Pferd im Mantel - Очищение молитвой [Неоконченное]

Читал по-русски Аслан хорошо. Да и говорил на нём свободно, в отличии от большинства своих земляков. Спасибо отцу — тот ещё в школе требовал от сына, чтобы оценки по русскому меньше «пяти» домой не носились. За «четвёрки» — уже наказывал. Понимал отец, что без знания языка гнить в горах сыну всю жизнь. Уже в пятом классе заставлял его читать книги русских классиков и учить наизусть стихи Пушкина и Лермонтова. Напряжённая учёба в школе принесла свои плоды в юности — Аслан поступил в московский Институт стали и сплавов, и, наверное, закончил бы его, но… СССР закончился раньше. И началось…

Аслан изучал Коран уже в трезвом возрасте. Так уж вышло, что его семья не была особо набожной. Но и атеистов в ней откровенных не было, получилось так: вроде правоверная семья, но — без энтузиазма. Семейное отношение к исламу передалось и Аслану. Того огонька, а то и всепожирающего пламени, пылавшего в глазах его сверстников, а далее, и однополчан, у Алкоева не было, и имамы, реально участвовавшие в так называемой войне за свободу, стреляли недовольными взорами в спину молодого боевика. А всё было подчинено исламу, без намаза шагу не ступи. И Алкоеву, старавшемуся тщательно скрывать суть своего отношения, всё это было не по нутру. Но живя с волками, приходится и выть по-волчьи. Чем дальше Аслан погружался в жизнь рядом с ваххабитами, тем прочнее входил в неё и ислам. С какого-то момента стало естественным предварять каждое дело обращением к Всевышнему, и Алкоев с удивлением обнаруживал, как в сердце поселился покой и понимание правильности выбранного пути. Пути правоверного воина. В те дни Аслан изучал Коран и толкования каждый день, но эти книги всегда были слишком сложными, слишком непонятными для него. Искренне пытался разбираться, даже учил наизусть, но — каждому своё. Стать фанатиком веры — был, видимо, не его путь. Затем всё закрутилось, завертелось в жизни Аслана. Переход на сторону федералов, служба в команде Ямадаева, потом — у самого Рамазана… Ростки веры, давшие было скромные плоды, понемногу завяли. Но главное — вера в Бога, Всевышнего, Аллаха — в душе Аслана осталась. Но это была его личная вера, свободная от каких-бы то ни было догматов. Такая, какой он её ощущал. Это было понимание наличия и влияние на него, Аслана Алкоева, великой, неведомой силы извне, которая вела его по жизни, помогала, поддерживала, оберегала. Были дни, когда сомнения в её существовании наваливались на него и увлекали в бездны безверья, пустоты ничего. Затем сменялись они искренним, живым влечением к ней, и тогда Аслан старался жить правильно, не творить ничего плохого, быть радостным и помогать людям. Такая вот каша была внутри Аслана Алкоева до той ночи, пока старый, терзавший его вопрос не получил ответ из уст неведомого ночного посетителя. И кто знает, чем бы закончилась эта болотно-лесная одиссея Аслана, не услышь он его?!

И вот теперь, держа в руках Библию — книгу, отношение к которой у правоверного мусульманина должно быть чётким и ясным — он ощущал, как снова в глубине груди затлел тот самый уголёк сомнения. Признавая факт наличия Бога, Аслан совершенно не принимал того, что религия, как некий институт, может сообщить ему какое-либо откровение по вопросу его, Алкоева, веры. Иметь свою веру, эксклюзивную — это комфортно. И необходимость принимать и соглашаться с постулатами её отправления — кажется лишним. В сомнениях Аслан погрузился в чтение Книги…

И через час остановиться уже не мог.

В начале, Бог, требовавший не крови и мести, а любви и самопожертвования, показался ему слабым. Что это за Бог такой у русских?! Но далее, читая и вникая в историю жизни Христа, его крестного пути, деяний Апостолов, он проникался медленно приходившим к нему пониманием. Жертвы Иисуса, его искушения, чудеса, творимые им, его Заповеди — всё увлекало чеченца, и читая, он задумывался, сопостовлял с тем, чему учили его. Нет, это не было слабостью, это была Сила, величайшая сила, явленная однажды и не посрамлённая никем по сей день. Особо, чуть ли не до скупой слезы, расстрогала Аслана история Савла, известного как Апостола Павла, любимого ученика Христа. Не отдавая себе полного отчёта, Аслан сравнивал свою жизнь с его, ведь Апостол изначально был гонителем последователей Иисуса, но по слову его прозрел, и явил пример такого труда Богу, что аналогии и не сыскать. Заповеди Христовы также стали для него удивительным открытием: вот она правда, по которой должен жить любой человек, независимо от национальности, статуса, возраста. И вот ещё что понял Аслан: в основе своей, и Библия, и Коран учат практически одному и тому же — любви к Богу, любви к людям, доброй, праведной жизни. Так в чём же тогда разница? Почему, сколько себя помнил Аслан, ислам всегда противопоставлял себя христианству?! Если истина одна — её не может быть две, и правда с добром не раздвоится. И эта рознь — не от Бога, она от людей, из самых глубоких и потаённых пещер худой человеческой сущности. И не к Богу стоит воздевать руки, когда льётся кровь, а глядеть внутрь своего «я», поскольку зло обжилось именно там… Отрываясь на малое время от книги, чтобы обдумать, представить себе с закрытыми глазами тот или иной эпизод, Аслан снова возвращался к чтению.

Так прошла неделя — или около того. Прочитав от корки до корки Библию, Аслан жадно углубился в Жития Святых, труды подвижников церкви, наставления мирянам, выложенные на столике перед его ложем стариком Протасовым. К этому времени Христос для него стал уже вполне реальным, живым человеком, и мудрствованием о том, был ли он реально, жил ли — для Алкоева такого вопроса уже не стояло. Он даже не задумывался о нём ни разу, он просто читал, воспринимая прочитываемое крайне серьёзно. Глубины древней православной религии потихоньку становились понятными, странные и непонятные вещи — ясными и определёнными. По мере вживания в этот мир, болезнь Аслана медленно отступала, кашель, изводивший его в первые дни пребывания тут, терзал всё меньше, а тут и стих. Несколько дней назад Аслан удивлённо осознал, что вывихнутое при аварии плечо уже не болит, сустав вполне свободно движется, и, что странно, первой реакцией на это открытие было благодарение Богу:

— Слава тебе, Господи! — выдохнул Аслан, и сам себе удивился, насколько по-православному прозвучала эта благодарность.

Остаток дня Аслан бродил по храму, вглядываясь в иконы, образа и роспись на стенах и потолке. Они уже не казались ему чужими и незнакомыми. Вот Николай-угодник, вот — Сергий Радонежский, вот тут — Святитель Пантелеймон, рядом с Казанской. А росписи… все эти сцены, он читал о них, все они знакомы! Аслан бродил, вглядываясь в эти лики, и думал. Много думал.

А когда старик Протасов вечером заскрипел дверями, вернувшись со своей «работы», Алкоев огорошил его: