Pferd im Mantel - Очищение молитвой [Неоконченное]

— Чё, братан, досыпать пытаешься? — хлопнув по плечу друга, подсел с чашкой дымящегося чая за стол Ваня. Фёдор дёрнулся от неожиданности, распелескав свой на стол. Погружённый в размышления, он даже не заметил как Иван подошёл.

— Чёрт, Вань, чё такой резкий с утра?! — дёрнулся Срамнов. — Какое досыпать…. Думаю сижу.

— О чём? Если не секрет?

— Не секрет.

— И чего придумал?

— Тебе занятие придумал пока. Ты вот что: бери ребят наших, и валяйте контролировать, что с транспортом и хабаром. Всё сдашь Тинке под опись, ну, а с техникой пусть теперь у Волчка башка болит. Политыч пускай церковное сдаст духовным. Ну, и короче, смотрите там…

— А ты-то?!

— А я, Вань, пару бесед до собрания запланировал. Сейчас допиваю — и к воякам сперва, а потом надо бы с батей переговорить. До собрания… Илюх! Слышь! Дуй-ка в гараж, мотик раскочегарь. Пусть погреется, давно не заводили.

Илья, тихо примостившийся с чашкой чая и бутербродом на другом конце стола, поднялся.

— Щас, допью только, дядь Федь!

— Дуй, кому говорю! После допьёшь!

Илья недовольно поплёлся в дом за ключами от гаража, буркнув что-то себе под нос. Иван, положив руки на шею, картинно хрустнул позвонками и прищурившись, подогнув голову, глянул Срамнову в глаза.

— Чё ты?!

— Чую, скрываешь ты что-то от друга, Срам. Ох, бля, скрываешь! Точно чё-то задумал такое.

— Может — и задумал.

— Но с другом — не поделился!

— Пока не поделился, Вань. Пока.

— Ладно. Давай выкладывай — чё там у тебя, в голове.

— Чё пристал, как банный лист к жопе? Всему своё время. Говорю же: надо переговорить сперва.

— А чё ты такой нервный?! Переговори. Я что — против?! О чём речь-то хоть?

— Короче, если в двух словах, — начал, решившись изложить свои мысли другу Фёдор, однако продолжить у него не получилось.

Нервно хлопнула калитка, и спустя несколько секунд, перед ними предстали взмыленные, нервно утирающие пот со лбов старик Колычев и Степан Политыч.

— Сынки, тута ещё? Добро. — выдохнул запыхавшийся староста. — Бегом давайте на Село. Вояки площадь оцепили. Мобыть, чёго худое задумали!

Закинув на спины автоматы, Фёдор с Иваном, наподдав как следует срамновскому байку, были на площади уже через несколько минут. Народ топтался перешёптываясь — как раз время идти людям на работы, а тут — такое. Вояки, в полном облачении, с оружием, организовали цепь, перекрывая доступ в парк, аккурат за которым и находился дом, где размещался Совет. К старой липе был примотан крепкой капроновой верёвкой человек, которого называли Окулистом. Рядом с ним столи двое дюжих солдат — Семчук, памятный Срамнову по склоке в Лихославле, и второй, которого Фёдор не запомнил, такой же здоровенный, с наглой физиономией. Перед цепью, заложив руки за спину, вышагивал туда и обратно капитан Гамишвили.

Фёдор, поставив мотоцикл на подножку, направился непосредственно к нему.

— Доброго утра, капитан. Слушай-ка, поясни — что вы тут запланировали?

— А, Федя! — радостно обернулся Звиад, раскинув руки. — Ну как же?! Я ж говорил, надо ведь этой падле спола воздать, наик. Хорошо, что приехал.

— Звиад, погоди-ка. Давай-ка в сторонку отойдём. — тихо сказал Срамнов, пожав протянутую руку капитана.

