Лора Белоиван - Новая кофейная книга (сборник)

Вы не встречаетесь. Ты возвращаешься домой. Разочарование отсутствием встречи. Разочарование от того, как механизмы двигаются, но не проворачивают друг друга, телесное ощущение того, что ничего не случается, ничего никогда не происходит, кроме автоматического автореферата «механическое письмо как изнанка путинского режима», который ты даже не начинаешь, потому что письма настолько механично, что уже не пробивает само себя на слезу. Утренние выделения, как смазка (в инженерном смысле) и принуждение к гигиене.

Алистер Кроули советовал бросить курить как упражнение на дисциплину. Отпустить на время, чтобы остаточная энергия наполнила собой желание. Ты подводишь теорию задним числом, но – два, три или больше лет ты не варил кофе и только цветные стаканчики. А когда-то она сказала, что если смешать две таблетки фенобарбитала, кровь из вены и обычный растворимый кофе, а потом пропустить его через битое стекло, вобравшее в себя память Другого – сепсис речи можно повернуть вспять. Она сказала это так же, как рассказывала, что транслирует свой образ в его простату по утрам, и поэтому однажды – то есть скоро – он вернется. Она всегда говорила не то, дорогой чего следует идти, но в какой-то момент ничего не остается, кроме вязких углов души, темного перекрытия, отделяющего до и после, а также – чего-то еще, что с грустью ввинчивается все глубже и глубже, так что тебе уже не страшна венозная кровь. То, что должно сходить на нет, в тебе нарастало, и на очередном изгибе ты решил, что должен сообщить о своих чувствах – в письменном ненасильственном виде

Почти утро, но небо еще черное, когда ты режешь руку от мягкой неопределенности вены в сторону запястья, и пускаешь поток в плохо сваренный кофе. Ты проливаешь кровь, распавшиеся от кипятка таблетки и плохо сваренный кофе через битое стекло банки, проехавшей 204 километра (туда и обратно) в твоей сумке. Пьешь и царапаешь горло, но не сильнее полностью ободранных ожиданий, несгущений, неслучившихся текстов, самоуничтожающихся пророчеств из печенья и любви с диафрагмой кулака. Тебя тошнит от приключения, от того, что у тебя есть причины (заблуждение о причинах) совершать приключение, но не от вкуса кофе, крови и стекла. С чистой заготовленной почты ты пишешь:

Здравствуй,

я…………………………………………………………………………………..

…………………………………………………………………………………….

…………………………………………………………………………………….

…………………………………………………………………………………….

…………………………………………………………………………………….

…………………………………………………………………………………….

…………………………………………………………………………………….

…………………………………………………………………………………….

…………………………………………………………………………………….

……………………………………………………………..

Твое письмо работает в отдалении от сгустков, вдали от берега, вдали от источника твоей власти. Она сказала, что обязательно добавлять собственную кровь, потому что нужно перезапустить мозг, протереть ветровое стекло; нужно заставить думать его о том, о чем ты и так постоянно думаешь, но с новой скоростью. Это не магия, а психофизиология.

……………………………………………………………………………………..

……………………………………………………………………………………..

…………………………………………….. со всем уважением, я надеюсь………………………………………………………………………………….

………………………………………………………………………………………

……….

Отправляешь. Она сказала, что болезненность суставов, каждый день облокачивающихся на деревянную стойку, когда ты просишь латте в «Старбаксе», – участвуют в том, что ты не можешь написать искреннее любовное письмо. Именно это – потому что вообще-то труд работающих в кофейнях является эксплуатационным и жестоким – делает твою речь непрозрачной для адресата.

Это, а не что-то еще.

Еще она говорила, что купила через eBay воду, благословленную Далай Ламой, и вводит ее через пипетку во влагалище, чтобы умножить чувственность. Это не то, что ты хотел слышать. Но, сказала она, битое стекло с памятью Другого позволит тебе говорить не удобным для тебя методом, а той речью, которую готов слышать адресат. Она сказала, что кофе на крови и битом стекле давно используется продвинутыми политтехнологами в пропаганде. Нужно просто говорить то, что они хотят слышать, но это не всегда так просто. Стекло из Сибири, Урала, из Чечни везут по ночам, потому что так принято. Спичрайтеры пьют кофе на крови президента и на стекле русской земли. И, как видишь, – сказала она, – у них все получается. Просто попробуй. Хуже уже не будет.

Нет ничего хуже, чем – ты перечитываешь в трезвости – вслух сказать…………………………………………………………………………………..

……………………………………………………………………………………..

……………………………………………………………………………………..

………………………………………………………

Ты не знаешь, что будет дальше. Знаешь, что будет дальше. Ничего, отсутствие. Зияние речи, но речи не поцелуются взасос. Или он ответит тебе……………………………………………………………………………………….

……………………………………………………………………………………..

……………………………………………………………………………………..

……………………………………………………………………………………..

………………………..

И ты не знаешь, что с этим делать.

Попробуй транслировать свой образ в его простату, советует она. Или не останавливать разрезанных рук. Или не наступать ночь. Или стать работником невидимого ночного поезда, везущего сургутское стекло в Кремль. Или…

Комментарий составителя

Согласно подсчету так называемого «кофейного индекса», проведенного журналом «The Village», порция кофе американо в Москве обойдется вам в среднем в 170 рублей, в Хабаровске – 150, в Санкт-Петербурге – 130, в Иркутске – 118, в Уфе – 100, в Твери – 85, в Улан-Удэ – 60, а в Нижнем Тагиле – всего в 47 рублей 50 копеек; впрочем, исследователям удалось найти там всего два заведения, где подают кофе, остальные оказались рюмочными.

Три выстрела создали нашу семью.

Первый был произведен неподалеку от станции Касиновка Приднепровской железной дороги утром 12 июня 1922 года. Выстрел никому не предназначался, и пальца на курке никто не держал – если не считать скелета безымянного старшины (между ребер запали остатки истлевших погон). Скелет лежал в лесополосе между станцией и поселком; в его руке – вернее, в том, что осталось от той руки, – был револьвер. Оружие сдетонировало, когда рядом со скелетом рухнул сгнивший сук. Именно в этот момент вдоль лесополосы проезжал мой дед, Яков Ефимович Мельник, – он направлялся на станцию, чтобы, препоручив лошадь с повозкой поджидавшему там родственнику, сесть на поезд и уехать в Кременчуг – «На заработки», как объяснял он своим родителям, а на самом деле насовсем. Пуля попала ему в локоть, раздробив сустав. От боли и неожиданности он потерял сознание и свалился на дно повозки. Лошадь какое-то время плелась в сторону станции, но после остановилась и стала щипать траву у обочины. Ближе к вечеру она развернулась и отправилась назад, домой. Так мой дед не уехал тем летом в Кременчуг, не вышел на пахнувший дегтем, дождем и жженой резиной перрон, не отправился на извозчике на Европейскую улицу, где в коммунальной квартире проживал его дядя, бывший купец второй гильдии, а в тот период – истопник в ремесленном училище, не устроился работать сторожем в городскую больницу и не погиб месяц спустя при ограблении соседней с ней аптеки, не вовремя оказавшись там с поручением купить йода и бинтов.