Стивен Кинг - Томминокеры

Пожар отрежет его от корабля. Ему не подобраться к кораблю!

На дорогах и в полях люди слушали это мысленное совещание. И вот они с облегчением вздохнули: да, он не пройдет, не подберется к кораблю.

Он все еще в сарае?

Да.

Ньют обратил на Дика встревоженный взгляд.

Какого черта он там забыл? У него есть что-то, чем он может что-нибудь сделать – сделать что-то кораблю?

Повисло молчание. И тут голос Дика обратился не только к Ньюту Беррингеру, но ко всем «сарайщикам». Он звучал четко и повелительно:

СОЕДИНИТЕ МЫСЛИ. СОЕДИНИТЕ СВОИ МЫСЛИ С НАШИМИ. ВСЕ, КТО МОЖЕТ, СОЕДИНИТЕ СВОИ МЫСЛИ С НАШИМИ И СЛУШАЙТЕ. СЛУШАЙТЕ ГАРДЕНЕРА. СЛУШАЙТЕ.

И все прислушались. В знойной тиши летнего полдня они молча слушали, а за ближайшими холмами в небо тянулись удушливые столбы дыма.

Гард чувствовал, что его прощупывают. Странное это было ощущение – будто тысячи лапок ползают по голой коре мозга. Невероятно, но факт: Гарденер вдруг понял, каково быть уличным фонарем, вокруг которого вьются беспокойные мотыльки.

Старик зашевелился в резервуаре, стараясь привлечь к себе внимание Гарда. Тот не увидел этого, зато услышал мысленный голос.

Ты не обращай внимания, сынок. Им надо знать, что ты задумал, ну и пусть себе узнают. Это делу не повредит, даже наоборот. Успокоятся и не будут особо дергаться. Плевать им на Дэвида – их ничто не волнует, кроме этого чертова корабля. Давай, сынок, начинай!

Гарденер стоял перед преобразователем, теребя в руках пуговку наушника. Уж больно не хотелось засовывать внутрь эту штуковину. Так человек, которого один раз уже здорово шибануло током, боится прикасаться к треклятой розетке.

А мне обязательно его надевать? Я ведь в прошлый раз только подумал – и экран среагировал.

Да, но это максимум, на что ты способен. Так что придется надеть. Прости, сынок.

Поразительно, но веки вновь налились свинцовой тяжестью. Гард сопротивлялся.

Боюсь, эта штука меня убьет, мысленно обратился Гарденер к старику в надежде, что тот поспешит возразить. Но Хиллман безмолвствовал, грустно глядя на Гарда единственным целым глазом, и лишь мерный звук работающего оборудования нарушал тишину. Склисс-склисс-склисс.

Да, может и убить, и он прекрасно об этом знает.

Снаружи доносился приглушенный рев свирепствующего пожара.

Противное порхание вокруг мыслей вдруг прекратилось. Мотыльки улетели прочь.

С большой неохотой Гард сунул пуговку в ухо.

Теперь можно успокоиться. Кайл с Хейзел переглянулись, и было в их взгляде что-то на удивление человеческое. Так бывает, когда вопреки ожиданиям происходит нечто неправдоподобно хорошее.

Дэвид Браун? Ты тоже это…

да услышала он пытается спасти мальца и

вернуть его обратно

домой с Альтаир-4

И тут, на миг перекрыв все прочие мысли, в сети раздался громогласный голос Дика Эллисона, полный ликования и злорадного триумфа:

Ага! Я ЗНАЛ, что мальчишка еще пригодится!

Сначала Гард ничего не почувствовал. Немного даже успокоился – благо принятая доза валиума упорно брала свое. И тут вдруг грянуло, протаранило голову, чуть в щепки не разлетелась.

– Ой, нет! – заорал он. Руки взметнулись к вискам, он стал колотить по голове. – Не надо, убери это, как больно!

Плыви с ним, сынок, плыви в потоке!

– Не могу, я не могу! БОЖЕ, УБЕРИ ЭТО СКОРЕЕ!

