Стивен Кинг - Томминокеры

– Но что-то в ее голосе изменилось, так?

Эйлин Пульсифер убежденно закивала:

– Да-да, так и было. И я даже подумала грешным делом, а не больна ли она. Может, упаси бог, врачи обнаружили у нее какой-нибудь рак, и она не хочет никого расстраивать. Ну, я позвонила Вере и сказала: «Вера, собирайся, мы едем в Хейвен повидаться с Мэри. Мы ее заранее предупреждать не станем, чтобы она не стала отпираться. Так что, Вера, будь готова, – говорю я. – В десять часов я за тобой заеду, и если ты будешь копаться, уеду без тебя, так и знай».

– А Вера – это…

– Вера Андерсон. Она из Дерри. Можно сказать, моя лучшая подруга, не считая Мэри и твоей матери. Твоя мать на той неделе уехала в Монмут навестить сестру.

Леандро хорошо помнил этот момент: неделя тишины и покоя – незабываемая редкость.

– И вы вдвоем подались на юг.

– Ну да.

– И вам стало плохо.

– Плохо – не то слово! Я думала, что умираю. Сердце! – Она эффектно хлопнула ладонью по груди. – Оно так колотилось! Заболела голова, и потекла кровь из носа. Вера напугалась до ужаса. Говорит мне: «Айлин, поворачивай немедленно, тебе надо срочно в больницу!»

– Ну, я кое-как развернулась, со мной едва обморок не случился. Голова кружится, и вдруг ртом кровь пошла, выпали два зуба. Раз – и вылетели! Нет, вы про такое когда-нибудь слышали?

– Нет, – мгновенно солгал Леандро, вспомнив при этом Элвина Рутледжа – Где это произошло?

– Ну я же говорю: мы ехали навестить Мэри Жаклин.

– Да-да, но вы уже въехали в Хейвен, когда вам стало плохо? И каким путем вы добирались?

– А-а, я поняла. Нет, еще нет. А ехали мы по Олд-Дерри-роуд. Это в Трое.

– Значит, поблизости от Хейвена.

– Да, в какой-нибудь миле от указателя. Мне еще до этого было плоховато – знаете, такая разбитость, – но я не хотела говорить Вере. Надеялась, само отпустит.

Чего Леандро не мог взять в толк, так это почему Вера Андерсон не испытала никакого дискомфорта. Это не вписывалось в общую картину. И кровь из носа не текла, и зубы не выпадали.

– Нет, ее даже не мутило, – подчеркнула миссис Пульсифер. – Ну разве что от страха. Да, надо думать, перепугалась она за меня порядком. Ну и за себя тоже. Представляю…

– Что-то я вас не понял.

– Совершенно пустая дорога. Что, если я, не дай бог, потеряю сознание. Пока кто-нибудь проедет мимо, минут пятнадцать-двадцать пройдет.

– А сама она не могла сесть за руль?

– Ну что вы, помилуйте, Джон. Вера уже многие годы страдает мышечной дистрофией. У нее на ногах огромные железные скобы. Смотреть страшно, как в камере пыток. Как увижу ее – слезы наворачиваются.

Пятнадцатого августа, в четверть десятого утра Леандро въехал в Трою. От волнения сосало под ложечкой, его бил озноб и, будем откровенны, слегка разбирал страх.

Как только почувствую, что мне стало плохо, сразу ударю по тормозам и поверну обратно. Ясно?

Вас понял, босс, ответил он сам себе. Принял к сведению.

Ну, выпадет пара зубов, продолжал он разговаривать сам с собой, но ведь пара зубов – ничтожная плата за историю, которая может принести Пулитцеровскую премию! Ну а Брайт – так тот позеленеет от злости.

