Юлия Набокова - Трепет черных крыльев (сборник) [дополн. изд.]

— Но он больше в ночь работает. Бабы теперь боятся в ночь. Тоже как ты. — Первый усмехнулся.

— Что я?

— Да… колхозня. Видел бы ты его рожу.

— А что с ним?

— Да рожа какая-то покоцанная. Не то шрамы, не то рубцы. Бугры на голове. Бритый начисто. Отрастил бы бороду, сошел бы еще за первый сорт.

— Мог бы в мусарню пойти работать. Что в туалете делать?

— Меня спрашиваешь? Ты ж колхозник. Тебе видней.

— Что же ты такой городской весь, а в институт не поступил? В менты подался?

— Да потому и подался, чтобы стаж заработать. Я иду в академию МВД, понял? Мне зачтется. — Первый шумно вдохнул воздух и выпустил пар изо рта: — Окончу, будешь мне честь отдавать.

Второй, облизав губы:

— Я тоже поступлю.

— Я бы тебе сказал, куда ты поступишь.

— В академию.

— А жить на что будешь? На мамино варенье? — Первый смеется.

— А щас на что живу?

— Щас ты работаешь и дачки получаешь из своего колхоза. А учиться будешь? Кому вперся студент такой?

— Я не только зарплату получаю. Кое-что и так имею, сам знаешь.

— Ну это ты пока на патруле, вот и отстегивают.

— А степуха?

— Степуху и без тебя есть кому получать, а ты рылом не вышел. Не обижайся, но так оно и есть.

Идут молча. Проходят мимо ларька с шаурмой, синхронно глотают слюни.

— Да и че ты сюда ехал? Оставался бы в своей… как она у тебя называется?.. Шел бы на шахту. Шахтеры, я слыхал, не хило получают.

— Ты шахту видел хоть раз? Туда реально люди заходят и назад не возвращаются. Реально, а не как твой… туалет.

Первый остановился:

— Ладно. Напомнил. Надо отлить. Побудь пока за двоих. Я быстро.

Второй, морщась:

— Давай. Только быстро. Я тоже хочу. Холод собачий. Долго его еще терпеть?

— Так весна уже.

— Ты хоть не в тот туалет собрался?

— Нет, конечно. Тот женский.

— Ну, давай, иди уже. Потом я схожу, погреюсь.

Первый идет в сторону вокзала.

Журналист вновь уверен в себе. Он снова дерзкий, снова на коне. Он прочитал статью о том, как стать успешным за три копейки.

— Слыхал эту историю про Бермудский треугольник?

— Какую? Вокзальную?

— Да. Где люди пропадают.

— Ее все знают.

— Пойди туда, поснимай.

— Это и есть твоя гениальная идея? Вокзал снимать?

— Ну а что? Люди пропадают бесследно, и никто ничего не знает.

— Потому что никому не интересно.

— Нормально снимешь, и будет интересно. Мне тебя учить?

— Фу-ты. Я думал, ты серьезный.

— Тебе-то что? Не за бесплатно же.

— Ты только обещаешь. Больше ничего.

— А что ты сделал? Ты что-нибудь уже сделал? Ничего. Сделай хоть что-то, чтобы я понял, что ты не просто так.

— Что сделать? Подскажи. Дай конкретную цель, а то ни сценария, ничего. Какая-то дешевая самодеятельность.

— Я тебе говорю, иди на вокзал. Там готовая история. Потом же локти кусать будем, если кто-то другой возьмет.

— Ее никто не возьмет, потому что чушь собачья.

— Поверь, не сегодня завтра она станет актуальной. И станет она актуальной, когда кто-то за нее возьмется. Такие истории просто так не валяются. Обязательно во что-то выстрелит, вот увидишь.

— Куда выстрелит? Бабкины сплетни? Знаешь сколько им лет?

— Со сплетен все и начинается. Сначала сплетня, а потом информация. Просто этим еще никто не занимался как следует. Так, слышали что-то, а пойти туда с камерой, по-настоящему, вопросы позадавать. Уверен, там все не так просто. Можно хороший материал надыбать.

— Ладно. Надыбать. Значит, ты говоришь, что я должен бегать за кем-то с камерой, да еще так, чтобы он ничего не заметил?

— Всего-то один денек! Зато лаве нарубишь.

— Лаве? Это то, что ты мне дал, ты называешь лаве?

— Тебе никто больше и не даст. Бегал бы сейчас за бесплатно для новостей. Хочешь побегать? Беги. На твое место желающие найдутся.

— Все равно мало. Даже для меня.

— Принесешь материал, еще сотню накину.

— Ладно, но учти, не будет денег, ничего не будет.

— Только смотри, не светись с камерой, а то мало ли?

Оператор, уходя:

— Не учи дедушку кашлять.

Журналист, тихо-тихо, себе под нос:

— Сссволочь.

По улице идет молодой парень лет двадцати, в очках. Он — король монтажа. Он небрит. С виду уставший. Мимо снуют прохожие. Все как в жизни. Одет в зеленый китайский пуховик. На голове черная вязаная шапочка. Он идет против ветра, но ему плевать на ветер. Переходит через дорогу, мимо со звоном проезжает трамвай.

За королем спешит какой-то тип, лет пятидесяти, неопрятный, в замызганном пальто и кроличьей шапке:

— Бодя… Бодя!

Король, не оборачиваясь, идет дальше. Мужик догоняет короля:

— Бодя, привет.

Король, не оборачиваясь:

— Привет.

— Что? Холодно?

— Да.

— На работу?

— Да.

— Верку видел?

— Нет.

— А утром видел ее?

— Нет.

— А она говорит, что видел.

Король молчит, идет дальше.

— Ох, и падла ты, Бодя. Ох, падла.

Король молча идет дальше.

Оба идут мимо пекарни, и оба синхронно поворачивают головы в сторону пекарни. Мужик в замызганном пальто облизнул пересохшие губы:

— Денег дай.

Король молчит.

— Дай денег, падла. Ты мне должен теперь.

— Нет.

— Не гони. Я не люблю, когда мне гонят.

Мужик тянет короля за рукав. Оба идут в пол-оборота, друг к другу лицом.

— Я все видел. Все видел, Бодя. Утром. Верка сидела, а ты стоял над ней… сссука… ну и гад же ты. — Мужик плачет.

Король убрал его руку со своего рукава и пошел дальше.

Мужик немного отстал от короля, размазал слезы по лицу, снова нагнал его и с силой толкнул в спину.

Король споткнулся, но не упал, развернулся. Мужик ударил его по лицу. Король принял удар совершенно спокойно.

Мужик продолжает бить короля по лицу, но делает это неумело, как женщина или ребенок. От неловкого удара он вывихнул кисть руки и затрясся от боли:

— Сука ты, Бодя! Ты виноват во всем! Когда ты в депо работал, ты таким не был! А как стал в этом ящике работать, так зазнался! — Мужик плачет.

Король стоит, прикрывая вязаной шапочкой ушиб-ленный нос. В глазах слезы.

Потом отворачивается и идет дальше.

У него болит нос.

Мужик стоит на месте и кричит вслед королю:

— Теперь ты мне должен вдвойне! Слышишь меня?! Верку-то я убью, суку! Не жалко тебе ее? Она-то хорошо сосала, а?! Хорошая соска, говорю?!

Король молча уходит, закрывая нос вязаной шапочкой.

Мужик потирает ушибленную руку и будто из последних сил, срываясь на визг, кричит вслед королю:

— Не будь ты мой сын, давно бы тебя урэкал!!!

Давно!!!

Мужик грузно оседает в слякоть. Его сотрясают рыдания.

Мимо снуют прохожие, оборачиваются на мужика и идут дальше.

Король возвращается. Подходит к отцу и сует ему в карман пальто деньги, пару купюр.

Отец поднимает заплаканное лицо, смотрит на короля, шмыгает носом и говорит: