшегося ко входу через соседей.

— Извини, Михалыч! Я на минуту буквально — поссать приспичило!

— А. Ну слушай тогда снаружи. — махнул рукой Михалыч и мужики, сидевшие за столом, заржали.

— Хуле смешного? — набычился парень и откинув занавесь, исчез за нею.

— Мужики. — встал с места Волков. — Я так понимаю, повторяться с начала мне не нужно. И так понятно, что нам нужно найти. Что Михалыч сказал насчёт сроков — я согласен. Но я не местный: в детстве тут, понятно, всё облазил, да сколько времени с тех пор прошло. А вы в основном здешние, и в курсе наверняка где какая техника может стоять. Поэтому предлагаю, чтобы избежать…

И тут слова Саньки прервал истошный вопль, такой, словно кого-то по живому кромсают. А за ним крик Дениса: «Семён! Мужики, аврал! Какая-то херь на Сёму напала!». Как смерч прошёл по столу — все вскакивали, и подхватив то, что попалось в суматохе под руку, бросались к выходу.

Фёдор выскочил, считай, первым, забыв про автомат, отставленный в сторону. Единственное оружие, которое он выхватил из ножен, пристёгнутых к кожаной штанине, был двадцатисантиметровый нож-пила, с которым он последнее время и не расставался. Таскать, подобно многим, точёную косу за плечами как-то не улыбалось, да и в ближнем бою невелико её преимущество перед хорошим тесаком. Забыв и про нож, рванул что было сил в сторону осинника, поросшего метрах в ста от навеса — там Семён, и так покорёженный Фёдором, из последних, оставшихся у него сил, пытался отбиваться от какого-то странного существа, обросшего белёсой, словно тля, шерстью. Сперва подумалось: ходун! Но приглядевшись на бегу, он понял — нет, что-то иное. Обогнал сходу Дениса, пытавшегося застегнуть на ходу портки — чёрт с ними, подумал он, и с расстёгнутыми добежал бы. И вот уже кровавая картина перед глазами: зверь (а это был зверь, однозначно), вцепившись в стремительно теряющего силы мужика, который всё-же пытался отбиваться, колотя тварь кулаком по мерзкой, рогатой башке, пыталась тянуть свою добычу к лесу, упираясь и буксуя в траве всеми четырьмя лапами. Похож на медведя, но не он — поменьше будет, да и не бывает медведей с рогами. И — Бог ты мой — с копытами!!! Узрев несущегося по направлению к нему Срамнова, тварь, рыкнув, бросила Семёна, и, нагнув мерзкую башку, ощерилась на новую опасность. Семён, постанывая, попытался откатиться в сторону. Уже было видно — на плече мужика зияла огромная рваная рана и кровь вовсю хлестала, заливая куртку Семёна. Матерясь, он пнул ногой в сапоге тварь в зад — как мог, но Фёдору это помогло: вместо того, чтобы рвануться к нему, тварь резко мотнула башкой назад, и этой секунды хватило Срамнову, чтобы в прыжке нанести страшный удар окованным носом ботинка прямо по её морде. Взвизгнув, она вздыбилась, отброшенная и дезориентированная страшным ударом, и Фёдор, наваливаясь на неё всей массой, с силой воткнул свой тесак в основание шеи. Тварь передёрнула судорога, и пытаясь скинуть противника наземь, она засучила всеми лапами, больно приложив Срамнова копытом в грудь. В глазах аж потемнело, но мотнув головой, он нанёс ещё один удар — в грудь, пониже первого. На руку брызнула липкая и горячая кровь — значит лезвие нашло артерию, и Фёдор провернул нож в ране. Тварь, изогнувшись, снова дёрнулась, выгнулась. Новая судорога пробежала по туше. И, рыкнув, затихла. Подбежавшие мужики оторвали Фёдора, исткрично коловшего тушу ножом, усадили в траву, в то время как другие, с остервенением принялись рубить и колоть тушу.