Пока он ехал по главной улице Трои, все вроде бы было хорошо. Здесь текла обычная размеренная жизнь. Странности начались, пожалуй, через милю к югу, причем такие, каких он никак не ожидал. В машине у него работало радио, «WZON», трансляция из Бангора. Все бы ничего, да вдруг четкий сигнал начал слабеть и прерываться. К нему примешалась одна радиостанция, вторая, третья. Леандро нахмурился. Такое, конечно, бывает в ночное время, когда земля остывает, а атмосфера истончается и проходимость сигналов становится лучше обычного, но чтобы в десять утра! На частоте AM, да еще и не в условиях оптимальной дальности приема, которую радисты называют «скачок».

Он покрутил ручку настройки, поискал каналы. Из колонок полилась какофония звуков. Смешение стилей и жанров: рок-н-ролл, кантри, классика – все они шли внахлест, перекрикивая друг друга. Где-то на заднем плане Пол Харви увлеченно вещал о прелестях «Амвея». Леандро продолжал крутить ручку, как вдруг одна станция привлекла его внимание. Это было столь неожиданно, что он ошалело уставился на приемник.

Говорили на японском.

Джонни тупо сидел и ждал, что диктор вот-вот скажет: «Это была передача «Японский для начинающих», которую подарил вам местный салон анилиновых красок». Но ничего такого не случилось. Одни реплики сменялись другими, и тут, к его величайшему изумлению, из колонок полились первые аккорды песни «Beach Boys», «Be True to Your School». Пели на японском.

Трясущейся рукой Леандро продолжал крутить ручку, перемещаясь по килогерцевой шкале. Одно и то же, на всех волнах. Ночью это обычное дело: чем выше частота, тем хуже прием. Дикое смешение голосов и музыки становилось все гуще и путанее. Леандро всерьез испугался. То, что вливалось в его уши, можно было сравнить с шипением целого клубка змей. Под конец он выключил радио – осточертело. Сидя за рулем с круглыми глазами, приходил в себя. Его трясло, словно он ехал в санях по узкоколейке.

Что это такое?

Какой смысл ломать голову, если ответ находится всего в шести милях отсюда? Ну конечно, если ты сумеешь его раскопать.

А ты сумеешь. Возможно, тебе не понравится то, что ты там обнаружишь, но ты отыщешь ответ с легкостью.

Леандро посмотрел в окно. По правую руку простиралось нескошенное поле. Луговая трава была слишком высока для августа. Судя по всему, первый покос в начале июля пропустили. Что-то подсказывало ему, что и в августе траву не уберут. Слева стоял убогий сарай в окружении ржавых частей от автомобилей. В темном нутре заброшенной постройки виднелись остатки «студебекера» пятьдесят седьмого года. Казалось, окна разглядывают Леандро. Людей вокруг не было. Во всяком случае, они не попадались ему на глаза.

Тихий голосок внутри его – голос хорошо воспитанного ребенка, попавшего на вечеринку, которая обернулась чем-то пугающим, – тревожно нашептывал:

Я хочу домой, пожалуйста.

Да, домой, к маме. Смотреть вместе с ней очередную мыльную оперу. Поспеть как раз к началу. Она будет рада видеть его и с сенсацией, и еще больше – без нее. Они пили бы кофе с печеньем и судачили. Вернее, говорила бы она, по своему обыкновению, а он все больше слушал. И хорошо, и пусть. Бывает, она его раздражает, но зато с ней…

Безопасно.

Вот именно, безопасно. А на южной оконечности Трои этим летним сонным днем безопасностью и не пахло.

Пожалуйста, я хочу домой.

Правильно. Наверное, в какие-то моменты то же самое испытывали и Вудворт, и Бернстайн, когда парни из администрации Никсона всерьез закручивали гайки. И Бернард Фолл, выходя из самолета в Сайгоне в свою последнюю командировку, наверняка чувствовал себя не лучше. Когда нам показывают репортажи из горячих точек наподобие Ливана и Тегерана, корреспонденты держатся молодцом, такие спокойные и собранные. Зрителям же не представится шанса заглянуть им в штаны.