Боль была адской. В сравнении с ней боль в раздробленной лодыжке казалась комариным укусом. Он смутно ощущал, что хлынуло из носа и рот переполнен кровью.

ПЛЫВИ В ПОТОКЕ, СЫНОК!

Боль немного отступила. На смену ей пришло другое чувство. И оно наводило страх. Жуткое, страшное чувство.

Когда-то давным-давно, еще в студенчестве, он выступал от своего кампуса на конкурсе едоков. Каждый кампус выставлял своего кандидата. Всего их было шесть. Гард защищал честь клуба «Дельта-Тау-Дельта». Запихнув в себя шестой бигмак, он вдруг почувствовал, что больше ничего не лезет, что он надут до предела, еще чуть-чуть – и лопнет. Будто внутри него сидит огромный дирижабль, и носить его надо с особой осторожностью. Казалось, в голове красной лампочкой пульсирует сигнал тревоги: по экстренному вызову задействовано множество систем организма, и все они пытаются кое-как справиться с диким количеством мяса, хлеба и соуса, которое столь безрассудно направил туда хозяин. Его не вырвало, и не оставалось ничего другого, как стоически переносить это на ногах. И он ходил медленной неверной походкой, стараясь не лопнуть от натуги. Несколько часов он чувствовал себя если не Твидлдумом, так Твидлди точно. Желудок был натянут донельзя, казалось, только ткни – взорвется к чертям.

Теперь то же самое творилось с его головой. Гард понимал, что находится на грани смерти, балансирует на лезвии бритвы. Так, наверное, чувствует себя циркач без страховки, летающий с трапеции на трапецию, который понимает, что от гибели его отделяет лишь шаг. И все же было здесь что-то еще. К осознанию риска примешивалось новое, странное и ни с чем не сравнимое чувство. Чувство переполненности и восторга. Впервые Гард немножко проникся сутью томминокеров, стал понимать, что ими движет, что подстегивает в неумолимом стремлении вперед.

Боль хоть и не отступила, но немного уменьшилась, и, несмотря на чувство предельной наполненности, он ликовал. Он насытился энергией до предела, словно принял чрезвычайно сильный наркотик и теперь, как мощный «крайслер», заправленный под завязку, на холостых оборотах газовал, чтобы, взвизгнув резиной, сорваться с места.

И куда же сорваться?

А никуда. Куда угодно.

Хоть к звездам.

Ты пропадаешь, сынок.

Старик. Его голос был на удивление слаб, и Гард спустился с небес, решив вернуться к текущей задаче. Ему предстоит сдвинуть очередной комод. Ощущение это было, конечно, прекрасно, но он чувствовал себя подлецом и вором. Он заставил себя вспомнить увиденное на корабле. Сухие истлевшие тела цвета бурой листвы, прикованные к гамакам галерные рабы. Сейчас он пожирал энергию старика – тот питал его, теряя силы. Гард был вампиром, сосущим чужую кровь. Глядишь, так и навсегда застрянешь в этом состоянии. Не боишься им уподобиться?

Гард направил старику отчетливую мысль: я с тобой, тягловая лошадка.

Эв Хиллман закрыл единственный здоровый глаз в немом облегчении. Гарденер повернулся к экрану, деловито прижав к уху ладонь. Сейчас он был похож на телерепортера в прямом эфире, который внимательно слушает вопрос ведущего из студии.

В замкнутом пространстве сарая вновь замигали огни.

Слушайте!

И все прислушались. Все до единого. У них образовалось что-то наподобие селекторной связи, которая расходилась от центра по радиальной, во все концы. Сам же центр располагался примерно в паре миль от неприметного облачка дыма, зависшего над лесом. Все находились на связи и внимательно слушали. У них не было настоящей общины. Случайным именем назывались межзвездные скитальцы, странники без царя, цыгане без барона. И все же в трудную минуту – как, скажем, теперь, когда они находились на стадии регенерации и были чрезвычайно уязвимы, томминокеры предпочитали прислушиваться к голосам тех, кто прошел более высокую очистку, томминокерам «высшей пробы». Тем, кого Гарденер называл «сарайщиками».