— Ну, давай…

— Звиад, не, всё нормально, но скажи — зачем такой цирк? — взяв капитана за локоть, спросил Фёдор. — У нас тут так-то не принято. Люди на работы идут — а тут такое шоу. Мало ли кто что себе подумает. Нахрена, капитан?

— Ну как, Федя?! — удивлённо округлил глаза Гамишвили, отпрянув от Срамнова. — Это вы тут долго спите, у нас так не принято. В общем, как я и собирался, наик, вытрясли мы с парнями душу из этой сволочи. Пока вы спали. И знаешь, я посчитал нужным не просто шлёпнуть эту тварь, а так, чтоб люди знали — кто это и за что, наик. Понимаешь? А информации много. Много интересного рассказала эта гнида. А где мне его держать? Мы не дома. Я сказал парням его вон, — ткнул он пальцем в направлении Окулиста, — его там примотать. За настоятелем вашим и старостой уже послали. А ребят я поставил — как если бы у себя дома был. А здесь я за ваших людей вроде как вдвое отвечаю, наик. Знал бы ты эту тварь с моё, Федя — вопросов бы не возникало.

— Уф. Всё понятно. Раз так, может так и надо. Но ты это, Звиад… Ты оцепление всё же сними. Шокирует людей-то.

— Как скажешь, Федя. Э, Сипаков! — махнул он рукой своему бойцу. — Скажи парням, чтобы поменьше официоза. Местные нервничают, наик. Разойдись! Только смотри — внимательно, наик!

— Спасибо, Звиад. Но лучше бы ты, конечно, за мной прислал сразу. Ты знаешь, я всё равно к тебе первым делом собирался.

— Да?

— Ага. Поговорим?

— А давай!

— Пошли, присядем куда?

— Как присядем?! Сейчас твои старики явятся — и эту суку кончать будем, наик. Хватит, нажился он на этом свете слишком. Пора заканчивать. Долго, долго я ждал этого дня. Знал бы ты…

— Постой! — спохватился Фёдор. — Ты чё — его прямо тут, на площади, приговорить собрался?!

— А чё? Чем тут плохо?

— Да ты чё!!! Мало люди всякой херни навидались, а ты усугубить решил? Забудь! Да и отец Паисий зарубит, зуб даю.

— А где?

— Да на могильник вывезем, там и грохнешь.

— Ммм, да? — почесал небритую щёку капитан. — А что там? У меня на его смерть планы особые!

— Чё, так жёстко?!

— А как ты думал?! Он со своими блядьми из последних людей столько кровушки попил, что пуля в лоб для него — жест невероятного великодушия, наик. Не, так просто он не отделается. Вообще, Федя, по результатам нашего с ним утреннего собеседования я и так годовой лимит своего великодушия израсходовал — челый час страданий списал.

— И сколько осталось?

— Чего? — удивлённо спросил Звиад.

— Ну чего?! Времени страданий.

— А! На двух часах сошлись. Меньше нельзя — совсем нечесто будет, наик.

— Жёстко.

— Да как сказать. По его заслугам — на пару суток тянет, будь я прокурором, наик. А ты что, адвокатом хочешь выступить?

— Бог с тобой. Не моё дело.

— Да нет, Федя. И твоё тоже. Мы же, вроде как, вместе действовать на будущее с тобой сговорились, наик. Значит — твоё. Или ты передумал чё?

Фёдор, услышав эти слова, внутренне возликовал, однако, старась не подать виду, прикурил и ответил:

— Да нет. На том стоим.

— Это хорошо. — хлопнул его по плечу Звиад. — Ты это тогда… Говори — что можно, а что нельзя тут у вас. Постой! О чём поговорить-то хотел?

— Успеем ещё. — развернул Звиада Фёдор в направлении храма. Оттуда, поддерживая рукой рясу, спешил на площадь отец Паисий.

Отец Паисий налетел на капитана, словно бешеный бык, сорвавшийся цепи. В несвойственной этому благообразному старцу — священнику манере, словно пудовые гири на ноги, посыпались слова: