Стивен Кинг - Томминокеры

Гард, он наверняка уже мертв.

Скорее всего. Только старик убежден в обратном, он считает, что мальчика можно спасти.

Да что значит судьба одного ребенка по сравнению с этим? И ты ведь сам прекрасно знаешь, что Хейвен превратился в большой ядерный реактор, который вот-вот взорвется. Оболочка уже плавится, так сказать.

Да, логика проста, но это – логика банкомета. Логика убийцы. Логика Тэда Ядерной Шишки. И если ты решил играть по их правилам, то к чему вообще утруждаться?

Если махнуть рукой на паренька, тогда и все остальное пусть летит в тартарары.

Может, таким образом он даже спасет Бобби. Хотя нет – она зашла слишком далеко. Впрочем, попытаться стоит.

Эх, старина Гард, шансы слишком малы.

Да кто ж спорит. На часах минута до полуночи. Счет пошел на секунды.

С такими мыслями он провалился в сон. Ему привиделся кошмар, в котором он парил в прозрачной зеленой воде, опутанный проводами. Хотелось закричать – не вышло, потому что кабели тянулись изо рта.

Джон Леандро сидел в таверне «От щедрот» с бутылочкой «Хайнекена» (бакс за бутылку) и пытался забыться. Забыть ему хотелось о многом. Например, о том, как жестоко над ним посмеялся Дэвид Брайт. Он даже приписал Джонни желание быть похожим на Джимми Олсона, верного друга Супермена. И теперь Леандро пребывал в нерешительности. Чего греха таить, он действительно колебался. Провидцам жилось несладко во все времена: тычки, насмешки; их распинали, вели на костер, вытягивали на пять-шесть дюймов на специальных пыточных рамах. А те все одно предсказывали, обрекая себя на муки и инквизиторские пытки. Совсем недавно Дэвид Брайт вот на этом самом месте, за бутылочкой пива спросил невзначай, не поломались ли его «секретные часики». Ах, как было больно. Конечно, нельзя назвать это главной трагедией в жизни Джонни Леандро, и все же, черт возьми, он пережил не лучший момент.

И Джонни решил во что бы то ни стало напомнить Дэвиду Брайту, а заодно и всем тем, кому злопыхатель успел поведать про безумные идеи «шизанутого Джонни» о том, что КАКАЯ-ТО НЕСУСВЕТНАЯ ХРЕНЬ ПРОИСХОДИТ В ХЕЙВЕНЕ, – одну старинную истину: хорошо смеется тот, кто смеется последним. Потому что там действительно происходит нечто странное и сенсационное. Он ощущал это каждой клеточкой своего тела. Порой, когда ветер дул с юго-востока, ему казалось, что и тот несет с собой вожделенный запах. Запах тайны.

Отпуск начался в прошлую пятницу. В тот же день Леандро мог умчаться в Хейвен, чтобы раскрыть свою тайну, если бы не вмешательство провидения. Его матушка, вдова, которая находилась на его полном попечении, рассчитывала на сына в одном дельце: ей хотелось навестить сестру. Для этого он должен был отвезти ее в Новую Шотландию; путь неблизкий. Нет, конечно, если он с кем-то уже договорился, она это поймет. В конце концов, кому интересно проводить время со старухой, пусть даже она готовит ему еду и стирает штанишки (она ведь только на то и годится, чтобы готовить для него да стирать ему штанишки). Так что, конечно, ты езжай, Джонни, я не обижусь, гоняйся там за своей сенсацией. Я позвоню Меган, и, может быть, через пару недель твой двоюродный брат привезет ее повидаться со мной, ведь Альфредик очень заботлив со своей матерью, такой образцовый сын, и все в том же духе, до бесконечности.

Итак, в пятницу он повез ее в Новую Шотландию. Как водится, они остались там ночевать. В субботу вернулись в Бангор, но ехать куда-либо было уже слишком поздно. Воскресенье – не самый подходящий день для начинаний, особенно с поправкой на воскресную школу: занятия для первого и второго года обучения в девять утра, богослужение в десять, а в пять вечера – лекция в доме приходского священника «Жизнь молодого человека во Христе». Приглашенный лектор показывал слайд-шоу с картинками из Апокалипсиса, во всех подробностях разъясняя, что грозит нераскаявшимся грешникам. Адские котлы, кровоточащие раны и больные кишки. Джорджина Леандро тем временем в сопровождении дам из числа приходских активисток разносила пластмассовые стаканчики с напитками и овсяные печенья. Вечером в церковном подвале устроили непременные хоровые спевки во славу Христа.

По воскресеньям Леандро каждый раз чувствовал себя в равной степени просветленным и изнуренным.

Иными словами, выбраться удалось не раньше понедельника, пятнадцатого августа. Бросив блокнот, диктофон и «Никон» с полным кофром пленок и объективов на переднее сиденье верного «доджа», Леандро отправился в Хейвен – как он надеялся, навстречу своей будущей журналистской славе. Он бы не слишком испугался, если бы узнал, что история, в которую он собирается влезть, грозит стать величайшей сенсацией со времен распятия Христа.

Выдался ясный тихий день. Было тепло, но не чересчур, без изнуряющей удушливой жары, терзавшей землю последние несколько дней. Этот день запомнят все люди на планете. В своей алчной жажде сенсации Джонни позабыл о народной мудрости: «Бог одной рукой дает, другой забирает».

Он только знал, что наткнулся на что-то грандиозное. И никакие Дэвиды Брайты его не остановят, и плевать на их подколки про Джимми Олсона, волшебные часики и Фу Манчу.

Он завел машину и начал выруливать на проезжую часть.

– Джонни, сынок! Не забудь мешочек с обедом! – крикнула матушка. Она спешила ему навстречу, пыхтя и отдуваясь. Бока пакета из темной оберточной бумаги соблазнительно лоснились от жира. Еще со школы Леандро сохранял верность сандвичу с болонской колбасой и колечками красного лука, поджаренными в растительном масле.

– Ну зачем ты так утруждаешься? – сказал он, забрал пакет и пристроил его на полу. – Спасибо, конечно, но ведь я могу перехватить гамбургер по пути.

– И не думай, – встряла матушка. – Я не устану тебе повторять, чтоб и в мыслях не держал заходить в придорожные забегаловки. Джонни, неизвестно, что там творится на кухне.

И зловеще прибавила, подавшись вперед всем торсом:

– Микробы.

– Мам, мне пора…

– Микробов просто так не увидишь, – продолжала миссис Леандро. Она села на любимого конька и слезать с него не собиралась.

– Да, мам, – покорно молвил сын.

– Некоторые заведения – настоящий рай для микробов, – напутствовала она. – Повара, ну как тебе сказать, не следят за собой. Неизвестно, моют ли они руки после уборной. И иногда даже под ногтями у них грязь или – какашки. Знаешь, мне неприятно говорить такие вещи, но кто еще тебе скажет, кроме матери? От этой еды человек может очень тяжело заболеть, очень.

– Мам…

Издав протяжный страдальческий вздох, она промокнула передником уголок глаза.